– Ты и не должен. – Наши вертолеты освещали небо, как рождественскую елку, – сказал он ей. – Это и было на Рождество. В полночь рождественской ночи. Ракеты и бомбы падали так же часто, как снежинки. Три дня они сжигали целые кварталы и убивали все, что двигалось. И все для того, чтобы избавиться от Норьеги. Тогда он уже много лет получал чеки от ЦРУ, но передумал сотрудничать. И знал слишком много. – О ЦРУ? – И о том, почему мы там. Даже я этого не знал. Я понял только много лет спустя. – Ты был солдатом. Делал то, что тебе приказали. – Мы использовали огнеметы, – сказал он. – Потом бросали тела в ямы и закапывали. Они просто таяли, когда ударяло пламя. Их лица, имена, семьи… все. Четыре тысячи градусов по Фаренгейту. Все просто растаяло в земле. К тому времени, как он закончил, она дрожала. На его коже она тоже чувствовала мурашки. Она обняла его крепче, сильнее прижалась к нему. – Наверное, для тебя это было ужасно, – сказала она. – Но малыш… Она осеклась, раздумывая, что сказать дальше. Как с помощью простых слов можно потушить пожар? – Я знаю, это трудно понять. То, почему все происходит именно так, – прошептала она, сжав вокруг него руки. – Но знаешь, что понять совсем не трудно? – спросила она. – И никогда не будет? – Что? – спросил он таким же хриплым голосом, как и у нее, будто в его горле застрял ком. – То, что чувствует к тебе мое сердце. А твое – ко мне. Это нечто прекрасное и полное света. И ничто там во тьме этого не изменит. Он кивнул, но не сдвинулся с места. Где-то во тьме просигналила машина, залаяла собака. Через какое-то время жалобный козодой издал свой клич – короткий, резкий свист, а затем длинная, медленно затихающая трель. – Теперь мы можем вернуться в кровать? – спросила Джейми, водя руками по его груди. Через какое-то время он обернулся и улыбнулся. Положил руки на ее плечи и мягко развернул ее. И последовал за ней вверх по лестнице в темноту. Глава сто тридцать восьмая Он поспал совсем недолго, а потом снова проснулся. Его ноги просто не лежали на месте, и после того, как он несколько раз согнул и разогнул их, он оставил попытки снова уснуть и поднялся с постели. Ему нужно было с кем-то поговорить. Ему нужна была новая информация. Такая, какую не мог предоставить ни один министр или советник. Он тихонько оделся и на цыпочках вышел из комнаты, оставив там и костыль, и трость. Внизу он прополоскал рот в раковине на кухне. Он хотел кофе, но не так сильно, как нечто другого. Десять минут спустя он стоял на тротуаре перед домом Розмари Туми – этакая неподвижная фигура в сером предрассветном сумраке. Утро пахло влажной травой, деревьями, клетрой и затхлой влажностью уходящей ночи. Он нажал кнопку сбоку телефона и посмотрел на светящийся экран. 05:49. Это было слишком рано для визита? «Старики рано встают, – сказал он себе. – Или спят допоздна». В первый раз в жизни он не мог принять решения. И тут входная дверь распахнулась. Розмари стояла босая в пушистом розовом халате. – Хотите зайти? – спросила она. И после того, как он кивнул, пригласила: – Ну тогда заходите. Глава сто тридцать девятая Она усадила его на диван – его левая нога была вытянута под кофейным столиком – спиной к широкому окну. Шторы были открыты, но тюль задернут, поэтому на него падал лишь слабый свет. – Я могу сварить вам кофе, – сказала она ему, но ее голос был столь же приглушенным, как и свет. Он отрицательно покачал головой: – Простите, что так вот к вам врываюсь. Она села в мягкое кресло справа от него, между ними стоял маленький столик с лампой. – Просто скажите то, ради чего вы сюда пришли. Он попытался собрать мысли в кучку. – Вы помните, в нашу первую встречу?.. Вы сказали, что кто-то пытается привлечь мое внимание. – Я помню, – сказала она. – Я думаю, возможно… возможно, это произошло. Она ждала, пока он скажет что-то еще, но он лишь продолжал на нее смотреть, низко опустив подбородок и нахмурив лоб. Тогда она открыла ящичек в конце стола и достала оттуда бархатный мешочек винного оттенка. – Вы хотите, чтобы я снова разложила вам карты? – Я не знаю, – сказал он. – Не думаю. – Тогда зачем вы сюда пришли, сержант? – Не знаю, верю ли я во все это. Не знаю даже, хочу ли я в это верить. – А вы верите, что у вашего сына есть душа? – Вам Джейми об этом рассказала? О моем сыне? Она улыбнулась, но без всякой застенчивости. – Она рассказала своей бабушке, а Лоис рассказала мне. Она так хотела с вами встретиться. Вы бы с ней поладили, я в этом уверена. Он кивнул. И потом почувствовал, как его мысли снова разбегаются, как будто дикий ритм его сердца отпугивает их. – Так что? – спросила она. – Мэм? – Вы верите, что у вашего сына есть душа? Вы должны. Иначе зачем вам сидеть у его могилы каждое воскресенье? – Это вы тоже от Лоис узнали? – Или от мамы Джейми, – улыбнулась она. Полминуты протекли в тишине. – Это нормально, – сказала она ему. – Вы чувствуете, будто мы нарушаем ваше личное пространство. Но это нормально. Мы не должны жить в изоляции, понимаете? Когда Демарко снова поднял на нее взгляд, она выкладывала карты Таро на краю кофейного столика. – Мне хотелось думать, что, возможно, он как-то меня видит, – сказал он, – то, как я сижу рядом с ним. Хотелось, чтобы он знал, как сильно я по нему скучаю. Как мне жаль за то, что случилось. Он смотрел, как в три ряда выстраиваются карты. Смотрел, как она их изучает. Она дотронулась указательным пальцем до центральной карты. – У вас что-то изменилось. Где вы были? Его грудь заболела. В голове так и роились мысли. – Он был старше. Я не был уверен. И я не понял, что он сказал. – Вы имеете в виду, что он пришел к вам? Демарко кивнул. – Во сне? – Не знаю. Это должен был быть сон. Но я не смог услышать, что он мне говорил. Все было нечетким. А потом, в другом сне, он и вовсе молчал. – Язык духа, – сказала она ему, – это символ и метафора. Он никогда не сообщает напрямую. Поэтому вы должны найти смысл в том, что вы чувствовали. Именно это важно. Что вы чувствовали, когда увидели его? Демарко помотал туда-сюда головой. Некоторые вещи слишком личные. Он всегда прятал свое горе и свою вину. А теперь и прекрасную грусть от встречи с его сыном. Радость, болезненную утрату. Никто больше не должен был нести эту ношу.