Она попробовала сосиску. Через секунду вся упаковка исчезла. Фермона протянула руку: – Еще. – О, тебе понравилось? – Еще. Еще-еще-еще. – У меня в рюкзаке есть еще. – Тогда давай сюда рюкзак, – приказала она. – Рюкзак я оставлю себе. – Давай рюкзак, сказано тебе. – Сиди на месте. – Он мне смеет указывать в моей же пещере? Не потерплю! Она шагнула к Бену. Он быстро сунул руку в карман. Потом бросил оземь семечко и увидел пистолет со снотворным с приклеенной бумажкой. СТРЕЛЯЙ В СЕБЯ. Фермона приближалась. – Я слишком миндальничала с тобой. По-моему, нужно отобрать у тебя рюкзак с волшебной пищей, а потом все-таки тебя съесть. Бен схватил пистолет и направил его на себя в мышцы бедра. Фермона так поразилась, что даже замерла на месте. – Эй, ты что это там делаешь? Бен нажал на курок, и дротик из пистолета со свистом вонзился ему в бедро. Бен согнулся пополам и схватился за рану, кожа вокруг которой начала стремительно распухать. Внезапно он ощутил внутри такую полноту, словно проглотил гиппопотама. Пальцы начали удлиняться. Волосы на голове распрямились и вытянулись, словно выпущенные из катушки воздушного змея. Он чувствовал, как расширяются артерии, а конечности делаются толще и длиннее. Отек у него на бедре разошелся по всему телу, словно на него набросился осиный рой и яростно искусал во всех местах. Печень увеличилась. Голова – тоже. И гениталии. А он все рос, и рос, и рос, пока пол у него под ногами не отодвинулся на значительное расстояние. Когда он выпрямился, росту в нем было без малого восемь метров, а его одежда и рюкзак выросли вместе с ним. Фермона удивленно таращилась на него. – Силы небесные! – вскрикнула она. – По-моему, я все-таки ниже тебя, – ошалело произнес Бен. – ХА! Времени не оставалось, чтобы прийти в себя от потрясения, вызванного подобной трансформацией. Он полез в рюкзак и вытащил боевой пистолет, теперь такой огромный, что его было впору монтировать на линкоре. Фермона попятилась назад. – Это было ужасное недоразумение… – Я отдам тебе хот-доги, но взамен мне нужно покопаться в этой твоей куче. – Только если дашь слово никогда больше сюда не возвращаться. Обещаешь? Лжец из Бена был никудышный. Для вранья у него не было ни изобретательности, ни энергии. Он даже розыгрыши не очень любил, потому что вранье его быстро выматывало. Тони Уоттс мог врать без зазрения совести, особенно когда пришлось втирать полиции, что нет, он и не думал дразнить того пса. Бену для такого виртуозного вранья не хватало практики и навыков. Но тот случай произошел в прошлом, до того, как тропа похитила и ожесточила его. Гораздо легче лгать в мире, который, начнем с того, не кажется реальным. Возможно, Краб ошибался. Возможно, его тропа окажется не в точности такой же, как твоя. Возможно, тебе никогда не придется сюда возвращаться. Да, вот так. Это не выходит за рамки возможного. – Обещаю, – ответил он ей. – Хорошо. Теперь давай сюда эти коровьи тубы. Бен вытащил из рюкзака вторую упаковку хот-догов и бросил ее к ногам Фермоны. Теперь сосиски сделались размерами с бревна. От радости великанша захлопала в ладоши, как ребенок. – Забирай все что хочешь, – сказала она, – и вали прочь. Бен нагнулся к куче и принялся в ней рыться, прихватывая упакованные продукты, на которые великанша не обратила внимания, вместе с мешками песка и йодированной соли, теперь казавшимися ему маленькими, как подушки-думки. Пока он обследовал кучу, Фермона отведала похлебки из глиняного горшка. Он слышал, как она причмокивает, постанывая от удовольствия, и сплевывает случайно угодившие в варево кости. Его едва не вырвало на ковер, когда она закончила пировать и объявила: – Все! Он обернулся. Фермона вытирала рот рукавом. – Ты пропустил шикарную жратву, – произнесла она. – Поверю тебе на слово. Он вырвал из стены два факела и затушил их. – Эй! – крикнула она. – Я разрешила брать только из кучи. – Ты сказала: забирай все что хочешь. Я хочу эти факелы. – Тьфу! Дай тебе волю, ты меня из дому выживешь. Прямо как великан, возомнивший о себе, что может делать все, что захочет. – Я закончил. Клянусь. – А теперь выметайся. – Еще один вопрос… – Что, уже обратно слово берешь? – Ты когда-нибудь слышала о чудище по прозванию Ворис? Эти слова застали ее врасплох. – Откуда ты узнал это имя? – Из книги. Ты его знаешь? – В казематах, – начала она, – некоторые из найденных мною людей беспрестанно повторяли это имя – Ворис. Мне оно ни о чем не говорит. Однако им оно говорило об очень даже многом. Но потом я их съедала, и все их горести прекращались. – Выходит, ты не знаешь, кто такой Ворис? – Нет. Но бьюсь об заклад, ты все раскопаешь. О, как же забавно это будет. Мне почти хочется пойти вместе с тобой, чтобы увидеть твое лицо, когда это случится. – Но ты не пойдешь. – Нет, не пойду. Я именно там, где должна быть. Может, когда-нибудь ты найдешь себе местечко вроде этого. – Может, и найду. – А может, этот Ворис прикончит тебя и выпустит тебе кишки. Кто знает? – Да, спасибо за напутствие, Фермона. Прощай. – Прощай! Навсегда! Он закинул рюкзак на плечо и направился обратно по горному тоннелю. Назад к замку по тропе, которая однажды вернется к этой самой горе. Но сперва его ожидал Ворис. Глава двадцатая. Замок Он шагал между изгородями из жердей, и на этот раз из-за его роста путь выдался значительно короче. Лошади у его ног походили на белок. Да и сама земля сделалась какой-то пружинистой. Неудивительно, что Фермона всегда пребывала в таком веселом настроении. Ощущать себя великаном – это просто фантастически. На обратном пути дом так и не появился, позволив Бену хотя бы на время отвлечься от мыслей о семье. Тоска и страдания сейчас ничем не помогут. Ему придется вести себя как журналисту, попавшему на фронт, туда, где нужно наблюдать, но не становиться частью происходящего. Возможно, это ему удастся, если он отнесется к своему положению как наблюдающий интересные симптомы врач, если станет вести себя так, будто послан сюда с каким-то заданием. Держи дистанцию. Анализируй, отстранись, отбрось эмоции. Постоянно чем-то занимайся, и бремя времени сделается легче. Но отстраненное и аналитическое мышление дадутся ему не так-то просто. Эмоциональное потрясение потихоньку спадало, и от этого еще яснее проступал весь ужас ситуации. Ему оставалось идти так много лет, что сама мысль об этом угнетала его, словно свинцовые вериги. Он не переставал размышлять о последних ужасных воплях жертв Фермоны, некоторые выкрикивали имя чудища из высившегося впереди на тропе замка. Возможно, они тоже заблудились на тропе, и Ворис был ожидавшей их судьбой. Возможно, Ворис и есть Постановщик, и тропа поставляет ему жертв. «Глаза совершенно черные, за исключением зрачков, через которые Ворис способен излучать свет, достаточно яркий для того, чтобы прожечь насквозь практически любое живое существо». Подойдя поближе к замку, Бен почувствовал какой-то металлический запах. Одна из крохотных диких лошадей подскакала к забору и поглядела на него из-за изгороди. Изо рта у нее стекала струйка крови. Бен запустил руку в рюкзак и погладил пистолет. Он прошел мимо жеребца и быстро направился к началу извилистой, изгибающейся кверху дороги, ведущей к темному замку. Между обрывом скалистого утеса, где стоял Бен, и массивными воротами замка пролегал ров глубиной метров тридцать. Вода в нем была кроваво-красного цвета, как и в лежавшем неподалеку пруду. Стая лиловых лебедей кружила надо рвом, кровь смачивала их перья, окрашивая черным. В воздухе сильно пахло железом. Бен приладил рюкзак повыше на плечо и зашагал вверх по дороге, остановившись на полпути, чтобы присесть и отдохнуть, болтая ногами над каменной аркой. Сиреневые лебеди пролетали под аркой и ныряли в кровь, выныривали и становились ржаво-коричневого цвета. Впереди дорога заканчивалась огромным проемом и поднятым тяжелым разводным мостом, преграждавшим вход в замок с этой стороны. Бен обхватил голову руками и с силой протер глаза, словно в радужные оболочки попали осколки стекла. Тело его изменилось. Через несколько лет он окажется в другом, измененном облике, возможно, за этот период пережив множество трансформаций. Не существовало ни малейшей гарантии, что в итоге он вернется к своим нормальным размерам, нормальным пропорциям и к своему нормальному «я». Может, существовало некое колесо судьбы с пришпиленной в центре тупой головой, а все эти вероятные виды обликов были наскоро прикреплены вокруг нее. И Кто-то Наверху вращал его через случайные промежутки времени, просто чтобы в свое удовольствие полюбоваться, как Бен помимо воли становится великаном, крабом, кентавром, посудомойщиком или ломтем хлеба. В том краю не существовало ничего постоянного, включая его самого.