И все остальное, все другие. Визит его отца. Хьюстона. И те тонкие девчачьи руки на его плечах и спине, они не толкали, а скорее подбадривали, направляли. Ничто из этого не было пугающим. Не было нежеланным. – Но почему там? – спросил он. – Почему не все те разы, когда я был дома? – Где это все произошло? Он не ответил, а лишь прищурившись смотрел на карты. – Он там, где вы, дорогой. Надо лишь помолчать и прислушаться. Демарко опустил голову и прижал кончики пальцев к краю глаз. Он шмыгнул носом, его дыхание было быстрым и прерывистым. Он пытался никак не шевелиться, пока по его рукам текли слезы. – Райан? – сказала она, а потом, помолчав, добавила: – Мы же можем перейти на «ты»? Он кивнул. – Я на сколько… на тридцать лет старше? – Чуть меньше, – сказал он. – Даже если так… мы оба перенесли много боли в жизни. Нет людей нашего возраста, которые бы не страдали от боли. Ты согласен? – Согласен, – сказал он. – Но, к счастью, с возрастом эту боль выносить становится легче. Мы можем с ней жить. Просто потому что обязаны. Когда мы молоды, все такое новое. Все плохое кажется нам катастрофой, концом света. Но мы взрослеем… мы переносим все больше потерь… больше горя. И, если повезет, мы понимаем, что нет ничего такого, чего бы мы не смогли вынести. После этого она переместила руку, коснулась пальцем карты в третьем ряду. – И если очень повезет, то мы понимаем, что даже смерть можно преодолеть. Это всего лишь очередное препятствие. Очередной холм, на который надо взобраться. – Затем она замолчала и нагнулась ближе, а когда заговорила снова, ее голос едва ли был громче шепота. – Вы понимаете, о чем я говорю? – Думаю, да, – кивнул он. Она молча собрала карты и сложила их обратно в бархатный мешочек. Затем встала, подошла к гостю вплотную и положила маленькую хрупкую руку ему на плечо. – Оставайся здесь столько, сколько захочешь, – сказала она ему. – И приходи в любое время. После этого она вышла из комнаты, пока он уговаривал себя относиться к этому практично, быть реалистом. Но слезы продолжали капать и рыдания сотрясали его, и он признался себе, что жаждет другой реальности. Глава сто сороковая – Знаешь, как мы постоянно ссылаемся на бритву Оккама? – спросил он. Джейми только-только зашла на кухню, с едва ли открытыми глазами, на ее щеке еще не пропал след от подушки, на ней не было ничего кроме одной из его футболок. Сквозь окно она видела ясный свет утра, свет на кухне тоже горел. Демарко сидел за столом, разложив на нем свои записи по делу, перед ним лежал желтый блокнот, а на засохшем кофейном кольце – пустая чашка из-под кофе. Из его ноутбука доносилась музыка, но такая тихая, что она не могла ее опознать. Она глянула на него краем глаза перед тем, как достала кружку из шкафчика. – Кто? – спросила она. Кофейник был почти пустой. Когда она вытащила его из кофемашины, ей в нос ударил запах горелого кофе. – Копы, – ответил он. Она вылила остатки кофе себе в кружку и выключила машину. – Тебе нужно будет еще? Тогда он повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она стояла к нему спиной, всматриваясь в холодильник в поисках пакета миндального молока. Когда она повернулась, чтобы поставить кружку на стол и налить туда молока, он улыбался ей. – Что? – спросила она. – Наверное, я смогу смотреть на тебя такую каждое утро, и это все равно каждый раз будет в новинку. Она отодвинула несколько бумажек и села напротив. – Смотреть на меня сонную? – спросила она. – Ты знаешь, что сейчас только… – и она глянула на экранчик на бабушкиной духовке, – 07:34? Как давно ты не спишь? – Было чуть позже пяти. – И с тех пор ты выпил почти весь кофейник? – Я сварю тебе свежий, – сказал он. – Пока и это нормально. Три четверти молока к одной четверти кофейного осадка. Тебе бы рецепты в «Старбакс» писать. Он продолжал улыбаться, глядя, как она пьет из кружки, как вздымается и опускается ее грудь, когда она дышит, как ее веки остаются почти закрытыми, как ее лицо все еще сохранило мягкость после сна. – В такие вот моменты, – сказал он, – я мечтаю быть поэтом. – Можно на онлайн-курсы записаться, – предложила она. – Так что там с бритвой Оккама? – Тут творится какая-то странная хренота, – сказал он, постучав пальцем по блокноту. – Хренота? – спросила она. – Ты только что придумал новое слово? – Мне кажется, его придумала Эми Уайнхаус. – Ты фанат Эми Уайнхаус? – вскинула брови она. – У нее был огромный талант. – Вы никогда не перестаете меня удивлять, сержант, – она откинулась на своем стуле. – Нет во мне ничего удивительного, – сказал он ей. – Просто отброс из трейлерного городка в Янгстауне. Ей казалось, что ее сердце вот-вот разобьется. Она протянула руку, чтобы положить ее поверх его. – Для тебя отброс, а для кое-кого сокровище, – сказала она. Он встал, подошел к ней, наклонился и поцеловал ее в макушку. Затем отвернулся и занялся кофе – вытащил использованный фильтр и поставил новый. Она еще хлебнула кофе и затем напомнила: – Бритва Оккама? – Это дело, – сказал он ей. – Бритва Оккама сюда не подходит. Тогда какова будет полная противоположность? – Ну… полной противоположностью самого простого ответа будет самый сложный и запутанный. – Самый замысловатый? – уточнил он, наливая в кофемашину холодной воды. – Ну да. Почему бы и нет. – И что тогда у нас будет вместо бритвы? Нужна какая-нибудь хорошая метафора для чего-то замысловатого и непредсказуемого. – Ты правда ждешь сейчас от меня каких-то идей? – Ты сможешь, – сказал он ей. Он долил воду, закрыл крышечку и нажал на кнопку. Затем вернулся к своему месту. – Как тебе «лента Мёбиуса»? – спросила она. – Идеально. Потому что у нас здесь именно это. Идеально описывает это дело. Она наклонилась вперед, чтобы бегло пробежаться по разбросанным перед ней бумагам. Затем она потянулась к его блокноту, подвинула его в свою сторону и перевернула его к себе лицом. – А ты времени зря не терял. – Да я только даты накидал. И мне кажется, я начинаю видеть кое-какую связь. Но еще я выпил слишком много кофе, поэтому возможно, это все из-за туннельного зрения. Она провела пальцем по списку дат. – Ты в этом уверен? – спросила она. – Первая жертва исчезла меньше чем через год после приезда Фридла в Абердин? – Он сам мне это сказал. Дату своего приезда, в смысле. И в ту же дату к нему устроился Тодд Берл. – Обалдеть, – сказала она. – Это ведь значит, что… твою-то налево… да?