Изо всех сил стараясь не шуметь, он вылез из машины с коробкой пиццы в руке и захлопнул дверцу. Потом на крыльцо. Входная дверь не заперта. Дом тихий и темный. Наверное, она была наверху. Он надеялся, что она что-нибудь съела, а не легла спать голодной. Он положил пиццу в холодильник, криво засунув ее, чтобы она поместилась. Идти наверх или нет? А что он ей скажет? Мне жаль. Я не знал, что это произойдет. Он отвесил ремарку. Какую ремарку? Он сказал, что это комплимент. Я так не считаю. Какая разница, что он говорит? Почему тебе вообще не плевать? Я не знаю. Ты думаешь, что я с ним трахалась, вот почему. Это не важно. А ты что, никого не трахал? Пожалуйста, не надо. Думаешь, ты первый меня трахаешь? Сколько тебе лет, шестнадцать? Пожалуйста, хватит повторять это слово. Хочешь, чтобы я тебе перечислила всех, с кем я трахалась? Этого ты хочешь? Присаживайся поудобнее, я перечислю тебе всех до одного. А может, все будет не так? Может, она заплачет? Нет, она не станет плакать. У нее есть право быть злой. Я боюсь, что превращаюсь в отца, – скажет он. Бога ради, Райан. Повзрослей. Ключи от фургона лежали на комоде. Он взял их и потряс ими в руке. Ладно, он тоже может пойти спать голодным. Глава восемьдесят третья Серый свет проникал в окно. 05:17. В фургоне уже становилось жарко и душно. Ему следовало бы открыть окно над кроватью, но теперь уже слишком поздно. Спать было невозможно. То, что он боялся встретиться с ней лицом к лицу, было почти смешно. Но в том, что ему было стыдно от самого себя, ничего смешного не было. Он подвел ее, и это главное. Он не был тем человеком, кем она его себе представляла. Он всегда знал правду, а теперь знает и она. Он попытался вспомнить что-то из однажды им прочитанного, что-то о способности человека к саморефлексии – то, чего нет у животных. В отличие от животных мы обладаем способностью остановиться, подумать, отбросить низменные желания или импульсы. За последние десять с лишним лет он не особо рефлексировал. Огромное количество размышлений за год до этого сломало всю систему. Он выбрал менее болезненную тактику и похоронил все желания, все импульсы глубоко в своем горе. Он разрешал себе рефлексировать только при исполнении служебных обязанностей. Все по делу, ничего личного. Утром он выпивал кофе и погружался в рутину, шел на работу, потом возвращался домой. Там ел сэндвич, выпивал пару баночек пива, а потом и три-четыре порции виски, пока телевизор его не усыплял. К черту все эти системы! Кому нужна саморефлексия, когда сломалась материнская плата? Теперь же он насаморефлексировал целую бурю, смотрясь в кривое зеркало, которое сам себе создал. Ему нужно было чем-то заняться. Закрыть одеялом зеркало, пока он не сошел с ума от того, что пытается в нем разглядеть. Может, дать Джейми время решить, что она сейчас чувствует, стоил ли он всего этого хаоса или нет. Дать себе время разобраться в себе самом. «Иди найди Вирджила, – подумал он. – Покажи ей, что все-таки чего-то стоишь. Но не только ради нее. Ради семи девушек. И давай начистоту: и ради себя самого. Что ж, ладно. Либо приведи в порядок всю эту ситуацию в Абердине, либо признай поражение и уходи, зная, что сделал все возможное. Или, во всяком случае, попытался. А затем, так или иначе, один или с Джейми – Господи, пожалуйста, с Джейми – убирайся отсюда к чертовой матери». Глава восемьдесят четвертая Солнце едва показалось из-за деревьев, но было уже достаточно высоко. Его резкие лучи уже жгли глаза Демарко, когда он пересекал залив Уэст-Форк в Мэйфилде. Через несколько миль он повернул на восток, к Поттсвиллу, и ему пришлось надеть солнцезащитные очки. Вскоре навигатор на телефоне сообщил ему, что он должен еще раз повернуть налево через одну милю. По обе стороны от дороги лежали широкие зеленые поля кукурузы и больше ничего. – Через четверть мили поверните налево, – сказал навигатор. Все еще ничего, кроме кукурузы. Акр за акром, она росла так высоко, что за ней почти ничего не видно. Только когда он подъехал совсем близко, из моря кукурузы показалось небольшое строение – деревянная широкая рама, словно окно без стекол, выходящее на дорогу. На прилавке под «окном» выстроились в ряд маленькие коробки с большими помидорами, огурцами, кабачками и другими овощами. Девочка-подросток в маленькой синей шляпке стояла позади коробок и расставляла их в идеальном порядке. – Поверните налево, – сказал навигатор. – Поверните налево. Сразу за придорожной стойкой перпендикулярно шоссе тянулась длинная грязная тропинка. Демарко не заметил бы ее, если бы не темно-синий пикап с открытой задней дверцей, припаркованный рядом с пересечением тропинки и шоссе. Женщина средних лет в длинном синем платье и узкой шляпке вынимала из машины коробку зеленых и красных сладких перцев. Бородатый мужчина в мешковатых джинсах, синей рабочей рубашке и желтой соломенной шляпе стоял и наблюдал за этим, затем захлопнул заднюю дверцу и забрался в грузовик. Он уже отъезжал, исчезая в кукурузе, как раз в тот момент, когда Демарко свернул на обочину. Он опустил стекло. – А это, случайно, был не Уолтер Стампнер? – крикнул он женщине. Она глянула на него, а затем продолжила идти к стойке, куда и поставила коробку. Демарко выбрался из машины, подошел к ней и широко улыбнулся. – Доброе утро, – сказал он. – Тот мужчина, который только что уехал. Это был Уолтер Стампнер? Женщина не обратила на него никакого внимания, а девочка уставилась. Демарко попробовал подойти с другой стороны. – Эти помидоры выглядят чудесно, – сказал он и взял один размером с его кулак. – Почем они? – Полтора доллара за два, – ответила девочка. Он вытащил две купюры из кармана и отдал их ей. – Я отдам вам огурец за пятьдесят центов, – сказала она. – Идет, – улыбнулся он. После этого женщина повернулась к нему: – Зачем это вам мистер Стампнер в такую рань? – У меня есть пара вопросов, – сказал он. Она посмотрела его домик на колесах. – Вы на такой штуковине по тропинке не проедете. Только если не хотите там застрять. – Я не против пройтись, – сказал он ей. – Мне бы не помешали упражнения. – Если вам нужно обрезать дерево, – сказала она ему, – то он этим до осени заниматься не будет. Оставьте мне ваш телефон, и он вам сегодня вечером позвонит. – Нет, дело не в этом, – сказал он. – Я хочу поговорить о его брате. Вирджиле. Она смотрела на него какое-то время с непроницаемым лицом, затем повернулась к девочке и протянула руку с раскрытой ладонью. Девочка залезла в карман фартука, достала телефон и протянула его через стойку. Не говоря ни слова, женщина подошла к задней части прилавка и пропала за кукурузой. – Она вернется? – улыбнулся девочке Демарко. Девочка ухмыльнулась, ее ясно-голубые глаза горели жизнью. – Она ему звонит. – Я думал, что амиши не пользуются такими вещами, как телефоны и пикапы. – Мы меннониты, – сказала девочка. – А вы откуда? – Пока что я живу в Абердине. Но вообще-то я из Пенсильвании. – А мы были в Ланкастере, – сказала она ему. – Это почти соседний штат. Тебе там понравилось? – Там много людей, – сказала она. – Но да, мне понравилось. Хотя я бы не захотела там жить. – Я тебя не виню. Здесь ужасно красиво.