— Ладно, плюнь, — проговорил Скиннер. — Давай, я расскажу про негров, и ты на время забудешь про корейцев. — Эту историю я слышал, — сказал я. — Про девчонку, которую спихнули со скалы, верно? — Абсолютно верно, — кивнул Скиннер. — Все обосрались, когда узнали про это. Он понизил голос и склонился ко мне. — Я ее хорошо знал, — сказал он. — Она была настоящая красотка. Старшая стюардесса, летала в «Пан-америкэн». Я кивнул. — Совершенно без всякой причины, — продолжил Скиннер. — Она просто стояла на краю скалы со своим бойфрендом, там, на самом верху, куда обычно водят туристов. И вдруг этот чокнутый ниггер подбежал сзади и столкнул ее. А там от вершины скалы до пляжа лететь тысячу футов. Скиннер мрачно покачал головой. — Пару раз она задела водопад, как раз на полпути вниз, а потом исчезла. И никто ее больше не видел, и следов тела не нашли. — А почему? — поинтересовался я. — Да кто же знает? — ответил Скиннер. — А этого типа даже не судили. Объявили «безнадежно безумным», и все. — Точно, — сказал я. — Я помню это дело: «Черный дьявол в наушниках». Так? Это тот же самый парень, которого за несколько недель до этого забрали в полицию за то, что он пытался участвовать в Марафоне нагишом? — Именно! Самый быстрый в мире чокнутый ниггер. Он полдистанции пролетел совершенно голый, пока его не поймали. Этот ублюдок точно умеет бегать, — проговорил Скиннер, усмехнувшись. — Десять копов на мотоциклах гнались за ним с сетью. Вообще-то до того, как он свихнулся, он был бегуном мирового класса. — Ерунда! — сказал я. — Это его не извиняет. Этих чокнутых фриков, которых тянет всех убивать, следует кастрировать. — Это точно, — кивнул Скиннер. — Теперь так и делают. — Да ты что? — Самоанцы, — сказал он. — Тут на шоссе была пробка… Слушай! А что, ты разве эту историю не слышал? Я отрицательно помотал головой. — Ладно! — ухмыльнулся Скиннер. — Это замечательная история как раз и говорит о том, что твои самые жуткие ночные кошмары в любой момент могут обернуться явью. Причем никто тебя заранее не предупредит. — Отлично, — сказал я. — Давай послушаем. Я люблю такие байки, они пробуждают во мне мои самые тайные страхи. — Еще бы, — довольно усмехнулся Скиннер. — Паранойя здесь — заразная болезнь. — Так что там про самоанцев? — спросил я. — Про самоанцев? Скиннер пару мгновений внимательно рассматривал свой стакан, потом глянул на меня. — Всех шестерых освободили, — сказал он. — Никто не согласился давать свидетельские показания… В общем, один бедолага в воскресный день попал в пробку на шоссе Пали, а перед ним — пикап, набитый пьяными самоанцами. Его машина раскалилась как чайник, но сделать было ничего нельзя — выйти не может, припарковаться и сбежать — тоже. Самоанцы разбили ему фары, мочились ему на капот, но он держался почти два часа — с закрытыми дверями и поднятыми окнами, — пока не вырубился от изнеможения и не упал грудью на кнопку гудка… Скиннер выдержал паузу и продолжил: — Самоанцы мгновенно взбесились. Железными прутьями они разбили этому парню лобовое стекло, вытащили его и кастрировали. Пятеро держали его на капоте, а шестой отхватил ему яйца — воскресным днем, прямо посередине шоссе Пали. Теперь я наблюдал за барменом самым пристальным образом. Мне показалось, что мышцы его спины напряглись, но я не был в этом вполне уверен. Скиннер развалился на своем стуле и вряд ли был бы способен отреагировать достаточно быстро. Лестница в вестибюль была от меня всего в двадцати футах, и я прикинул, что успею добраться туда до того, как этот зверюга-самоанец достанет меня своими лапищами. Но он держался совершенно спокойно. Скиннер заказал еще по одной «Маргарите» и попросил счет, который и оплатил золотой картой «Америкэн экспресс». Неожиданно телефон за стойкой бара взорвался оглушительным дребезжанием. Это была моя невеста, позвонившая из комнаты. Звонили спортивные журналисты, сказала она. До них дошел слух, что мы с Ральфом участвуем в Марафоне. — Ничего не говори этим ублюдкам, — предупредил я ее. — Любое лишнее слово, и у нас — куча проблем. — Я уже поговорила с одним, — ответила она. — Он постучался в дверь и сказал, что его зовут Боб Эйрум. — Все хорошо, — сказал я. — Боб — нормальный парень. — Только это был не Эйрум, — уточнила моя невеста. — Это был тот самый придурок из «Нью-Йорк пост», которого мы встретили в Лас-Вегасе. — Никому больше не открывай дверь, — сказал я. — Это Марли. Скажи ему, что я заболел. Что меня сняли с самолета в Хило. И ты не знаешь имени доктора. — А что говорить про соревнования? — Об этом не может быть и речи, — ответил я. — Мы оба больны. Оба! Скажи им, чтобы оставили нас в покое. Внимание публики и прессы нас доконало. — Ты идиот, — констатировала моя невеста и задала новый вопрос: — Что ты разболтал этим людям? — Я? Ничего. Это все Уилбер. Совсем не умеет держать язык за зубами. — Он, кстати, звонил, — сказала она уже спокойнее. — Приедет на своем лимузине, чтобы забрать нас на вечеринку. — Какую такую вечеринку? — спросил я и жестом привлек внимание Скиннера. — Сегодня вечеринка, посвященная Марафону, что ли? — шепотом спросил я его. Скиннер засунул руку в один из своих многочисленных карманов и вытащил лист белой бумаги. — Вот программка, — ответил он. — Да, это приватное сборище в доме доктора Скаффа. Ужин и коктейли для бегунов. Мы приглашены. Я снова поднес трубку к уху. — Какой у нас номер комнаты? — спросил я. — Через минуту буду. Там точно намечается вечеринка. Не пропусти лимузин. — Ты бы лучше поговорил с Ральфом, — сказала моя невеста. — Ему очень плохо. — Ну и что? — отпарировал я. — Он же артист! — Ты негодяй. Тебе не мешало бы заботливее относиться к Ральфу. Он прилетел из самой Англии, да еще жену с дочерью привез, и все — только потому, что ты просил его приехать. — Не беспокойся, — ответил я. — Он получит то, за чем приехал. — Что? — завопила она. — Ты, вонючий пропойца! Немедленно пошли подальше этого маньяка, своего приятеля, и отправляйся к Ральфу. Ему совсем плохо! — Это ненадолго, — ответил я. — Не успеет Марафон закончиться, как Ральфа можно будет отправлять багажом. Моя невеста бросила трубку, а я повернулся к бармену: — Сколько тебе лет? Бармен напрягся, но промолчал. Я улыбнулся. — Ты, наверное, меня не помнишь, — сказал я. — А я был губернатором. Я предложил ему «Данхилл», но он отказался. Потом, взглянув на нас, спросил: — Губернатором чего? Скиннер быстро встал и, обратившись к бармену, проговорил: — Ну-ка, выпьем за старые добрые времена! Этот джентльмен был губернатором Американских Самоа лет десять, а может быть, и двадцать. — Я его не помню, — отозвался бармен. — Тут много всякого народа ходит. Скиннер рассмеялся и хлопнул на стойку бара двадцатидолларовую бумажку. — Все это дерьмо, — сказал он. — Мы врем, чтобы жить, но мы ведь приличные люди, не так ли? Скиннер перегнулся через барную стойку и пожал руку бармену, который был счастлив, что мы наконец отваливаем. По пути в вестибюль Скиннер протянул мне отпечатанную на ротапринте копию программы Марафона и сказал, что встретит нас на вечеринке. Радостно помахав мне на прощание рукой, он просигналил мальчишке посыльному, чтобы тот пригнал его машину. Спустя пять минут, все еще пребывая в ожидании лифта, я услышал металлический рев скиннеровского «понтиака», который выехал на дорогу за отелем. Вскоре шум дождя поглотил шум мотора. Подошел лифт, и я нажал кнопку последнего этажа. Он не был одним из нас