— А как она проводит время? — Сидит у себя, читает или слушает радио, к вечеру выходит, чтобы пообедать, недолго гуляет и возвращается. — Вы знаете Фюмаля? — Я несколько раз видела, как он шел по коридору. Часто шофер с машиной ждет около входа, пока он находится наверху. — Вы сказали, что я могу найти ее у Джино? — Вы знаете? Маленький итальянский ресторанчик… Мегрэ знал. Ресторан не был ни большим, ни роскошным снаружи, но славился блюдами из теста, в особенности равиоли, и имел избранную клиентуру. Придя туда, комиссар сначала остановился у стойки бара: — Мартина Гийу здесь? В ресторане было уже с десяток посетителей. Бармен взглядом указал ему на девушку, которая одна обедала за столиком в углу. Оставив пальто и шляпу в гардеробе, Мегрэ направился к ней и остановился у ее столика, положив руку на спинку свободного стула. — Вы позволите? — И добавил, потому что она непонимающе посмотрела на него: — Мне нужно с вами поговорить. Я из полиции. — Он увидел перед ней около десятка салатников с закусками. — Не бойтесь. Мне нужно только кое-что узнать. — О ком? — О Фюмале. И о вас. — Комиссар сказал подошедшему метрдотелю: — Мне тоже закуски, а потом спагетти по-милански. — А потом продолжил, обращаясь к молодой женщине, которая была не только обеспокоена, но и удивлена: — Я только что с улицы Этуаль. Роза сказала мне, что я найду вас здесь. Фюмаль мертв. Ей было лет двадцать пять — двадцать восемь, но в ее глазах было что-то старческое — усталость, равнодушие, может быть, отсутствие интереса к жизни. Она была довольно высокая, полная. А испуганное выражение ее лица наводило на мысль о побитом ребенке. — Вы об этом не знали? Она покачала головой, глядя на него и не зная, что думать. — Вы виделись с ним вчера? — Погодите… вчера… Да… Он пришел ко мне около пяти часов. — В каком он был настроении? — Как обычно. Одна деталь удивила Мегрэ. До этого момента, узнав о смерти Фюмаля, его собеседники едва сдерживали радостное удивление. По крайней мере, чувствовалось, что они испытывали облегчение. Мартина Гийу восприняла эту новость очень серьезно, может быть, с огорчением и, безусловно, с беспокойством. Думала ли она о том, что ее судьба снова поставлена на карту, что, вероятно, навсегда покончено с комфортом и спокойствием? Боялась ли она улицы, где так долго влачила жалкое существование? — Да вы ешьте, — сказал он, когда перед ним, в свою очередь, поставили заказ. Мартина делала это машинально, и чувствовалось, что еда для нее — самое важное событие в жизни, которое придавало ей уверенность. Без всякого сомнения, вот уже в течение года она ела, чтобы избавиться от воспоминаний или зачеркнуть все голодные годы. — Что вы о нем знаете? — тихо спросил комиссар. — А вы точно из полиции? Еще немного, и она попросила бы совета у бармена или метрдотеля, которые наблюдали за ними. Он показал ей свой жетон. — Комиссар Мегрэ, — сказал он. — Я читала о вас в газетах. Так это вы? Я думала, что вы более толстый. — Расскажите мне о Фюмале. Начнем сначала. Где вы с ним познакомились, когда, каким образом? — Немного больше года тому назад. — Где? — В маленьком кабачке «Желание» на Монмартре. Я была у бара. Он пришел с друзьями, которые были более пьяны, чем он. — Он не пил? — Я никогда не видела его пьяным. — Что дальше? — Там были другие девушки. Один из его друзей позвал одну из них. Потом другой, мясник из Лилля, как я припоминаю, или же откуда-то с севера, пригласил мою подругу Нину. За столом только с ним никого не было. Тогда издалека он знаком пригласил меня. Вы знаете, как это происходит. Я прекрасно понимала, что он этого не хотел, просто должен был поступить как другие. Я помню, что он на меня посмотрел и сказал: «Ты худая. Должно быть, голодна». Я действительно была худая. Не спросив меня, он подозвал метрдотеля и заказал мне полный ужин. «Ешь! Пей! Не каждый вечер тебе посчастливится встретиться с Фюмалем». Вот так все и началось. Его друзья с девушками ушли раньше его. А он расспрашивал меня о родителях, о детстве, о том, чем я занимаюсь. Таких много. Он даже не приставал ко мне. А в конце он сказал: «Идем со мной. Я отвезу тебя в приличную гостиницу». — Он остался на ночь? — Нет. Это было около площади Клиши, как я помню. Он заплатил за неделю вперед, а в тот вечер даже не пошел со мной. Он пришел на следующий день. — На этот раз он поднялся? — Да. Пробыл недолго. Не столько времени, как для того, о чем вы подумали. Он был не очень силен по этой части. Он мне больше рассказывал о себе, о том, что делал, о своей жене. — А как он говорил о ней? — Мне кажется, он был несчастен. Мегрэ с трудом верил своим ушам. — Продолжай, — тихо сказал он, машинально назвав ее на «ты». — Это трудно, вы понимаете? Он мне об этом так часто говорил… — Иными словами, он приходил к тебе, чтобы поговорить о себе. — Не только… — Но по большей части? — Может быть. Судя по всему, он много работал, больше, чем кто бы то ни было, и стал кем-то очень значительным. Это правда? — Это было правдой, да. — Он мне говорил что-то вроде того: «Ну и что мне это дает? Люди не понимают этого и принимают меня за скотину. Моя жена сумасшедшая. Мои слуги, мои служащие думают только о том, как бы обворовать меня. Когда я вхожу в шикарный ресторан, я догадываюсь, что люди вокруг меня шепчут: „Ты посмотри! А вот и мясник“». Принесли спагетти для Мегрэ и равиоли для Мартины Гийу, перед которой стояла оплетенная бутылка кьянти. — Вы позволите? Заботы не мешали ей есть с аппетитом. — Он сказал, что его жена сумасшедшая? — И что она его ненавидит. Он купил замок в деревне, где родился. Это тоже правда? — Да, правда. — Знаете, я не придавала этому большого значения. Говорила себе, что наверняка в этом изрядная доля хвастовства. Крестьяне там продолжают звать его мясником. Он купил особняк на бульваре Курсель и говорил, что тот похож не на дом, а на зал ожидания на вокзале. — Ты там была? — Да. — У тебя есть ключ? — Нет. Я ходила туда только два раза. В первый раз, когда он хотел показать мне, где живет. Это было вечером. Мы поднялись на второй этаж. Я увидела большой салон, его кабинет, спальню, столовую, другие более или менее пустые комнаты, и, действительно, это не было похоже на настоящий дом. «Наверху, — сказал он мне, — сумасшедшая! Она, должно быть, подсматривает за нами с лестничной площадки». Я спросила у него, ревнует ли она, он мне ответил, что нет, она следит за ним просто так, такая у нее мания. Это верно, что она пьет? — Да. — В таком случае, вы видите, почти все, что он мне рассказывал, правда. А то, что он мог приходить к министрам без доклада? — В общем, почти так. Не было ли некоей иронии в отношениях Фюмаля и Мартины? Больше года она была его любовницей. В конечном счете он взял и содержал ее только для того, чтобы было перед кем покрасоваться и поплакаться одновременно.