Ее голос настолько серьезен, что я смеюсь. – Я начинаю думать, что вы бы смогли найти выход и из такой ситуации. Как же вы сбежали из замка и Грей этого не заметил? – Я подозреваю, вы с ним не видели шпалерную решетку? Девушка едва могла залезть на лошадь. Она точно сумасшедшая. – Вы слезли по шпалере? Но ведь она даже не под вашими окнами! – Поверь мне, я поняла это, когда ударилась о землю. Неудивительно, что я нашел ее перед горящим домом противостоящую отряду мечников. В следующий раз, скорее всего, против Харпер соберется целая армия. – Вы были ранены и все равно решили прыгнуть… – Я не ранена! – А что тогда? – требовательно спрашиваю я. – Есть разница между гордостью и отрицанием очевидного, миледи. Харпер ничего не отвечает, и ее молчание больше похоже на проявление покорности, нежели гнева. Я жду, что она от меня отстранится, но девушка этого не делает. – У меня церебральный паралич, – тихо говорит Харпер. – Знаешь, что это такое? – Нет. – Что-то пошло не так, когда я родилась. Пуповина обвилась у меня вокруг шеи, и я застряла в родовом канале. Я не смогла получить достаточно кислорода, и это привело к проблемам с головным мозгом. Некоторые мышцы не смогли правильно сформироваться. Харпер замолкает, но я чувствую, что это не все, поэтому жду. – Болезнь на каждого влияет по-разному, – продолжает девушка. – Некоторые не могут ходить или говорить, а кому-то приходится пользоваться инвалидным креслом. Мне было намного хуже, когда я была помладше, поэтому мне пришлось делать операцию, чтобы исправить левую ногу. У меня до сих пор проблемы с равновесием, и я хожу, прихрамывая, но все равно мне повезло. – У вас необычное определение везения, – хмурюсь я. Харпер напрягается. – И это говорит мне человек, который живет в замке с безграничными запасами еды и вина, но называет себя проклятым. – Ты обо мне ничего не знаешь. – Я злюсь, потому что ей удалось задеть мою гордость. – А ты ничего не знаешь обо мне. Между нами воцаряется напряженная тишина. – Вам удалось чуть передохнуть? – в конце концов спрашиваю я. – Ага. А тебе? – Да. Не произнеся больше ни слова, я бью коня по бокам и пускаю его галопом. Лишь позже, когда мы достигаем трактира, я осознаю, что Харпер не отодвинулась от меня, несмотря на свои резкие слова. Глава 10 Харпер По какой-то причине я думала, что «трактир» будет представлять собой нечто более внушительное, чем двухэтажный домик с плотно закрытыми окнами и тонкой струйкой дыма, поднимающейся из трубы. Вывеска если и есть, то скрыта снегом и темнотой. Когда Рэн останавливает коня, я выпрямляюсь и отпускаю его талию. Мы сформировали маленький кокон из тепла, а подбитая мехом куртка Рэна пахнет апельсинами и гвоздикой. Мое тело хочет остаться прямо здесь, и именно поэтому я должна перестать держаться за Рэна. Он, может быть, и красивый, и галантный, и хорошо воспитанный, но он не перестает быть похитителем. Именно он запер на ключ мою комнату этим утром. Между нами внезапно воцаряется неловкое молчание. – Ты уверен, что это и есть то самое место? Это было первое, что я сказала с тех пор, как мы поругались. Рэн смотрит на меня через плечо, и я не могу понять выражение его лица. Не знаю, злится ли он до сих пор, мы заключили перемирие или мне снова придется податься в бега. – Да, миледи. – Может, хватит уже так меня называть? – Это просто знак уважения. Когда вы вместе со мной, люди будут думать, что вы либо леди, либо служанка, либо блудница. – Рэн многозначительно поднимает брови. – Предпочитаете быть кем-то из последних перечисленных? Мне очень хочется ему врезать. – Слезай с коня, Рэн. Он перекидывает ногу через шею Уилла, соскакивает на землю, а затем поворачивается, чтобы подать мне руку. Я не принимаю ее. – Ты бы подал руку служанке или блуднице? Рэн не двигается. – Вы задали вопрос, и я на него ответил. Я не хотел никого оскорбить. – Что насчет пленницы? Что, если я буду говорить людям, что ты меня похитил? Рэн все еще протягивает мне руку. – Я их принц. Они наверняка предложат вас связать и запереть в конюшне. Какой же он напыщенный. Я игнорирую его руку и перекидываю ногу через лошадиный круп. Я делаю это слишком быстро, назло Рэну. Выходит так, что я это делаю назло себе. Коленка на левой ноге подгибается, когда мои ноги касаются земли. Рэн делает шаг вперед, чтобы поймать меня. Теперь мы стоим близко друг к другу; его руки легко касаются моей талии. В темноте Рэн выглядит моложе, словно прожитая жизнь отразилась только в его глазах, а тело не поспевало за течением времени. Его загорелая кожа в лунном свете кажется бледной; на его щеках появился намек на щетину. – Можете стоять? – мягко спрашивает Рэн. Я киваю. На мгновение мир, кажется, меняется, и я вот-вот сейчас все пойму. Я хочу, чтобы Рэн подождал, не шевелился еще хотя бы секунду. Он отступает назад и направляется к двери трактира, громко стучит. Ничего не происходит. Я дрожу. Тело скучает по теплу Рэна. Мне нужно продолжать убеждать себя в том, что это принудительное сотрудничество является обманом, что Рэн на самом деле мне враг. Он заносит кулак, чтобы постучать в дверь снова, и на этот раз она открывается. Грузный мужчина средних лет стоит на пороге с фонарем в одной руке и коротким ножом в другой. Рот мужчины обрамляют усы и борода, на его поясе повязан заляпанный кожаный фартук. – Проваливай-ка! – кричит мужчина, размахивая фонарем так яростно, что Рэн вынужден отступить назад. – Это мирный дом! – Очень рад это слышать, – говорит Рэн. – Мы как раз и искали мирное пристанище. – Никто с благими намерениями не ищет пристанище в темноте. – Мужчина замахивается ножом. – Проваливай отсюда! За мужчиной что-то мелькает, и из-за угла показывается женщина, сжимающая бледными пальцами какую-то палку. Рэн делает шаг вперед. Его голос вот-вот наполнится злостью. – У вас тут трактир или нет? Я подхожу к нему. – Рэн, – тихо говорю я. – Они напуганы. Давай не будем их беспокоить. – Рэн? Мужчина бледнеет и выставляет фонарь вперед, чтобы осветить Рэна целиком. – Ваше Высочество, – восклицает трактирщик и роняет нож. – Простите меня. Мы не видели… мы не… Колени мужчины ударяются о пол так сильно, что я морщусь. – Я вас не узнал. Простите меня. – Ты прощен. И если у вас есть свободные комнаты, ты прощен вдвойне.