— Как же именно он его совершил? — с озадаченным видом спросил Орлов. — Согласно моей версии, вчерашним днем к нему приехал в гости его родственник Береженников. Они выпили, вечером легли спать, а утром попойку продолжили. В ходе этого импровизированного банкета между ними произошла ссора. Игеров нанес удар Береженникову по голове, но не рассчитал силу, и тот умер на месте. — Это он сам подтвердил? — с каким-то непонятным подтекстом уточнил Петр. — Понятное дело! Когда я припер его фактами, ему ничего не оставалось, кроме как сделать чистосердечное признание. Вот оно! — Бубошкин с торжествующим видом достал из тоненькой папки исписанный лист бумаги. — Ну-ка, ну-ка. — Орлов взял бумагу и быстро пробежал взглядом по тексту. — Да, очень любопытно. А орудие убийства уже обнаружено? И самое главное, куда он дел тело родственника, убитого им? — Генерал с какой-то непонятной хмурой гримасой рассматривал стажера. Тот помялся и заявил: — Труп мы с ним искали в соседнем сквере. Он сказал, что закопал его под березой, но очень нервничал, вот и забыл, под какой именно. — Блин! — Лев Иванович сокрушенно покрутил головой. — Прямо как у юмориста Александра Иванова. Был такой когда-то. Волк прислонился к березе и дал дуба! Трындец! Стас закрыл лицо ладонями, со стоном поспешно отвернулся и затрясся от беззвучного хохота. Гуров сохранял видимую серьезность и невозмутимость, но и его глаза блестели как-то по-особенному. Один лишь Петр был угрюм и мрачен. — Ну и где же он сейчас, этот подозреваемый? — со зловещей многозначительностью поинтересовался он у сникшего Бубошкина. — Он в КПЗ. Я его определил в обезьянник Топоровского отдела. Это на тот случай, чтобы преступник не сбежал, — совсем уже жалобно проблеял стажер. — Лев Иванович, Топоровский отдел тут совсем рядом, пять минут езды. — Орлов ткнул пальцем себе через плечо. — Сгоняй туда, отвези Игерова домой и извинись за действия этого гения сыска. — Добро! — сказал Лев Иванович, поднялся и направился к выходу. — Я, пожалуй, тоже пойду, — заявил Крячко, вытер невольно выступившие слезы и покинул кабинет настолько быстро, насколько позволяла саднящая коленка. Бубошкин, совсем уже деморализованный, пролепетал: — Мне тоже идти, товарищ генерал-лейтенант? — Посиди! — свирепо прорычал Петр, ткнув пальцем в стажера. — Я тебе сейчас очень популярно, доходчиво объясню, куда именно и зачем тебе идти! Гуров и в самом деле уже через пять минут затормозил перед зданием Топоровского отдела. Пройдя к дежурному, он показал ему удостоверение и пояснил, что прибыл за гражданином Романом Игеровым, задержанным совсем недавно. Тот пояснил, где именно находится арестант, и Лев Иванович прошел в КПЗ. Он вошел в помещение, пахнущее хлоркой, и увидел полицейских. Они стояли перед решеткой обезьянника и кого-то внимательно слушали. Из-за решетки доносился мужской голос, повествующий нечто очень занимательное: — Пироп — очень красивый, удивительный и загадочный драгоценный камень. По-гречески это слово означает «подобный огню». Этот минерал — силикат из группы гранатов. Встречается в кимберлитовых породах вместе с алмазами. Именно он служит указателем того, что где-то рядом можно найти алмазы. В древности люди верили, что этот камень обладает чудесными свойствами. Если воин брал его с собой, идя на битву, то пироп во время сражения удваивал его силы и ярость. Боец почти не чувствовал боли от ранений и выживал в самой лютой сече. Если этот камень находили влюбленные, то их чувства не увядали до самых последних дней жизни. — Простите, что перебиваю, — Гуров уловил паузу и поспешил вклиниться в ход этой лекции. — Мне нужен Игеров Роман Борисович. Один из полицейских, слушавших это повествование, оглянулся, уточнил, кто именно пришел за задержанным, достал из кармана ключи, открыл дверь обезьянника и объявил: — Игеров, на выход! Человек пять каких-то бродяг, выпивох и тому подобной публики, тоже зачарованно слушавших эту импровизированную лекцию по минералогии, издали недовольный гул. — Начальник! Ну что ж ты так не вовремя?! Оборвал на самом интересном месте, — пробасил заросший щетиной крупный тип лет около тридцати в заношенной ветровке и застиранной флотской тельняшке. — Академик! Благодарствую за лекцию! Все, мужики! Бросаю пить, пойду учиться на геолога! Выйдя из обезьянника, Игеров помахал рукой людям, оставшимся там, пожелал им удачи, вопросительно взглянул на Гурова и спросил: — И куда меня теперь? — Роман Борисович, от лица руководства главка угрозыска приношу извинения за безграмотные и беспардонные действия нашего сотрудника. Надеюсь, с сегодняшнего дня уже бывшего, — негромко, но внятно проговорил сыщик. — Если вы не против, то я могу прямо сейчас доставить вас домой. — Да, было бы не лишним, — согласился тот. Когда они шли к машине, Гуров поинтересовался обстоятельствами визита Бубошкина. Игеров негромко рассмеялся и тут же сокрушенно вздохнул. По его словам, визит стажера оказался сродни облаве или налету. Когда стажер позвонил в дверь квартиры, Роман Борисович подумал, что пришли коммунальщики, водопроводчики или электрики. Но он увидел перед собой сотрудника полиции в форме. Бубошкин так и не сменил ее на гражданскую одежду и был настроен более чем решительно. Поэтому ученый ощутил внутреннюю тревогу. Однажды он уже оказался в роли подозреваемого, хотя ничего плохого не сделал. Это случилось лет двадцать назад. Поздним осенним вечером Игеров возвращался с работы, подошел к своему дому и увидел тело женщины, распростертое на тротуаре. Он, человек отзывчивый, поспешил к ней, чтобы хоть как-то помочь, попытался поднять и вдруг понял, что она лежала в луже собственной крови. Роман Борисович кое-как вытер руки носовым платком и позвонил с ближайшего таксофона в милицию и «Скорую помощь». Медики приехали первыми. Они сразу же установили, что женщина уже мертва. Причиной смерти стали несколько ножевых ранений, нанесенных в грудь и шею. Игеров при свете фонаря рассмотрел ее лицо и узнал женщину. Это была его соседка по лестничной площадке, особа весьма скандальная, что называется, без царя в голове. Вскоре прибыла милиция. Хамоватый, совершенно бесцеремонный капитан, от которого попахивало водкой, с ходу начал раскручивать ученого на чистосердечное признание. Он спросил, знал ли гражданин Игеров эту женщину и какого рода были их взаимоотношения. Этот страж порядка получил правдивые ответы на свои вопросы и с ликованием констатировал, что все сложилось самым наилучшим образом. И знакомы были, и конфликтовали! Тем вечером домой Роман Игеров не вернулся. Ночевать ему пришлось в обезьяннике, где его сразу же начали прессовать на предмет получения признания в том, что это он убил ножом свою соседку из личной неприязни. Ученый на всю жизнь запомнил ощущение своей беспомощности и всевластия негодяя в погонах, для которого главным было не задержание настоящего убийцы, не поиск истины, а чисто формальное раскрытие преступления. Роману Игерову стоило немалых трудов не пасть духом и держаться до последнего. Благо менты вынуждены были принимать во внимание его социальный статус — как-никак научный работник! Поэтому выбивать из него признания кулаками не решились даже самые отмороженные из них. Но дело об убийстве соседки все равно ему шилось, пусть и белыми нитками. Поэтому, учитывая традиционно обвинительный уклон в принятии решений российскими судами, Игерову в любом случае светил немалый срок за умышленное убийство. Спасло Романа Борисовича от тюрьмы, можно сказать, чудо. Помог ему участковый, который его немного знал и не верил в то, что не слишком брутальный интеллигент может вооружиться ножом, подкараулить свою жертву, пусть и скандальную стерву, и нанести ей несколько смертельных ударов. Смущало его и то обстоятельство, что позвонил Игеров в милицию сразу, не отмыв руки от крови. Ведь если бы он и в самом деле был убийцей, то наверняка позаботился бы о том, чтобы они были чисты. Участковый начал искать орудие преступления и обнаружил его к концу следующего дня. На рукояти ножа криминалисты нашли отпечаток пальца, который был в базе данных и принадлежал конченому наркоману и отморозку, некоему Еремею Фюдцу по кличке Упырь, дважды судимому за убийства. Преступника тут же задержали. Игеров смог вернуться домой, правда, уже будучи душевно истощенным, с основательно расшатанной нервной системой. И вот он снова столкнулся с аналогом, можно даже сказать, с братом-близнецом того хама и формалиста капитана, который едва не упрятал его за решетку. Напор нынешнего визитера в форме тоже был запредельно жестким. Бубошкин вызывающим тоном задавал вопросы, самой интонацией подчеркивал, что он уже на все сто уверен в виновности Игерова. При этом стажер специально нагнетал нервозность, не давал ученому толком ответить на только что заданный вопрос. Сбитый с толку пожилой человек начал нервничать, у него даже закололо сердце. Он окончательно запутался в ответах на бесконечную череду вопросов, порой совершенно бестолковых. Потом ему пришлось с полчаса ходить с Бубошкиным по березовой аллее, где, как считал этот пинкертон, мог быть спрятан труп. Место захоронения найти не удалось, но Бубошкин и это расценил как бесспорный признак виновности подозреваемого. Он с ликованием объявил ученому, что задерживает его до выяснения, после чего отвез в ближайшее отделение полиции. Слушая повествование Игерова, Гуров внешне выглядел невозмутимым, хотя внутренне испытывал и неловкость, и негодование. Ну и тупицу же им подсунули! Это что за идиот с дубовыми мозгами? Да его и близко нельзя подпускать к службе в органах внутренних дел! Такому типу надо работать заплечных дел мастером в средневековой пыточной избе. — Лев Иванович, скажите, а что произошло с Николаем? — закончив свое повествование, спросил Игеров. — Из вопросов этого лейтенанта я понял, что с ним случилась какая-то беда. Гуров вкратце рассказал Игерову об исчезновении Береженникова и его поисках. — То есть существует большая вероятность того, что он убит или похищен? — с огорчением осведомился его собеседник. — К сожалению, этого мы пока не знаем. Сейчас занимаемся сбором информации, чтобы найти хоть какие-то зацепки. Кстати, вы не подскажете, куда мог бы податься Николай Романович, если бы ему самому вдруг захотелось где-то скрыться? И второй вопрос. С кем еще можно было бы поговорить на эту тему? — Если честно, то я затруднюсь дать ответ, — сказал Игеров и сокрушенно вздохнул. — Не представляю, что именно могло его побудить куда-то податься. Ведь мы с ним виделись не очень-то часто. Точнее сказать, совсем редко. Перезванивались не чаще раза в месяц, а то и в полгода. В основном по праздникам. Мол, привет — привет, как дела, как живы-здоровы? Вот и все. У нас еще и в Московской области была родня, в Давыдово и Кабаново. Но одни умерли, другие уехали. Связи оборвались. Адреса, по которым они проживали, могу вам дать. Вдруг кто-то там еще есть? — Хорошо, диктуйте, я запомню, — сказал Лев Иванович, не отрывая взгляда от дороги. Когда они подъехали к дому Игерова, сыщик еще раз извинился перед ним за действия Бубошкина, дал ему свою визитку и произнес: — Если вам вдруг что-то станет известно о Николае Романовиче, обязательно мне позвоните. Кстати! Если вдруг какой-нибудь дегенерат в погонах начнет бесчинствовать, звоните тоже. У меня с такими мерзавцами разговор короткий. Игеров поблагодарил Льва Ивановича за то, что тот так оперативно помог ему покинуть КПЗ, и добавил: — Знаете, я вам благодарен еще и за то, что вы помогли мне убедиться вот в чем. В полиции нормальных, порядочных людей многократно больше, чем патологических типов. А ваш номер, я думаю, мне пригодится. Я буду обзванивать всех тех людей, которые знали Николая. Если кто-то из них сообщит мне что-то дельное, обязательно передам вам. Вскоре Гуров вновь припарковался на ведомственной стоянке главка и сразу заметил, что авто Стаса там уже не было. По всей видимости, он все же решил отправиться домой и как следует подлечить там ушибленную ногу. Войдя в контору, Лев Иванович первым делом направился в информационный отдел, где, как и всегда, лишь монотонно шумели системники да часто-часто клацали клавиши. Начальник отдела майор Жаворонков оторвался от своего компьютера и выслушал целый перечень поручений Гурова. Сыщик попросил его составить список абонентов, с которыми вчера говорил Береженников. Кроме того, нужно было найти информацию по строительной компании «Маджек Билдер». Давно ли она появилась на строительном рынке столицы, кто хозяин, есть ли в отношении нее судебные иски? Запросил Лев Иванович и сведения по водителям, паркующимся на Сапожной. Прежде всего надо было выяснить, есть ли у кого-то из них судимость. Напоследок Гуров упомянул о бывшем директоре НИИ Пупрыгуше. Не было ли у него конфликтов с законом? Жаворонков потер лоб кончиками пальцев, устало вздохнул и осведомился, как скоро это будет нужно. Он пообещал собрать всю запрошенную информацию, но никак не раньше чем завтра к обеду. С работой, мол, и так полный завал. Лев Иванович согласился с тем, что этот срок вполне приемлем, и отправился к Орлову. Генерала он застал сидящим перед большущим плазменным экраном, висевшим на стене кабинета. Вид у него был напряженный, весьма озабоченный. В этот момент на ТВ шли столичные новости. Диктор повествовал о профессоре Береженникове, пропавшем без вести. Едва ли не весь экран занимала его фотография. — В СМИ информацию по Береженникову Жаворонков отправил? — спросил Петр, не поворачиваясь. — Да, — садясь в кресло, ответил Гуров. — Еще я ему поручил распечатать штук триста листовок о розыске человека, пропавшего без вести. Завтра надо будет кого-то организовать, чтобы их расклеили по Сапожной и в ее окрестностях. — А триста не маловато будет? — засомневался Орлов. — А всю Москву зачем обклеивать? — Лев Иванович пожал плечами. — Я так думаю, что если кто-то что-то и видел, то только где-то там, в районе Сапожной. Дальше похитители могли куда-то увезти его на машине. Ребят выделишь, чтобы завтра с утра занялись расклейкой? — Пару стажеров на часа полтора найду, — пообещал Петр. — Кстати, о стажерах. Расчехвостил я Бубошкина вдрызг. Он поклялся и побожился, что больше так не будет. Вот его на такие задания и станем посылать. Где топтуном, где расклейщиком. Гуров усмехнулся и заявил: — Теперь он для нас что-то наподобие чемодана без ручки. И оставить здесь — одна морока, и выгнать — тоже еще тот геморрой. Ладно уж, будем его использовать там, где он нанесет наименьший ущерб. Стас, я так понял, завтра болеет? — Куда там! — Орлов махнул рукой. — Сказал я ему насчет больничного, так он и слушать меня не пожелал. Так что, скорее всего, утром примчится в контору. На завтра планы у вас большие? — Да, довольно-таки солидные, — ответил Лев Иванович. — Надо будет прозондировать автолюбительскую среду на Сапожной. Пес Азарт привел нас туда, и там, на той их парковке, след оборвался. Это означает, что Береженников мог оттуда уехать. А с кем и куда? Я запомнил то место, где Азарт потерял след. Стало быть, завтра надо будет выяснить, кто вчера парковался там. Если у автовладельцев места парковки постоянные, то человека, с которым уехал Береженников, найти будет делом плевым. А если нет, то придется нам основательно поломать голову.