Но все выглядит не так, как я себе это представляла. Не как в кино, где показывают ряд стульев по обе стороны стойки с плексигласовым экраном посередине. Нет, нас провожают в просторную комнату, где в свободном порядке расставлены зеленые пластиковые столы. Большая часть из них уже занята группами. Парами. Семьями. Некоторые привели с собой детей. А заключенные одеты не в оранжевое, как по телевизору, а в серое. Занимаем места за пустым столом, и я достаю из сумки диктофон, подключаю внешний микрофон и ставлю все это на стол между нами. — Колин не станет возражать? — спрашиваю я, указывая на оборудование. Ава качает головой. — В этом весь смысл нашего визита, разве нет? Я не успеваю ответить, потому что краем глаза замечаю рыжие волосы, поворачиваюсь и вижу, как в комнату входит Колин Маккарти. На фоне медно-рыжих волос его кожа выглядит болезненно бледной, едва ли не желтушной, а редкая щетина вокруг рта напоминает мне о том, как он все-таки молод. Двадцать пять лет. Но у него такие же глаза, как у Авы, большие и синие, хотя в обрамлении светлых ресниц они кажутся ярче, будто капли лазурной краски. Рот искривлен в почти кошачьей усмешке, а жилистые руки покрыты вздувшимися венами. Он двигается с преувеличенной развязностью, словно подражая боксеру во время выхода на ринг. — Сестричка, — говорит он, подойдя к Аве и обняв ее одной рукой с напускной небрежностью. Как будто они встретились не в тюремной комнате для визитов, а на барбекю на чьем-то заднем дворе. — Это Марти, — повернувшись ко мне, говорит Ава. Мне не нравится, как Колин осматривает меня. Бросив взгляд на диктофон на столе, он что-то отвечает. У него мелкие квадратные зубы, которые делают его еще моложе. Слов я не разбираю, но язык немного похож на испанский. Вспоминаю свой разговор с Тедом. Ну да, они говорят по-португальски. — Что? — спрашиваю я. — Не обращай внимания, — говорит мне Ава и, глядя Колину в глаза, хлопает его по плечу, словно усталая школьная учительница, укоряющая ученика. — Она пришла помочь тебе. Давай-ка ты сядешь и ответишь на кое-какие вопросы. — Конечно, — отвечает он с улыбкой Чеширского кота. Его голос выше, чем я думала. — Рад познакомиться. — Жаль, что не при других обстоятельствах, — говорю я, но это простая вежливость. Колин мне уже активно не нравится. Знаю я таких типов. Подобное сочетание развязности и хамоватости убеждает меня, что он как раз из тех, кто готов сломать бильярдный кий о спину другого человека за то, что его обозвали гомофобным ругательством. Неудивительно, что присяжные ему не поверили. — Что, на сей раз без Теда? — спрашивает Колин, оседлав пластиковую скамью. Мы с Авой сидим напротив него. — Не его день, — отвечает Ава, и Колин тихо усмехается. — Теду я не нравлюсь, — сообщает мне Колин, как будто очень этим гордится. Вообще он подозрительно доволен собой, что несколько странно для человека, получившего пожизненный срок. Держится так, будто хочет быть именно здесь. — Неправда, — возражает Ава, но это довольно слабая попытка убедить нас в обратном, и мы оба это понимаем. — Что у тебя с рукой? — спрашиваю я, указывая на его левую руку. Три пальца в шине, на тыльной стороне ладони — темные синяки. — Поругался с одним местным. Уже не впервой, — отвечает он, быстро убирая руку, когда Ава тянется к его запястью. — Дай посмотреть, — просит она. — Знаешь, тут вообще-то есть врачи, — говорит он. — Мне сделали рентген и все такое. Настоящая медицина двадцатого века. — Из-за чего на этот раз подрался? — спрашивает Ава. — Так, из-за пустяка, — отвечает Колин. — Знаешь, что тут было в прошлые выходные? — Он обводит рукой комнату для посещений. — Брат Гая женился. Всю церемонию провели прямо здесь, клятвы и все такое, чтобы мой приятель мог присутствовать. И знаешь, у всех глаза были на мокром месте. — К чему ты клонишь, Колин? — настолько невыразительным тоном спрашивает Ава, что вопрос кажется риторическим. — Я просто хочу сказать, было бы здорово, если бы ты пригласила меня на свадьбу, — говорит Колин и снова поворачивается ко мне. Его рот все время кажется влажным. — Вместо этого они поженились в отеле «Дрейк». Тут было бы дешевле. — Ну, малыш, — отвечает Ава, — когда тебя обвиняют в убийстве, кое-какие семейные мероприятия придется пропустить. Она напоминает мать, которая предупреждает ребенка, что тот не получит десерт, поскольку не сделал до конца домашнюю работу. Колин весело смеется, и я впервые замечаю в нем что-то, кроме игры в крутого парня. Намек на очарование, которым он, вероятно, когда-то обладал. Когда-то этого хватило, чтобы привлечь такую девушку, как Сара Кетчум. Девушку, которую учили смотреть глубже, искать в хулигане тайное уязвимое место, которое так и ждет, чтобы его обнаружили. — А что у тебя за история, Марти? — спрашивает он. — Я думала, это я должна брать у тебя интервью, — отвечаю я. Меня несколько удивляет, что Ава до сих пор не рассказала ему мою историю. — Сразу к делу, — говорит он. — Мне нравится. Ладно, что ты хочешь узнать? — Наверное… — начинаю я. Его резкость застает меня врасплох. — Пожалуй, расскажи мне, что ты помнишь о той ночи, когда пропала Сара. В ответ на вопрос он медленно носом втягивает воздух. Потом пожимает плечами. — Странно, — говорит он. — Я так много думал о той ночи, что теперь уже не уверен, где настоящие воспоминания, а где то, что я в некотором роде сочинил сам. Понимаешь? — Не совсем, — отвечаю я. — Ну, типа, все как в тумане. Мы были под кайфом, и я не приглядывался к ней, понимаешь? Я же не знал, что вижу ее в последний раз. Когда пытаюсь вспомнить, получается неправильно. Например, я готов был поклясться, что она уходила в розовом платье, — говорит Колин. — Она все время его носила, потому что оно было короткое, а у нее были шикарные ноги. Но потом выяснилось, что нет. Когда ее обнаружили, на ней были джинсы и белая футболка. Значит, я, наверное, вспоминал другую ночь, когда на ней было то платье. — Это называется ложное воспоминание, — перебивает Ава. — Иногда мозг создает воспоминания о том, чего на самом деле не было. Вроде как заполняет пробелы неверной информацией. Вообще это одна из главных проблем в случае со свидетельскими показаниями. Очень часто человек видит то, что хочет видеть. «Например, машину, которая в моих воспоминаниях то синяя, то серая, то серебристая, — думаю я. — Как лицо человека, которое я так и не смогла узнать». Эти мысли, словно возникшие из ниоткуда, преследуют меня. Легкие, как пар. Может, я сама все это придумала. Может быть, мужчина и машина растворятся от малейшего дуновения. — Но я имею в виду, это был обычный день, — говорит Колин. — Утром я был на занятиях, а потом пошел к ней. — Она тоже была на занятиях? — спрашиваю я. Он качает головой. — Она проучилась в художественной школе семестр или два, но потом бросила и съехалась с этим своим дружком. Оба работали в одном агентстве по трудоустройству. — Дилан Джейкобс, так? — спрашиваю я, пытаясь добавить подробности. Имя Дилана часто встречалось в полицейском отчете. Сначала он упоминался как человек, заявивший об исчезновении Сары, потом как возможный подозреваемый. По крайней мере до тех пор, пока копы не сосредоточили внимание на Колине. Другом мужчине в жизни Сары. — Верно. Дилан. Настоящий… — Взгляд Колина падает на цифровой дисплей диктофона. — Ну, он все время высказывал свое мнение об окружавших Сару людях. — Людях вроде тебя? — уточняю я. — Кажется, чувак думал, что Сара должна встречаться с кем-то типа него, — говорит Колин, откидываясь назад и скрестив руки на груди. Эта поза выражает спокойную уверенность в себе, которая может быть либо насквозь фальшивой, либо абсолютно искренней. — Оказалось, что чувствительные парни ее не привлекали. — У него есть алиби, так? — спрашиваю я. — На той неделе он работал в колл-центре, — отвечает Ава. — Там записывают все звонки сотрудников. Его голос звучит на пленке в течение всего отрезка времени, когда Сару, скорее всего, похитили. — К тому же ты бы видела этого типа, — усмехается Колин. — По-моему, он ни разу за всю жизнь не был в спортзале. Если бы он напал на Сару, она сумела бы отбиться. — Он милый, — поправляет Ава. Наверное, для меня. — Устроил ей вечеринку-сюрприз на день рождения, всех нас пригласил и все такое. Он звонил мне пару раз после того, как Сара пропала. Мне показалось, ему больше не с кем было о ней поговорить. — Он устроил эту вечеринку, чтобы выставить меня в дурном свете, — говорит Колин. — Чтобы все выглядело так, будто он сам все это придумал и спланировал. Как будто я сам не устроил бы ей вечеринку-сюрприз. — Да брось, дорогой, конечно, ты бы не устроил. У тебя немало уникальных качеств, но планировать ты не умеешь. — В ее голосе достаточно сарказма, чтобы сразу стало ясно: немногие из качеств Колина стоит считать уникальными. — Ну и ладно, можно я расскажу дальше? — говорит Колин, как будто именно по вине Авы мы отошли от темы. Взмахом руки она предоставляет ему слово. — Ну вот, — продолжает Колин. — Этот козел на той неделе работал, но у Сары был выходной. Так что мы встретились у нее на квартире и пообщались. Немного покурили, перепихнулись, сделали салат с курицей и посмотрели фильм. А потом ей надо было на встречу с друзьями, поэтому я прилег у нее в комнате, пока она собиралась. — Почему ты не пошел с ней? — спрашиваю я. — На встречу с друзьями? — Они меня не особо жалуют, — отвечает Колин, ухмыляясь так же, как когда упомянул Теда. — Знаю, трудно себе представить. Но она все еще общалась с приятелями из художки, а они, по-моему, все считали, что это из-за меня она бросила учебу. — Это правда? — спрашиваю я, и Колин смотрит мне прямо в глаза без всякого выражения. — Нет. — От этого короткого слова мне становится не по себе, хотя толком не могу понять почему. — Она попрощалась перед тем, как уйти? — спрашиваю я, пытаясь загладить явно лишний вопрос. Пытаясь снова разговорить его. — Ага. Разбудила меня и велела запереть дверь, когда буду уходить. — У тебя был ключ от ее квартиры? — Нет. Замок был прямо в ручке. Знаешь, такая ручка, которую можно просто повернуть и закрыть дверь. — На мгновение он замолкает и задумчиво кусает нижнюю губу. — Иногда мне кажется, что мне это приснилось. То, что она разбудила меня, поцеловала. Потому что я мог бы поклясться, что она уходила в том самом платье. Теперь он выглядит почти тоскливо. И внезапно в нем проскальзывает какая-то нежность, неожиданно обнажившаяся под маской надменности и грубости. Все же он еще совсем мальчишка. — Что было потом? — спрашиваю я, просто потому что хочу приоткрыть эту часть его натуры, вставить что-то в пространство, которое он создал между тем, кем он был, и тем, кем мог бы стать. Хочу, чтобы он продолжал говорить. — Я поспал еще, — говорит он. — Встал, принял душ и поехал к бабушке на день рождения. — Как ты туда добрался? — спрашиваю я. — На такси.