– Батюшко-Угор, я что там над мысом за нагромождение такое, слоями такими ходит, будто на город похоже? – А это Город Чемдальск. Чем дальше спрос, тем ближе эхо. – Коленвал какой-то опеть… – сказал Серый. – Спускайся давай вниз, а то правда… – Ну спущусь, а дальше-то что? – А ты сначала спустись. А там поймешь. Серый спустился по Старшовской снегоходной дороге. Когда выбежал на паберегу, увидел камень, выпавший из коробушки. Его наполовину втопило в снег весенним солнцем. Серый подбежал к Енисею и увидел заберегу – первую в этом году и вторую в своей жизни. Возле изгиба берега зеленел снег и в ямке набралось зеркало бирюзовой водицы. В воде шевелилась букашка. Серый попил водицы и сказал: – Эх, спасибо… – Пей, пей… Ты же набегался. Серый вздрогнул и оглянулся. Голос был со всех сторон и выходило, что он внутри голоса. – Ты кто? – спросил он. – Тот, кто тебя напоил. – Заберега? – Хм… – тихо рассмеялся Батюшка-Енисей, – собака ты собака. Я Батюшка-Анисей. Здравствуй, моя. – Так-так-так… – проговорил Серый и на всякий случай быстро лег, есть такое собачье падение в клубок. – Я полежу, а то… я запутался. – Я тебе помогу. В чем забота? – Мне Старшому надо помочь. И Бурундук тут, и Глухарь, и Соболь, ну они все вроде хотят… Ну чтоб на Хорогочах соболь собрался. А вот со снегом как быть-то? – А че те снег? Пусть Старшой ловушками работает! – Ловушками! – горько сказал Серый. – А от меня-то какой тогда прок?! – Как какой? Ты со всеми договорился, а дальше уж Старшой пусть разбирается. – Батюшка-Енисей, нельзя мне так! Как ты не поймешь! Ведь я все это затеял, чтоб помочь, чем могу. Я не по сделкам! Я соболя ищу! – Серый ты, Серый… Так договориться не каждый делец сможет… Ладно. Что у тебя там? Снег? – Снег, Батюшка. И еще… страшно сказать… – Можешь не говорить. И так знаю. Санкт-петербуржский пушной аукцион. – Он, Батюшка. – Слушай меня внимательно, Серая Собака. Что я могу? Я могу попозже встать, пораньше пойти. Понятно, воды много, по осени остывает, тепло держит… Но это все, как сказать… подогрев местного значения. А снег, – медленно сказал Енисей, – это уже общее круговращение возду́хов. Тут как солнышко ходить будет – так старые люди говорят… А еще и теплые весна-лето нужны… Погоди, я сейчас лопну коло Рябого камня, а то поддавлят. Не пугайся. Раздался раскатистый хлопок треснувшего льда. Ветер продолжал дуть с устойчивой силой, и по Енисею пятнисто неслись облачные тени. – Эт, хорошо-о-о… Дак вот, тут уже дела космические… Тут надо спрашивать у того, кто к небу поближе. А это Главный Саянский Хребет. – Ой-ей-ей! – заплакал Серый. – Не добежать никогда… – Я сам спрошу. – Дак это ж далеко! – Серый ты, Серый, – сказал Батюшка-Енисей и попросил Верховку погладить Серого, – для меня это недалеко. – Почему? – спросил Серый. – Дак… лежу я тут. – Ой-ей-ей… – сказал Серый, – у меня не получается понять… – Ничего, ничего. Я лежу. И ты полежи… И знай, что минуты не пройдет, как Саяны услышат мою просьбу. Считай до шестидесяти. – Кого? – Да никого… Никого… Все. Все, моя…Уже шевелят ледниками. И уже отвечают. – Что? Что отвечают? – А отвечают, что имя́ до Солнышка так же вы́соко, как и мне, бескрайнему… Серый уже даже не скулил, а просто лежал, подставив морду, и теплая Верховка матерински оглаживала его голову, трепала острые и чуткие уши, шептала: «Не печалься, главное – верить… и все получится…» – Серый, – вдруг сказал Енисей грозным и дрогнувшим голосом. – Да, – встрепенулся Серый. – Видишь ту торосинку на са-а-амой середке, – спросил Батюшка-Енисей, – беги и возле нее остановись. Серый ничего не спрашивал, а добежал до торосинки, оказавшейся огромной грядой сине-зеленых торосов, и остановился. Облако, накрывающее полреки, вдруг отошло, и снег залило таким ослепительным светом, что Серый зажмурил глаза: – А вот и я́ тебя вижу. Здравствуй, Серый, – раздался ласковый голос. – Здравствуй, а ты кто? А то я глаз не могу открыть. Солнце так лупит. – А ты не смотри на меня, или… спрячься под наклонную торосину и увидишь… Серый заполз под наклонную торосину и увидел над собой синий свет Солнца, прошедший сквозь енисейский лед. – Ты мне что-то сказать хотел? – спросило Солнце. – Да, я столько уже сегодня сказал, что… я… может… я полежу чуток… – Ты просто убегался, Серый. Слушай, что я скажу. Я могу сделать теплую весну, могу теплое лето. Могу задержать главный снег и до конца ноября держать порошу в треть лапы. Могу модницам приморозить гузки так, что они в очередь станут за собольими шубами… – Ах… – только и ахнул Серый. – Правда? – Правда. – А почему ты мне помогаешь? – Я пока не помогаю… Но сейчас поймешь. Только ответь на один вопрос. – Какой? – Почему ты сразу меня не попросил? – Как-то не решился… Я вот подумал, если Бурундук такую козу-капусту мне развел, то куда уж мне к Солнцу-то лезти… – Милая ты собака. Вот ты сам на все и ответил. Ты все правильно сделал. С бурундучка начал и всех выслушал и все выполнил… И знаешь что? Из ягодки, которую ты не прокусил и не растопил, я тебе тундру ягоды на Хорогочи насыплю, из перышка, за которым ты бежал, глухариных выводков целую тайгу подведу, а из коготка, который ты на могилу Тагана положил, полные Хорогочи соболя пригоню. – А… – Но ничего не будет без… Знаешь без кого? – Без кого? – Серая ты собака… Скажу я тебе. Все будет зависеть от нескольких… единственных… слов. – Что я должен сказать? – Не ты должен. – А кто? – Человек один… – Этот человек Старшой?