Перед сном боль в теле была уже полегче, почти выносимой, и на ночь она снова грелась в ванной, чтобы успокоить мышцы, и попросила Сурезу заварить какую-нибудь обезболивающую траву – вдруг поможет? – Это кора ивы, имбирь, куркума, крапива, – вдохновенно перечисляла Суреза, пока Ангелина подозрительно принюхивалась к вареву и размышляла, не испортит ли себе этим желудок, – полынь, валериана… Выпила, прислушалась к себе, легла. Боль притупилась, но никуда не ушла, с наслаждением терзая тело, а вот валерьянки, видимо, в питье добавили с лишком, потому что Ангелина бодрствовала, безразлично глядя в потолок и слушая пение птиц в саду, а мозг спал. Странное состояние оцепенения – будто под наркозом, но всё чувствуешь. И хочется подняться, снова пойти в ванну, чтобы дать передышку корчащемуся от перенагрузки организму, а никак. И злишься на себя за невозможность уступить даже в мелочи, и прислушиваешься к звукам в холле – там журчит фонтан, и никто не спешит открыть дверь и помочь ей. И уже думаешь встать, преодолевая слабость, и самой пойти просить о помощи. И оттягиваешь этот момент, сколько можешь, хотя по щекам катятся слезы, и зубы сжаты, и тело напряжено так, что еще чуть-чуть – и начнутся судороги. Сколько прошло времени, когда в холле раздался звук открываемой двери? Все-таки пришел. Она выдержала, а он нет. Наконец-то! Но шаги затихли у входа в спальню. Остановился. С закрытыми глазами принцесса видела мягкое голубоватое сияние его ауры и ждала. И чуть не разрыдалась в голос, когда сияние это стало удаляться. – Нории, подожди, – хрипло и едва слышно проговорила Ангелина. – Помоги мне. Пожалуйста. Она так и лежала с закрытыми глазами, когда кровать прогнулась под севшим на ее край драконом, когда он молча скинул покрывало и быстро прошелся руками по телу, принося успокоение. Никакой эротичности, но ей все равно было зябко и боязно. И дыхание сбивалось, и она старательно жмурилась, как маленькая, – смешно и страшно самой было от этого, – и только чуть вздрогнула, когда он погладил ее по голове, потянулся за покрывалом. И, когда она уже думала, что все закончилось, вдруг ощутила легкое касание прохладных губ на своем соске – быстрое, острое, непозволительное, – и застыла, слушая, как он встает и уходит. Сжалась на постели в комочек, натянула покрывало до подбородка и тихо застонала в подушку, вцепившись ногтями себе в бедро. Хотелось кричать, и выть, и крушить все вокруг. Он разрушил ее жизнь, разрушил ее саму, ее представление о себе, уверенность в том, что она может справиться с чем угодно, и этого теперь не изменить – не убежать, не уйти, потому что этот мужчина всегда будет с ней и в ней, где бы она ни находилась и как бы ни старалась забыть. Принцесса цеплялась за мысли о семье, но это не приносило спокойствия; ругала себя идиоткой, потерявшей понятие о чести и гордости, но ей было все равно; полыхала жаром, презирала себя, язвила: каково это – быть как все? Не выдержала, встала, зажгла свет в комнате и села дописывать письмо. «…Василина, сестренка, поздравляю тебя с днем рождения. Я обязательно поздравлю тебя лично, ждать осталось совсем немного. Я помню тебя совсем маленькой, да я и сама была ребенком, и мне было страшно любопытно, какой ты станешь, когда вырастешь. Ты выросла мудрой, моя сестричка, мудрости не хватает мне – кажется, вся она досталась тебе. И ты выросла цельной. Я пишу среди ночи, так что не пугайся некоторой сумбурности; мне тревожно, я очень скучаю. Сомневалась ли ты когда-нибудь в себе? Не помню такого. Ты всегда знала, чего хочешь и что правильно, и пусть это не казалось правильным мне – жизнь показала, что ты была права. Знаешь, меня в моей неизвестности успокаивает только то, что Мариан там с тобой, рядом. Он не допустит, не позволит случиться плохому, я уверена. Целуй племянников, у них замечательная мама. Целуй сестер и отца. Будете праздновать – знайте, что я мысленно с вами. Я вас очень люблю, хоть и редко это говорила – кажется, вообще никогда, – но, надеюсь, вы знаете это. Как мне плохо, Васюш, как тоскливо и непонятно…» Ангелина остановилась и старательно зачеркнула последнее предложение. Много-много раз заштриховала так, чтобы никто не смог прочитать. Ничего не изменилось. Она вернется домой. Только теперь эта необходимость делала ее несчастной. С утра были розы – верные утешители, и сорняки пололись весело, и чем аккуратнее становилась очередная клумба, тем больше порядка образовывалось у нее в голове. Ангелина уже дошла до середины цветника, придя во вполне умиротворенное состояние – трудно не успокоиться, когда стоишь, согнувшись, на коленях и занимаешься монотонной работой. И успокоилась бы совсем, если бы не услышала раздраженный женский разговор. – Огни, Владыка знает, что делает, и не нам его судить, – говорила одна женщина. Ангелина подняла голову – драконицы шли по дорожке за зарослями шиповника и не видели ее. – Он слишком мягок, – зло возражала вторая, – Огни права. Я еле сдерживаюсь, когда вижу, как эта Рудлог проходит мимо. С таким видом, будто она здесь хозяйка – ни капли раскаяния, ни стыда, ни сочувствия. Ей все равно. – Она такая же, как все Рудлоги, – отвечала Огни. – Таким был Седрик. Нории пытается договориться с ней по-хорошему, однако Красные признают только силу. Увидели, что проигрывают в войне, – сразу запросили мира. И предали. И с этой будет так же, увидите. Она убедит Владыку, что покорна и безопасна, и уйдет, оставив нас умирать. Ангелина встала. Не будет же она прятаться. Три драконицы увидели ее одновременно, и в глазах их не было привычного равнодушного выражения – там плескались ненависть, злость и боль. – Всё услышала? – резко сказала Огни. – Скажешь, мы неправы? Скажи, что останешься с ним, что тебе не плевать на нас и на свой долг крови, Красная. – Скажу, что это не ваше дело, – спокойно ответила принцесса, отряхивая руки. Воздух вокруг звенел от ярости. – О нет, – зашипела драконица, подходя к цветнику, – это наше дело. Это мое дело, Красная, потому что твой предок отнял у меня всё: мою жизнь, моего мужа, моих родных. Сколько бы лет ни прошло, такие долги не оплачиваются временем. И лучше бы тебе согласиться на роль жены, потому что это шанс для твоего рода закрыть долг. Хотя ничто не вернет детей, умерших в горе́, не вернет лучших из нас. Огни шагала прямо по розам, остановилась в каком-то полуметре от принцессы и уже кричала прямо ей в лицо, за какие-то секунды впав в истерику. – Если ты откажешься, тварь, я прокляну тебя еще раз, чтобы не было тебе покоя, чтобы ты почувствовала, каково это – жить и одновременно умирать! Чтобы твои дети рождались и подыхали в муках, как наши, чтобы весь твой проклятый род был выведен под корень, все, в ком есть кровь Красного! Ну, чего молчишь, тварь?! Тварь! Она замахнулась, и Ангелина, спокойно пережидавшая буйство красноволосой – ответов там, очевидно, не требовалось, да и могла ли она опуститься до таких же криков и перекошенного лица? – вдруг разозлилась и полыхнула силой. Драконица отлетела, врезалась спиной в шиповник – посыпались листья, лепестки, – зашипела и снова бросилась вперед. Сзади кто-то удивленно рявкнул, но Ангелина даже не успела оглянуться – перед ней с невероятной скоростью появился Четери, поймал в объятья беснующуюся драконицу, сжал ее крепко. – Огни, Огни, приди в себя, девочка, – говорил он, а она рыдала, уткнувшись в плечо воина-дракона, рыдала совершенно безудержно и горько, буквально повиснув на нем. Принцесса отвернулась и пошла ко дворцу. Есть ли ей место среди этой ненависти? Четери пришел через пару часов, уселся в кресло в холле под неприязненным взглядом Сурезы; но служанка тем не менее позвала опять что-то пишущую госпожу из спальни и почтительно выставила перед ожидающим драконом лимонад и сладости. Заодно, может, и шеен-шари что-нибудь съест, а то пришла с утра расстроенная, ничего не поела, зато чая своего выпила чашек пятнадцать и всё сидит над бумажками. А на самой лица нет. – Слушаю тебя, – вежливо произнесла принцесса, аккуратно усаживаясь в кресло – с прямыми плечами, сложив руки на коленях. – Пришел поговорить об Огни? – А надо? – поинтересовался дракон. – Тут, кажется, все понятно. Я к тебе с просьбой, женщина. – Слушаю, – сдержанно повторила Ангелина. Чет недовольно глянул на нее, помолчал. – Ты завтра передаешь письмо с Энтери. Она чуть наклонила голову. – Я хочу тоже отправить послание. Одному человеку. Ты можешь сделать так, чтобы твои родные его вручили кому надо? – Насчет родных не уверена, – осторожно произнесла очень удивленная принцесса, – но если ты скажешь адрес и фамилию с именем, то слуги смогут найти этого человека… Кто это, Четери? – Одна женщина, – нехотя проговорил он. – Моя женщина, – добавил резко, – я встретил ее, когда мы искали тебя. Она помогала нам, но мне пришлось срочно улетать, и я не смог сказать ей… кое-что. Ангелина с недоумением посмотрела на запнувшегося воина. Он смутился? Нет, показалось. Да, далеки драконы от реалий современного мира. – Четери, – сказала старшая Рудлог со вздохом, – если она вам помогала, то, скорее всего, сейчас сидит в тюрьме. Он страшно сверкнул глазами, подобрался – пробило даже ее. – В лучшем случае она под следствием и наблюдением, – продолжила Ани, – это же очевидно, как ты не подумал? Неужели пятьсот лет назад, если бы у вас в стране похитили кого-то из Владык, вы бы не вычислили и не наказали сообщников? Он молчал и слушал ее. И играл желваками. – Если даже она на свободе, за ней точно следят. И, прояви ты интерес своим письмом, – возьмут в заложники, чтобы обменять ее на меня. И что ты выберешь, Четери? Ангелина постаралась убрать насмешку из голоса. Получился ледяной сарказм. – Пока я здесь, – добавила она, – любая попытка связаться с ней поставит ее под удар. Даже если я попрошу не трогать ее, решат, что я написала это под давлением. Ты слышишь меня? – Слышу, – сказал воин-дракон глухо. – Ты права. Спасибо. Почему ты сказала мне об этом? – Ты же помог мне с утра, – сухо ответила Ангелина. – Я искал тебя, чтобы поговорить о письме, – пробурчал дракон. – Это случайность. Огни не права, что не сдержалась, но права по сути. – Я не хочу это обсуждать, Четери, – принцесса поджала губы. – Когда-нибудь, – сказал он, вставая, – тебе придется принять на себя это бремя. Так бывает, женщина. Мы еще не родились, а уже имеем обязательства. Нории не хочет заставлять тебя, он скорее убьет себя, чем причинит тебе вред. Ты не понимаешь, как тебе повезло, Красная. Будь я на его месте, ты бы уже давно платила по своим долгам. С удовольствием платила, женщина. Она слушала его с каменным лицом. – Что ж, – сказала Ани ему в спину, – хорошо, что ты не на его месте. День шел неторопливо и будто приглушенно. Принцесса была отрешена и задумчива, хотя именно сегодня к ней снова приходили посетители и просили о разговоре: женщины Истаила уговаривали ее прийти 1 ноября на праздник – вершину сезона Синей, после которой сила Богини Любви шла на спад. Там игрались свадьбы, и Ангелину просили благословить новобрачных. После получения согласия гостьи задержались надолго – вели неспешные разговоры о жизни города, интересовались обычаями родины шеен-шари Владыки, как бы невзначай расхваливали его – наивно и очень искренне, – и она сама не замечала, как улыбалась бесхитростным комплиментам: «Сильный, такого и слушаться не стыдно», «Дети от него красивые будут», «Вежливый какой, добрый и жену бить не станет» – и слушала. В голове было тихо – Ани словно погрузилась в себя, и мысли, может, и мелькали, но эмоций не вызывали. Будто она наблюдала за всем происходящим со стороны, и наблюдение это было чуть печальным, чуть растерянным и рассеянным. Она не ощущала ни жары, ни легкого ветерка из окон, не слышала плеска фонтанов и разговоров слуг в парке. И урок с нани-шар прошел спокойно – девушки словно чувствовали ее настроение, не галдели и не отвлекались. Они вообще делали успехи, и принцесса похвалила учениц: на удивление, оказалось, что и читают они уже сносно, пусть медленно, и пишут – конечно, с ошибками, ведь невозможно дать за две недели программу рудложского языка. Но ведь пишут! От похвалы девушки расцвели, приободрились и в конце урока привычно болтали, расспрашивая Ангелину про то, кем работают женщины в ее стране. Ужаснулись, узнав, что работают везде – даже в армии служат! – Несчастные, – покачала головой Казина. – Вот что бывает, когда нет хорошего мужа, который может заботиться и защищать. Как Владыка Нории, – добавила она, взглянув лукаво на Ангелину. Всеобщие попытки сосватать ее, принявшие какой-то катастрофический характер именно сегодня, начали смешить принцессу. – А у нас тоже ведь были богатырки, – напомнила девушкам Зара. – Тоже воевали. Помните? Песня о деве Горяне и войске императора?