Этой ночью Кеорсен обнимал меня особенно нежно, словно я не из плоти и крови, а из хрупкого льда — надави посильнее, и он с хрустом сломается. Но в то же время я чувствовала иссушающую, почти выворачивающую душу потребность демона во мне. И, отвечая на нее, я отдавала себя без остатка. Каждым своим прикосновением старалась доказать, что я здесь, рядом, и что со мной ничего не случится. Я не повторю судьбу Амадейны, не попаду в руки к чудовищам, способным обречь жертву на столь мучительную смерть. Не доставлю им такой радости. Мы с Кеорсеном уснули лишь под утро, когда непроглядная темень за окном уступила место предрассветной серости. Закрывая глаза, я чувствовала тяжелую руку, перекинутую поверх моей талии и прижимающую меня к крепкой груди, слышала биение сильного сердца. А проснулась я одна. Огляделась растерянно и заметила на прикроватной тумбе белоснежный цветок каллы с лежащей под ним запиской. В уверенном размашистом почерке я сразу узнала руку Кеорсена. Он писал, что улетел в родовой замок поговорить с Амарелией и Лунарой, уверял, что к вечеру обязательно вернется, пусть и на несколько часов. В каждой строчке сквозило беспокойство за маленькую кузину, потерявшую мать. Кеорсен предчувствовал возможную реакцию на печальную новость и не собирался бросать сестру один на один с опасной в своем горе высшей. Мне было жаль оставаться в стороне, когда душа рвалась поддержать Лунару, но я верила своему демону и была готова ждать столько, сколько потребуется. Приняв ванну и приведя себя в порядок, я решила спуститься в библиотеку, когда вдруг ощутила закручивающиеся потоки открываемого портала. Кеорсен? Вернулся так рано? Но почему не в гостин… Додумать мысль я не успела. В последний момент зев перехода вильнул и, точно пасть голодного монстра, накрыл меня с головой. В желудке защекотало, к горлу подступила тошнота, виски сдавило. А уже в следующий миг меня выплюнуло на пол. Причем, судя по всему, портал открылся едва ли не под потолком, и я, пролетев всю высоту помещения, с размаху приземлилась на устланные тонким ковром камни. Отбитые ладони и колени тут же заныли от боли. — Ну, здравствуй, Сатрея, — усмехнулись низким голосом у меня за спиной. Вскочив, я обернулась и уставилась в холодные глаза высшего. Слишком знакомые, чтобы ошибиться. ГЛАВА 27 Растопленное серебро круглыми островами светилось посреди черноты глаз. Волосы цвета холодной стали собраны в низкий хвост. Рукава чернильно-синей рубашки небрежно подкатаны, черные штаны доходили до края лакированных туфель. Тонкие пальцы унизаны перстнями с большими, поблескивающими в свете масляных ламп бриллиантами — родовыми камнями Артенсейров. Вытянутое лицо, высокий лоб и тонкие черты казались знакомыми. Я помнила их. Гораздо лучше, чем мне бы того хотелось. — Майкрам Артенсейр? — уточнила я, уже догадываясь, каким будет ответ. — Для тебя, грязь, махр Артенсейр, — отчеканил отец Кеорсена. Он прошел к массивному кривоватому столу из рассохшегося дерева и взял веревку. Потом обернулся и, смерив меня презрительным взглядом, скривился. — Сколько сложностей из-за одного смеска, сколько волнений в идеально выверенном мире, сколько ошибок… Грязь пачкает все, чего касается, — заключил демон и, опершись о край стола, принялся вязать петлю. Я следила за его действиями с беспокойством. Нет, меня волновала не собственная судьба — магия слова давно танцевала на кончике языка, даря чувство защищенности. Я переживала за Кеорсена. Он тяжело воспринял смерть Амадейны, к которой не испытывал особой привязанности, так каким же ударом для него станет предательство Майкрама? Я мало знаю об их отношениях, но помню рассказы Лунары о том, что, боясь потерять отца вслед за матерью, Кеорсен пошел против правил и отказался от места в Круге в пользу Майкрама. А это уже говорит о многом. — Сколько вам лет? — Вопрос сорвался с губ неожиданно еще до того, как я успела выстроить логическую цепочку. Высший обернулся и надменно изогнул бровь. — Хочешь узнать, вхож ли я в Совет? Ну и глупа же ты, если до сих пор не догадалась, — фыркнул он. — Я не просто вхожу в Совет, я его возглавляю. Мне больше тысячи трехсот лет. — Но почему тогда Кео… — Не смей называть моего сына по имени! — рявкнул Майкрам. — Даже не думай портить его звучание своим поганым ртом, — выдохнул он уже спокойнее. — Кеорсен не знает мой истинный возраст, думает, я моложе. Закончив вязать петлю, Майкрам накинул ее мне на шею и затянул. Потом ухватил пониже плеч и рывком дернул к окну. Округлые стены, узкий проем, закрытый алебастровым стеклом, — мы явно в башне. Стоило заметить прибитый к перекладине конец веревки, мозаика дальнейших событий сложилась. Майкрам собирается выкинуть меня в окно, вес моего тела и накинутая на шею петля сделают остальное. Что примечательно — в башне не нашлось ни одного, даже самого слабого магического плетения. Лампы и те масляные. Высший явно знал о моей способности перехватывать контроль над чужими заклятиями и постарался предусмотреть все. Единственное, о чем он не догадывается, — о пробудившейся магии слова. И именно на нее я рассчитываю. — Чем я так помешала вам? Своим происхождением? — Происхождением? — От возмущения Майкрам остановился и прожег меня алеющим взглядом. — Ты угроза нашему порядку, всему, что в нем ценится! Ты невосприимчива к магии и одним этим нарушаешь существующие законы. Но главное… главное! — Он задышал тяжело, словно кипящая в нем ненависть была готова вырваться из ушей обжигающим паром. — Ты отравила Кеора! Из-за такой грязи, как ты, мой сын — гордость всего вида — отказался от брака с Вериной! Из-за тебя он забыл наши ценности! Из-за тебя стал мягче, будто растерял всю демоническую ярость! Ты отравила его, дрянь! — вновь выкрикнул он. — Я его истинная пара! — попыталась возразить, упираясь туфлями в тонкий ковер. — Ошибаются все, даже Великий, — произнес Майкрам, успокаиваясь. — Истинной Кеорсена должна была стать Верина. Прекрасная, сильная, идеальная высшая. Ее я желал видеть матерью своих внуков, а не отребье вроде тебя. — Дед Верины был полукровкой, — заметила я и вскрикнула, ощутив жалящую пощечину. Магия слова взметнулась, готовая слететь с языка в любой миг, но я усмирила опасный порыв. Еще не время. Рано. — Держи свой поганый язык за зубами, — процедил демон, впиваясь в меня алеющим взглядом. — Верина — сильнейшая из демониц и лучшая пара для моего сына. — Все-таки она стояла за происходящим? — Я дернулась, натягивая веревку и заставляя Майкрама остановиться. До окна оставалось не более метра. Демон вздохнул, всем своим видом показывая, как его утомила моя глупость, и окатил меня надменным взглядом. — Верина хотела вмешаться, это верно. Но я не позволил. Каким бы ни был финал у твоей истории, Вери лучше оставаться в стороне. Гнев Кеорсена не должен пасть на нее — напротив, именно она примирит моего сына с утратой игрушки, а после — по-женски утешит. От слов Майкрама в душе полыхнула ярость. Взор затянуло алым, и демон, заметив это, удовлетворенно хмыкнул. — Ты не представляешь, сколько высших возжелало твоей смерти. Мне даже не пришлось особенно стараться, чтобы найти достойных исполнителей. Все, что от меня требовалось, — наслаждаться праздником зимней ночи и слушать. Слушать очень внимательно. Разговоры Хемильдеора и Шимрана, считающих наследницу-полукровку позором всего рода. Полные презрения речи Майреи, спокойные рассуждения Лердена, ищущего выгоду для своего бастарда, видеть азарт в глазах Торрела. Мир высших возненавидел тебя с первой же секунды, стоило тебе снять маску. Твои отвратительные человеческие глаза, твое неумение сгибать спину в нашем присутствии, твою… гордость, — губы Майкрама искривились в презрении, — за собственное происхождение. Он бил прицельно, стараясь задеть побольнее. Но только я уже успела потушить огонь ярости и вернуть холодное спокойствие. Сейчас намного важнее выспросить как можно больше, понять, что же на самом деле движет Майкрамом, что заставило его пойти против воли Великого. — Но если вы так благоволите Верине, зачем подставлять ее род? — Не род — Рейшара. У моего сына не может быть соперников. Он лучший из лучших, достойнейший, его детям надлежит править демонами. И я не позволю грязи прилипнуть отвратительным пятном к его облику. — Но… — Довольно! Мне надоело тратить время попусту. И мне плевать, сможет ли твой человеческий умишко понять мои мотивы. Ваш удел — не понимать, а служить нам! Тебе не стоило забывать об этом. С силой дернув, Майкрам заставил меня пройти по инерции еще два шага и замереть всего в нескольких десятках сантиметров от окна. Я вдохнула, намереваясь на выдохе произнести короткое слово-приказ «отпусти», но замерла, почувствовав скручивающиеся потоки портала. Сердце в груди радостно затрепетало. Кеорсен! Это он! Он пришел за мной! Однако через секунду грудь сдавило разочарованием: из туманного зева вышла Амарелия. Ей хватило секунды, чтобы оценить происходящее, и уже в следующий миг, стоило Майкраму шагнуть к окну, она воскликнула: — Отец, подожди! Умоляю, во имя Великого, остановись! Он насмешливо фыркнул. — О нет, Ли, даже не пытайся меня убедить, будто дорожишь этой грязью. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы поверить в подобную чушь. — Дело не в моих чувствах, — Амарелия спешно подошла к нам, — и не в твоих. Дело в чувствах Кеорсена. Мы семья, и я… — И ты слаба! — отрезал Майкрам. — До отвратительного слаба, если потакаешь прихотям брата! — Нет, отец, прошу, послушай! Позволь мне… — Не позволю, — вновь осадил он дочь. — Твоя преданность Кеору похвальна, но твоя глупость непростительна! Род Артенсейров не будет опозорен связью с полукровкой, с выродком человека! Или, — серебряные глаза прищурились, — ты бы обрадовалась племянникам-полукровкам? — Они были бы высшими, — мягко, явно стараясь сгладить накал, произнесла Амарелия. — Я получила документы, все исследования, все заметки… — Не важно! Я не позволю опозорить наше имя! Не допущу, чтобы дочь рабыни забыла свое место. Меня снова дернули в явном намерении выкинуть из окна, и я решила больше не надеяться на чудо. — Отпусти, — приказала еле слышно, так, чтобы мои слова достигли только ушей Майкрама. Он вздрогнул и послушно разжал пальцы, удерживающие веревку. — Видишь, — произнесла я еще тише, — полукровки не грязь, не отребье. Мы можем быть сильнее любого высшего, а ведь именно силу вы цените больше всего. Глаза демона расширились, сам он смотрел на меня со смесью удивления и ужаса. И в этот момент я ясно осознала: сейчас в моей власти сделать с ним что угодно. Я могу приказать ему снять петлю с моей шеи и накинуть на свою, могу заставить его выпрыгнуть в окно и запретить материализовывать крылья, могу вынудить его напасть на Торрела… Но одновременно с этим я поняла: если поддамся опасному искушению, то переступлю черту, отделяющую мою человеческую половину от демонической. Предам все, чему меня учила Ба, забуду, кто моя мать. А я не собираюсь терять ни крупицы собственной природы. Повернувшись к Амарелии, я хотела попросить ее увести отца. Но замерла, ощутив вновь закрутившиеся потоки магии. Они стягивались тугой рекой, клубились сизым туманом, пока наконец не растянулись овальным зевом нового перехода. В башню ворвался Кеорсен. Разъяренный, красноглазый, с пляшущей на кончиках пальцев магией. По инерции он сделал еще два быстрых шага и замер, точно налетев на незримую стену. Я видела все, что подмечал он: затянутую на моей шее веревку, перекошенное яростью лицо своего отца, растерянную Амарелию. — Кеорсен! — Она кинулась к брату. — Постой, прошу тебя! — Не вмешивайся, Ли, — холодно обронил Кеорсен, делая шаг к отцу. — Нет, Кеор! Амарелия всегда была предана семье, всегда готова выступать на стороне Артенсейров, даже если и не разделяет их решений. Она не говорила об этом вслух, но раз за разом доказывала действием, согласившись на забаву брата с обучением человечки манерам высших, поддержав признание меня наследницей шестого дома, подняв тревогу, стоило мне пропасть из замка. И сейчас — возможно, впервые за сотни лет ее жизни — семья Амарелии раскололась. Она металась между отцом и братом в отчаянной попытке стянуть два фрагмента, сложить осколки в единое целое. Вот только решения, способного примирить Кеорсена с Майкрамом, не было. Это понимала я, это понимали демоны, это понимала сама Амарелия. — Не надо, прошу вас! — взмолилась она, едва не плача.