Ох, а еще, эти орки такие сексуально озабоченные. Вряд ли мне удастся избежать насилия. И все же, надо потерпеть, постараться его не злить, по возможности. Пользуясь непосредственным контактом применить свой Дар. Подтолкнуть к тому, чтобы он скорее оставил меня одну. Попытка не пытка, попробую воздействовать на него ментально, вызывая расслабленность, желание мирно поговорить со мной, похвастаться и отправиться спать. А мне, может быть, что-нибудь пригодится из его рассказа. Орк, в свою очередь, молча рассматривал меня. По его взгляду было ясно, что увиденное ему нравится. Но только смотреть, ему было недостаточно. Он пощупал мои волосы, рассыпанные по подушке, ощутил их мягкую шелковистость, в отличие от жестких орочих волос, и замычал от удовольствия. Его пальцы скользнули по моей шее, и шершавая ладонь, сдвинув ворот рубашки, накрыла грудь. Когда-то, моя сестра, оказавшись впервые в Орочей Степи, дважды была чуть не изнасилована орками. Рассказывая мне об этом, она объясняла, что в этот момент, пережить происходящее, ей помогла мысль, что главное — выжить, и вернуться домой. А от мерзкого чувства грязи, она отмоется водой и очистится заклинанием очищения, заставив себя никогда не вспоминать о пережитом насилии. Я, тогда, восхитилась ее мужеством и разумностью. Но сейчас, поняла, что сама-то я, вряд ли смогу когда-нибудь забыть такое унижение, страх, отвращение, стыд, беспомощность и, если выживу, буду всегда чувствовать себя грязной. — Нет! — крикнула я, не выдержав этих ощупываний, и резко перекатилась со спины на живот. — Да! — засмеялся орк, легко переворачивая меня обратно и больно впиваясь грубыми пальцами мне в плечо, придавливая к кровати и не давая пошевелиться. — Ты мне нравишься. Такая гладенькая, беленькая, чистенькая, сладко пахнущая и похожая на жену Владыки, от которой балдеют все орки. Поэтому, обещаю, если будешь ласковая и послушная, я буду пользоваться тобой один, а для других отдам свою рабыню. Но если вздумаешь упрямиться и своевольничать, пойдешь в обще пользование. Сама понимаешь, тогда долго не проживешь, ведь ты такая хрупкая, — решил запугать он меня. Орк продолжил жадно исследовать мое тело. Невольно сжав зубы, чтобы они не стучали, постаралась отрешиться от этих ощущений. Надо скорее что-то делать, чтобы остановить его. Призвав Ментальный Дар, подтолкнула орка к расслабленности, усиливая его желание произвести на меня впечатление своей хитростью и находчивостью. — Вы убиваете всех, кого ограбили? — завела я разговор. — Конечно, а зачем кого-то оставлять? — охотно ответил он. — А кто они были? — Один раз, два эльфа, второй — семья гномов. — А как вы оказались в Эльфийском Лесу? — попыталась я понять, где мы совершили просчет, допустив на свой материк взрослых, диких, агрессивных степных орков. — Владыка отобрал в Степи и привел сюда, вместе с другими, мою рабыню и ее младшего брата. А я и мой напарник, в ночь перед отправкой на ваш берег, убили двух подростков из этого набора и заняли их место. Моя рабыня помогла нам все это тихо и незаметно провернуть и надежно замаскироваться. Я как будто чувствовал, что это обязательно мне пригодится, и дальновидно захватил с собой в путь, фляжечку с ядом степных муравьев, которую, кстати, наполнял целых пять лет. Ведь, чтобы получить всего одну каплю этого яда, надо не меньше сотни муравьев. В Степи-то этим ядом не воспользуешься, у нас все знают его особенный запах. Здесь же, я возлагал на него большие надежды, у вас таких муравьев нет, и вы ничего не знаете об этом яде. Как видишь, мои надежды оправдались. Попав сюда, я освоился в этом вашем Эльгноморе. Стал немного понимать ваш язык, просек, что к чему. Узнал, какие вы, эльфы, глупые, слабые. Расспросил про дороги, трактиры, тут и понял, как здесь можно зажить припеваючи. Вот, нашел двух гномов в помощники, они давно уже тут, лучше все знают. Забрал рабыню, ее брата, своего напарника и подался к этому трактиру. — А как ты гномов уговорил? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал, зная, как орки презирают слабость и страх. Поощряя его рассказ, упорно старалась не замечать шарящие по мне руки. — Соблазнил их хорошим доходом и пообещал, что потом помогу им с награбленными деньжатами вернуться в Горы. Гномы поумнее эльфов будут. Но уж больно жадные, до денег ненасытные. Так что, думаю, они со мной навсегда, от такой кормушки, вряд ли, когда откажутся. А захотят уйти — убью, — откровенничал, под воздействием моего Дара, орк. — А как вы, с живущими здесь хозяевами, справились? — Просто. Несколько дней скрытно посидели поблизости, понаблюдали. Вначале, выследили тех, кто из них ходил на охоту, и убили. Потом уже, под видом путников зашли в дом, и избавились от остальных. — А почему ты хотел попасть в Лес, когда был в Степи? Чем тебе было плохо на родной земле? — В Степи у меня слишком много сильных врагов образовалось. Сам Вождь моего клана поклялся меня убить, когда узнал, что я обрюхатил его женщину. Так что, надо было где-то хорошо спрятаться и отсидеться. Да и легкая добыча манила. — И много вас таких в Степи, рвущихся в Эльфийский Лес? — Да как сказать? Остаться жить здесь навсегда, никто бы не хотел. Вот пограбить, это, да. У вас эльфов столько всяких полезных и интересных вещей есть. Например, оружие отличное. Да и эльфок всласть поиметь, желающих много. — Но, как же тебя не вычислили в Эльгноморе наши лесные орки? Все же, ты отличаешься от них. — Опять рабыня помогла. Сказала, что ей нужны два помощника для хозяйственных дел и указала на нас. Вот, нас с напарником и не отправили на строительные работы, в бригаду. Ну и маскировались под подростков как могли, с помощью ваших плащей, да стараясь реже эльфам на глаза попадаться. В этот момент его грубые пальцы исследующие мое тело, постепенно спускавшиеся все ниже, коснулись интимной зоны между ног, и я, потеряв выдержку, поняла, что больше не вытерплю. Внушить орку мысли, противоположные его желаниям, я, кончено, не сумею. Но учитывая, что на улице ночь, он, наверняка, уже хочет спать. Мне надо сделать все возможное, чтобы его усыпить. Сосредоточившись, послала ему мощную Ментальную атаку — «Спать! Спать! Спать! Все дела и желания, завтра, завтра…». Орк прикрыл глаза и, зевая во весь рот, сказал: — Ты на ощупь такая мягкая, теплая, нежная. Завтра попробую тебя и на вкус, и внутри. — Он встал, и я с облегчением ослабила ментальное воздействие. Орк тут же сел обратно на кровать, со словами: — Или все-таки сегодня? — Мне вновь пришлось сосредоточиться, усиливая его желание спать, а заодно замедляя работу его сердца. — Ладно, мне пора отдохнуть. И ты спи, — неохотно сказал он. — Тебе тоже надо набраться сил, чтобы тебя хватило на завтра. Чувствую, что не смогу от тебя оторваться целый день. Только за орком закрылась дверь, я, облегченно выдохнув, опустила вниз, на свой живот, связанные затекшие руки, которые все это время были закинутые вверх. Повернулась набок и, призвав Силу, сосредоточила все свое внимание на лежащих на полу Данирэле и Орестонэле. Через некоторое время я поняла, что незнакомый мне яд, находившийся в вине, обладает нервно-паралитическим действием. Он уже распространился по всему организму мужчин и, парализовав тело и сознание, уже оказывает влияние на внутренние органы, в том числе, сердце и легкие, критически замедлив частоту их рабочих сокращений. Если бы я оказалась на месте мужчин, то была бы уже давно мертва. Но они, благодаря восхитительной эльфийской способности к регенерации, еще дышали. Правда, это ненадолго, если я сейчас же не приму срочные меры. Для использования Целительской магии, как и для Ментальной, мне нужен непосредственный контакт. С трудом, из-за связанных рук и ног, я села на кровати. Свесив ноги на пол, подтянула себя к краю. Встала. Опустилась на колени. Легла на пол. Перекатываясь с живота на спину, через пять оборотов, приблизилась к мужчинам и, перекатившись через Орестонэля, который оказался ближе, втиснулась между ними. Постоянно переключая свое внимание, с одного на другого, я, вначале, ускорила работу их сердец. Теперь, надо заблокировать продолжающееся всасывание яда из кишечника в кровь и заняться его выведением из организма. Усилила мышечные сокращения стенок кишечника, тем самым ускорив продвижение пищевого комка к выходу. Пусть это не эстетично, и их штаны будут испачканы, но в этой ситуации стесняться нечего. Тем более, если хватит резерва Силы, так существенно израсходованного накануне, сама же и вычищу с помощью заклинания очищения. Почки, тоже, мне помогут быстрее вывести яд. Значит, и им уделю внимание, принуждая работать с полной отдачей. Затем, я активизировала работу печени, очищающую кровь, и интенсифицировала выработку ею ферментов, помогающих быстрее расщепить яд на безопасные фракции. Убыстрив частоту экскурсии легких, я усилила воздухообмен в альвеолах, чтобы часть яда поступившего в кровь, выводилась при выдохе, а при вдохе в кровь поступал чистый воздух. Движение яда, который находится в скелетных мышцах, подтолкнула к потовым железам и усилила потоотделение, чтобы вывести и еще какую-то часть яда наружу, через кожу. Ну, и последнее. Чтобы все это происходило с максимальной интенсивностью, нужно повысить температуру их тел. Наладив нужным образом работу их организмов, мне осталось только рационально расходовать свой резерв, чтобы его хватило на поддержание принятых мер, как можно дольше, да следить, чтобы нигде не произошел сбой. Из-за близкого расположения наших голов, волей-неволей, мне приходилось вдыхать выдыхаемый ими отравленный воздух, из-за чего, через некоторое время, у меня начала болеть голова. Кожа, под связывающими мои руки и ноги веревками, стерлась и начала кровоточить. А онемевшие пальцы я уже давно перестала чувствовать. Усиливающаяся боль и подступающая запредельная усталость отупляли, отгораживая меня от реальности. Но я не могла потратить на себя нисколько Целительной магии, сосредоточенно вливая ее в мужчин. Я буду бороться за них, до последней капли Силы. Жизнь нас, всех троих, зависит друг от друга, и единственная надежда на наше спасение, это возможность привести Данирэля и Орестонэля в сознание и боеспособное состояние. Ведь даже без оружия, которое у них отобрали, у Данирэля есть его стихийная магия, а Орестонэль и без оружия непревзойденный боец. Приоткрыв глаза, которые уже давно не было сил держать открытыми, с трудом чуть запрокинула голову назад, чтобы посмотреть в окно. Небо немного посветлело, и свет звезд потерял свою яркость. Скоро рассвет. Мой магический резерв пуст. Мне не удалось вовремя вернуть моих мужчин в сознание. Значит, и самой нет смысла цепляться за жизнь, в которой их нет, а мне уготована роль рабыни орка. Сквозь надвигающуюся пелену беспамятства почувствовала, что, кажется все, я ухожу за грань. Но это лучше рабской участи, которую я все равно не смогла бы пережить, ни физически, ни психологически. Прощаясь с жизнью, я болезненно и горько сожалела только лишь о том, что так ни разу и не сказала Данирэлю и Орестонэлю, а теперь уже поздно, как я безгранично благодарна им за их любовь и заботу, как невообразимо счастлива была с ними. Проваливаясь в темноту, уколола сердце последняя тревожная мысль — сколько же еще моих соотечественников уйдет за грань в этой гостинице, прежде, чем эльфы поймут, что здесь гибнут разумные. * * * Очнулась я от запредельной боли в руках и ногах. От этой боли хотелось тихо завыть. Из закрытых глаз побежали слезы. Почему я не умерла? Не хотелось не только открывать глаза, но и, вообще, возвращаться к этой жизни, полной боли. Остаться бы там, в темноте беспамятства, где нет боли ни физической, ни душевной. Но, снова уйти в это беспамятство, мешали и жгучая боль, и нестерпимое желание пить, и, кажется, голод. Невольно прислушалась к себе. Резерв пуст, внутренние органы работают в замедленном ритме, с трудом поддерживая жизнь. Глубоко повреждены кожа, мышцы, сосуды и нервные окончания на тех местах, где были веревки, которых сейчас там нет. В общем, пока еще, я все же жива, хоть и покалечена. Правда, без помощи Целительской магии, это ненадолго. Да и для чего мне жизнь без Данирэля и Орестонэля, в рабстве у орков? Может быть для того, чтобы попытаться предупредить других о грозящей им опасности? Но у меня, ни на что, нет ни Силы, ни желаний. Мелькнула и растаяла мысль, что надо сделать над собой усилие и понять, что происходит вокруг. Но, не смогла. Через некоторое время, сквозь пелену боли, пробились и кое-какие другие ощущения. С каким-то равнодушием, отметила, что лежу на чем-то мягком. Тело мерно покачивается, как если бы я ехала в карете. С трудом, вдохнула чуть глубже, запах знакомый. Я, действительно, в нашей карете, и рядом Орестонэль. Жив? Хорошо. Наверное и Данирэль выжил. Чувствуется присутствие и кто-то еще, незнакомого. Получается, что мы каким-то образом, спаслись? Значит, скорее всего, мои старания не прошли даром. Осознав это, безразлично отметила, что какая-то душевная анестезия чувств завладела мною. Сил и желания не было ни на какие эмоции, в том числе, и на радость спасения. Наверное, дело не только в полном отсутствии Силы, но и в том, что в душе, я уже навсегда простилась с моими мужчинами, своей жизнью, этим Миром, сознательно и добровольно готовясь шагнуть за грань. Так и не открыв глаза, не пошевелившись, безразличная ко всему, кроме боли, я вновь погрузилась в такую желанную, безопасную темноту. Мое следующее пробуждение отличалось от предыдущего. Хоть боль никуда не делась, но в этот раз, во мне проснулся интерес. Что происходит вокруг? В каком состоянии Орестонэль и Данирэль? Куда мы едем? Что с покушавшимися на нас орками и гномами? Кто еще находится в нашей карете, чей запах я улавливаю? Очень хочется пить. Открыв глаза, я наткнулась на какой-то неживой, застывший взгляд Орестонэля, не спускавшего с меня глаз. Лицо как маска, челюсти сжаты так, что вместо губ — узкая полоска. Что это с ним?! Ведь вроде бы все живы? Раз мы едем, значит, ящером управляет Данирэль? Или я что-то не так поняла? — Эй… — с трудом протолкнув воздух через пересохшее горло, прошептала я, — не пугай меня… Он, с видимым усилием, растянул губы в неестественной улыбке и хрипло произнес: — Теперь, все хорошо, девочка моя, любимая, — и, склонившись, коснулся горячими губами моей ладони. Это у него уже ритуал какой-то. — Я так виноват перед тобой. Не уберег. Не прощу себе этого никогда. — Ты что, Орестонэль? В произошедшем нет твоей вины, — слабым шепотом, еле шевеля губами, искренне возразила я, огорчившись его незаслуженным к себе отношением. — Это просто неудачное стечение обстоятельств. Отпустив мою руку, он несогласно качнул головой. Осторожно и бережно приподнял мое безвольное тело, придав ему сидячее положение, и протянул к моим губам флягу с водой, не выпуская ее из своих рук. Я жадно присосалась к ней. Пока пила, с трудом подняла одну руку, чтобы придержать флягу и расширившимися от удивления глазами увидела, что тыльная сторона моей ладони и запястье представляют собой сплошную рану, покрытую запекшейся кровавой коркой, в трещинах которой сочится кровь, а кончики пальцев имеют тусклый, неживой, голубоватый оттенок. Скосила глаза на другую руку, там та же картина. Орестонэль, проследив за моим взглядом, с болью в голосе, предупредил: — На ногах, то же самое. Твои раны не регенерируют. И обезболивающий эликсир мало помогает, у тебя очень низкий порог болевой чувствительности. Но, уже скоро, мы доедем до Асмерона, и там Целитель спасет твои кисти и ступни. А сейчас, я скажу Данирэлю, что ты проснулась, разогрею тебе бульон и только потом расскажу, что произошло в гостинице, пока ты была без сознания. Я согласно кивнула, и тут мой взгляд зацепился за неподвижно лежащее тело, на полу кареты. — Кто это? — все еще не способная на большее, чем шепот, спросила я. — Орчанка-рабыня. Хоть мы и усыпил ее, с помощью снотворного зелья, да и руки у нее сломаны, но, на всякий случай, учитывая, что мы вынуждены оставлять ее с тобой рядом, она еще и связана. — Рука не поднялась убить женщину? — с пониманием прошептала я. — Нет, — хищно блеснув глазами, холодно ответил Орестонэль. — Она нужна для дачи показаний. Надо понять, как могло случиться такое и обезопасить себя от повторения подобного. Пока он это говорил, наша карета остановилась, и в нее стремительно влетел Данирэль. Рухнув на колени около меня, он дрожащей рукой легко коснулся моих волос, погладил щеку и с напряженным волнением спросил: — Как ты, Сердце мое? Очень болит? — Болит… — пожаловалась я, всеми силами удерживая слезы. — А как себя чувствуете вы? Ты знаешь, что вас отравили паралитическим ядом? — Знаю, — тяжело выдохнул он. — И понял, что нас спасла ты. А вот мы тебя не уберегли, — и такая боль и вина была в его глазах, что я поспешила его успокоить: — Со мной не случилось ничего ужасного. Насилия удалось избежать, а раны, наверно, заживут. Мои слова не принесли заметного облегчения, ни Данирэлю, ни Орестонэлю, который протянул мне большую кружку с теплым бульоном, подогретым с помощью бытовой магии.