– Ну что? Права забираем… – А как же?.. – Суд будет решать. Вы с места дэтэпэ скрылись. – Ребят, ну… ладно вам. Может… Ну вы видите. – Ее трясло. – Честно, я с мужем разругалась. Муж мой Баскаков… писатель. Слышали, наверно. Они переглянулись неопределенно. – Погодите, я сейчас вернусь. – Лена сбегала за книжкой, которые у них на такой случай всегда лежали в машине: – Вот. – «Фарт»… – недоуменно хмыкнул гаишник. – Да уж, подфартило… Ну, может, как-то… это? Он, главное, телефон выключил! Разругались еще… вдребезги… – У Лены задрожал подбородок… Мужики еще раз переглянулись. – Вы же остановку вон поломали. Лейтенант вздохнул долгим вдохом и таким же ровным голосом, как уличал ее в аварии, сказал: – Давайте так, сейчас звоним в бригаду. Они приедут, будете с ними разбираться, сколько там за ущерб. Полчаса протянулись пыткой. Наконец показалась «газель» с двойной кабиной, там сидели в ряд трое дорожников в рыжих жилетах. Вышли, поздоровались. Пошли все вместе к остановке. Потом гаишник сказал: «Ну вы пойдите пока у машины побудьте». Какое-то время шло совещание у остановки. Лена ходила взад-вперед. Наконец подошел гаишник: – Сейчас Ваня начальству позвонит. И отдал документы. Ваня был главный. Подошел. Молодой, полный, очень белый. Размашистой какой-то хозяйской повадки. Лицо гладкое, бесщетинистое, неестественно даже молодое: – Подождите. Щас позвоню… – Отошел с телефоном за «газель». Долго набирал, ходил, о чем-то говорил. Потом вернулся к Лене. Лена сжалась. – Ну, короче, нам заплатите за остановку четыре тысячи. И все. – Ну конечно… Ой господи… Слава богу… Только, вы знаете, у меня вот тысяча, а остальное на карте. Протянула тысячу. – Ну давайте, – невозмутимо, негромко, вскользь как-то ответил Ваня. – А вы мне номер карты дайте. – А… – будто даже удивившись, сказал: – Ну давайте пишите. – Я только не знаю, могу не успеть сегодня. – Да ладно, потом там… – махнул рукой. – Тысячу там еще… – так же, будто по поверхности, пробормотал Ваня и сказал отчетливо: – Езжай с Богом. Когда Лена села в машину, уже темнело. Замешкавшись, она проехала свороток к Подчасовой, стала разворачиваться, но колесо задевало крыло, разворот получился чересчур широким, и правые колеса провалилась в снег на обочине. Лена ударила двумя руками по рулю и заплакала. Сумерки… Грязный снег… Помятый бок. Скособоченная, окончательно подбитая машинешка, изуродованным боком влипшая в грязный комкастый снег. Еле открывающаяся дверь, которой еще и снег мешал открыться. Неудобство перекошенного вытискивания. Тонкие черные сапожки… Обессиленность полная. Еще не пережитый свой улет. Попытка звонка Баскакову: «Гад! Пьет с Добрынечкой!» Вышла на дорогу и стала останавливать машины. Самосвал проехал мимо («Сволочь!»). Двое ребят на «бигхорне». Остановились, вытащили. «Спасибо, ребята». «Да не за чего». Едва собралась трогаться, позвонила Подчасова, сказала, что едет Бузмаков в Боево. «Твой телефон дала, мало ли». Тут же позвонил мужской голос: «Галина сказала, вам помощь нужна. Вы где?». Объяснила. «Ну стойте». Это было хорошо – сил не оставалось. Со стороны города подъехал микроавтобус, мигнул фарами, развернулся и стал впереди Лены. Вышли Бузмаков и еще один человек: рослый, с выпуклым животом, линию которого повторяла длинная, очень выгнутая поясница. И живот, и поясница были плотно обтянуты курткой – синей, блестящей, набранной из пухлых полос. Сели в машины. Двинулись. Гуськом добрались до Подчасовой. В автобусе ехало человек шесть, все в Боево на Рождество. – Галь, я, наверно, с ними поеду. Там отец Лев. А машину у тебя брошу. Возьмете меня? – Да возьмем, конечно. Только вы в чувство придите… Так, а Игорь где? – спросил Бузмаков. Галя сделала моментально зверское лицо, и он понимающе поджал рот. – Давайте чаю. Сели за стол. Лена несколько раз пересказала свое приключение. Больше всех взбудоражился и восхитился человек с гнутой поясницей, оказавшийся московским писателем. Звали его Леонид. У него было большое, немного баклажанистое лицо. Темная кожа вокруг глаз с мелким напылением прыщиков – будто пшеночкой посыпанное. Увесистый подбородок. Когда он говорил – большой рот смещался-выдвигался ковшом. Леонид всем восторгался. Говорил громко и быстро, частил немного: «Да шикарно! Спасибо, Галечка! Это что? Папоротник? Мммм… Шикардос, шикардос»… Смесь меда с кедровыми ядрышками его вовсе обезоружила. Он ломанулся к вешалке и притащил плоскую бутылочку и плоский пакетик… – Ой, извините! – вскрикнула Галя. – Я не сообразила. – И пошла к буфету. – Галя, никаких водок ему! Мы в монастырь едем! – крикнул Бузмаков. – Лена, будете? Бог простит, – отхлебнул Леонид коньячку. – Вот еще хамон – берите… Ну ладно, ладно… Ну все же уладилось… – Лен, может, вина? – спросила Подчасова. – Да завтра праздник… И главное, я еще подумала, надо было быстро в сторону отъехать куда-нибудь. Гаишники эти. Я только дух перевести собралась… Трясусь еще вся. – Да это сообщил, сообщил кто-то! – громогласно частил Леонид. – Тот с КамАЗа и позвонил! – сказал кто-то. – Да ну, какой ему смысл – он же сам и растаскивал? Не. Это кто-то, кто ехал. Или из кафешки. – Из кафешки! Мужик, который подбегал. – А главное, я так и не поняла, что это за история с остановкой, то ли они захотели за мой счет ее отремонтировать? То ли что?.. Как-то непонятно. Если бы они поделили деньги – гаишники и дорожники? Нет. Ваня этот… Как он рукой махнул: «Езжай с Богом!» – Лена поджала губку и отвернулась. – Шикардос-шикардос! – закричал Леонид. – Давайте за вас, Лена, за остановку! Ну как же хорошо! Леночка, у меня еще кальвадос есть! Шикарный кальвадос! Шикардос-шикардос! Быстрое это «шикардос-шикардос» звучало как присказка, как отдельное что-то и производственное, вроде «как понял – прием». Если он произносил отдельно «шикардос», то мог автоматически добавить двойной шикардос. – Дак, а знака там не было? – Да не помню! В том-то дело. Могла прозевать спокойно. Я знак прозевала. Эта «камрятина» еще, я прямо представила такого… Баскакова… в ней. «Бэ-бэ-бэ» такого… «Я скэзэ-эл»… «никаких хлебопечек! В духовке стряпать будешь!» – басом изобразила Лена, и все засмеялись. – Бр-р-р, терпеть не могу… И в общем, я вижу этот поворот, уже вхожу… И понимаю, что копец… Ну и ка-ак меня ки-инет на встречку. – Лена. Ты в рубашке родилась! – Шикардос-шикардос! – А меня опять потом ка-ак поведет, и, главное, я ничего сделать не могу. Вот тебе и полный привод! – Леночка, полный привод выручает, пока не сорвешься… Как у сильных людей… Тянет до конца, а как сорвался – не поймать. Отдельный навык нужен. Газ нельзя бросать. – Да я почти поймала. В том-то и дело! А потом снова… и эта остановка! И куча эта. Прямо как ладонь… кто-то подставил! – Остановка! Лена, вы прелесть! Ха-ха-ха! Вот это сюжет! Менты с дорожниками бабки загребают на остановке! Даже нет! Таскают! – Он зашелся от хохота. – Слышь! Они ее таскают туда-сюда! На повороты ставят! Кормилицу. Ха-ха! Кино можно снять: «Кормилица»! Я Шнапсу в газету напишу! – крикнул Леонид, одновременно шарясь в широченном, похожем на изразец, телефоне: – О! Чернявского убрали. – То есть они, смотри, – говорил он уже целенаправленно Лене, – они ищут поворот, привозят остановку… Ха-ха! Вызывают, погоди, Валер, подгоняют поливалку! Поливалку! Представь! Заливают дорогу, а потом ставят остановку! Четыре тысячи с одной машины – это сколько долларов? Так, какой курс сейчас? – Он слазил в изразец: – Ага… Тридцать девять. Четыреста баксов… С десяти тачек тысяча шестьсот! – Да, Ленк… – свозь гвалт глядя на Лену, задумчиво сказала Подчасова, – конечно, дала ты… А если б на встречке?.. Подумать страшно. – На ладно тебе, Галк! – вдруг улыбнулась Лена. – У тебя вообще машина сама поехала ночью. – Как сама поехала? Шикардос-шикардос! – восхищенно округлил глаза Леонид. – Взяла и поехала. У нас в Сибири автоматика. Галь, я расскажу? У нее механка. На скорости оставила. А машина на автозапуске. Ну и поехала. – Как на запуске? А-а-а, – догадался Леонид, – мороз же! Ну да. Вот это да! Шикардос! Ну вы даете! А мы не ставим на запуск. – Дак у вас тепло. Леонид хлопнул кистями ковш в ковш: – И представь, представь, Ген! Менты остановку притащили, асфальт залили, сидят в уазике караулят. Тут такая тачка врезается. Они туда: «Документы! Порча имущества!» А там нет никого! Шикардос! Скрытие с места дэтэпэ! Вот чижики! Лена, так они прямо сразу вам стали предъявлять? Про дэтэпэ? – Ну да. – Не спросили, как самочувствие, может, помощь нужна? Не, ну какие суки! – Нет, ну они видят. Я же сижу, нормально. – Лена тоже думала о холодке того разговора, но сейчас почему-то стала защищать ребят. – Да в Америке вас бы успокоили сначала и в чувство привели… – Да ладно тебе, Лень, – резанул Бузмаков, – успокоили, а потом такого штрафака бы впаяли, что… – Махнул рукой. – Бузя, не бузи! Ты гонишь! – Ленк, пойдем тебе кофту покажу… – сказала Галя. – Пошли, – быстро встала Лена.