Я хочу быть кем-то другим. Вот что лежит в основе всех игр, в которые я играю, мужчин, которых я выбираю, того, как я одеваюсь. Я не хочу, чтобы те люди были моей семьей. Не хочу быть бывшей женой Эрика. Сестрой Мэгги Риз. Девушкой, ищущей секса, который ее немного пугает, всегда балансирующей на грани, которой возможность выйти сухой из воды доставляет больше удовольствия, чем сам акт. Ничего этого я ему не говорю. Я только целую его до тех пор, пока все вокруг не погружается во тьму и перестает казаться реальностью. Олсен будит меня посреди кошмара, прижав мои запястья к матрасу, потому что я приняла его за безликого мужчину и попыталась выцарапать ему глаза. — Господи, — шепчет он, когда я наконец замираю. — Это еще что, черт возьми, такое? Глаза привыкают к темноте, и я узнаю его. — Страшный сон, — бормочу я. — Да уж, не то слово, — отвечает он, отпуская меня. Я сажусь и убираю с лица волосы. Липкие. Простыня подо мной ледяная и влажная. Фонарь за окном спальни бросает мутный янтарный свет на противоположную стену. Иногда я не узнаю эту комнату. Иногда просыпаюсь, не понимая, где я. — Мне надо тебе кое-что сказать, — шепчу я. Чувствую, как он касается пальцами моей поясницы, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. — Сосед Сары Кетчум пропал. — Знаю, — отвечает Олсен. Чувствую на себе его взгляд. — Знаешь? — Со мной связалась полиция Милуоки. — Я думаю, он может быть здесь, — отвечаю я. — Я думаю, он может быть в ЛаБаг-Вудс. На мгновение Олсен замирает и молчит. — С чего ты взяла? — наконец спрашивает он. — Если эти дела связаны, убийца мог похоронить его в том же месте, — говорю я. — Если он мертв. — С чего ты взяла, что эти дела связаны? — Сам знаешь с чего, — отвечаю я, глядя на него через плечо. Всего секунду, не дольше. Я знаю, что он слышал, что сказала бабушка за ужином. Не хочу повторять это вслух. — Ты никогда не остановишься, да? — Он мог использовать то же место, чтобы спрятать труп, поскольку раньше уже избежал наказания, — говорю я. Олсен с долгим вздохом отступает. — Только если он не возражает, чтобы кто-то связал эти два дела. — Но никто не ищет Дилана здесь, — отвечаю я. — Хорошо рассуждаешь, — шепчет он, и тогда я поворачиваюсь и смотрю на него. Он вытянулся на кровати, простыня небрежно сбилась в кучу. На плече у него еще одно пятно черной краски. На груди слева — еще одно. Протянув руку, провожу пальцами по его груди, по остаткам той прошлой жизни. Интересно, что там, под слоем черноты. Может, свастика. Интересно, ощущает ли он до сих пор, как этот чудовищный рисунок пульсирует под новым слоем чернил. Он проводит пальцами по моим ребрам, по татуировке в виде ящерицы, и это вызывает у меня дрожь. — Ты видел ту Неизвестную, которую я приняла за сестру? — спрашиваю я. — Видел, — шепчет он. — Когда ее муж пришел на опознание тела. Муж. Помню. У нее был муж. Это была не Мэгги. — И у нее была татуировка, как у меня? — спрашиваю я. Именно из-за татуировки мне было так трудно принять, что это оказалась другая женщина. Потому что это должна была быть Мэгги. При возможности всех многочисленных совпадениий это просто не могла быть не моя сестра. Он приподнимается на локте и, положив руку мне на бедро, наклоняется ближе и разглядывает в темноте мои ребра. — Нет, — покачав головой, шепчет он. — У нее был дракон. Ярко-синий. — Не ящерица? Он опять качает головой. Я думаю о том, как иногда жестока жизнь. Как из-за простого предложения: «У нее на бедре татуировка в виде синей ящерицы», и дракона, по ошибке принятого за ящерицу, я резко перешла от скептицизма к уверенности. В тот момент в бистро жизнь, которую я вела, подошла к концу всего лишь на основании моей собственной ложной надежды на то, что я наконец получу ответы на вопросы о сестре. Все из-за одного дурацкого слова. Рано утром Олсен уходит. Возможно, как и я, он чувствует, что в деле Дилана появилась срочность. Что эту нить необходимо ухватить и крепко держать, пока не исчез очередной шанс получить ответы. И все же перед уходом он задерживается, чтобы поцеловать меня. Из-за этого долгого поцелуя я едва ли не бросаюсь снова расстегивать пуговицы его формы. Возможно, таким образом он извиняется за то, что рано уходит. Или пытается сделать так, чтобы я по нему скучала. Неважно, что он уходит, не сказав ни слова. Так проще. Я снова одна в постели, рядом остывают простыни, сквозь жалюзи падают все более длинные лучи утреннего света. Я не скучаю по нему. Я никогда не скучаю по тем, кто покидает меня добровольно. Глава 14 Остаток дня я жду новостей о деле. Жду звонка Олсена. Со мной точно что-то не так: посреди расследования потенциального убийства я жду звонка от парня. Чувствую себя подростком, как будто жду, что мальчик, который мне нравится, пригласит меня на школьные танцы. Позволяю себе слишком этим увлечься. Гуляю в парке с Андреа и Олив, чтобы отвлечься, но не рассказываю ей, что Олсен был на благотворительном ужине, и о том, что произошло потом у меня в квартире. Стараюсь не слишком часто проверять телефон и напоминаю себе, что весь год спала с половиной населения города, но никогда не ожидала, что кто-то из тех мужчин позвонит на следующий день. А ночью у себя в квартире в одиночестве напиваюсь до чертиков. Телефон с темным экраном лежит на кофейном столике и не издает ни звука. В понедельник утром просыпаюсь от резкого стука во входную дверь. Достаточно резкого, чтобы вызвать в организме всплеск адреналина. Мой не до конца проснувшийся мозг пытается понять, в чем дело. Это чрезвычайная ситуация? Кто-то пытается попасть в квартиру? Вылезаю из постели и заставляю себя пойти на звук, вставляю дверную цепочку в фиксатор и открываю дверь. — Марта Риз? — В щели между приоткрытой дверью и косяком раздается мужской голос. Коп в форме — это все, что я вижу. — Да? — Детектив Харди хочет, чтобы вы поехали с нами в участок. Ответили на кое-какие вопросы. Судя по тону, это, скорее, требование, чем просьба. — Детектив Харди? — Может, это какая-то ошибка. Кажется, я не знакома с этим детективом. — Я… арестована? — запинаясь, спрашиваю я. Пытаюсь вспомнить, что копы имеют право делать в подобных обстоятельствах. — Нет, — отвечает коп, положив руку на пояс. Приглядываюсь к пистолету в кобуре у него на боку. Я почти никогда не сталкивалась с огнестрельным оружием, и вид его прямо на пороге моей квартиры нервирует меня. Вся его разрушительная мощь прямо здесь, передо мной. — Но нам нужно, чтобы вы ответили на кое-какие вопросы по поводу одного расследования. — Какого расследования? — Больше всего мне сейчас хочется закрыть дверь и позвонить Андреа, чтобы она посоветовала мне, что делать в этой ситуации. — Исчезновение Дилана Джейкобса, — отвечает коп. И этого достаточно. Чувствую покалывание на коже, как будто коснулась чего-то электрического. Его нашли. Олсен нашел его. — Подождите, я переоденусь, — торопливо отвечаю я и удаляюсь вглубь квартиры, чтобы натянуть джинсы. Полицейские сопровождают меня по главному коридору двадцать четвертого участка в комнату для допросов в самом конце. Именно здесь двадцать лет назад я сидела с детективом Ричардсом, просматривая фотопортреты. Как только вхожу, сразу же рефлекторно встречаюсь взглядом с Олсеном. Рядом с ним стоит женщина постарше в сером брючном костюме. Она жестом приглашает меня сесть за стол и занимает место напротив. Я сразу думаю, что, возможно, зря пришла сюда, зря не предупредила Андреа, что меня вызвали в полицию. Это похоже на допрос, как будто меня привели сюда, чтобы выбить из меня какое-то признание. Может, Андреа была права и Олсен проявлял ко мне интерес лишь потому, что хотел получить информацию и ничего больше. Я считала, что в субботу ночью опровергла ее версию, ведь он был так пылок на заднем сиденье машины и когда я вела его в квартиру. Но теперь мне снова приходит в голову, что этот человек, привыкший притворяться кем-то другим, возможно, еще более безжалостен, чем я ожидала. Возможно, подробности нашей совместной ночи легли в основу какого-нибудь рапорта. Возможно, они прикрыты каким-нибудь эвфемизмом, скажем, «Субъект проявил личное участие». Или: «Субъект оказался легкой мишенью». — С детективом Олсеном вы уже знакомы, — говорит второй следователь, на носу у которой россыпь темных веснушек, а волосы забраны в тугой, гладкий пучок на затылке. Пытаюсь определить, сказано ли слово «знакомы» каким-то определенным тоном, намекающим на нечто большее, чем обычное знакомство. Но она словно осколок стекла. Настолько невозмутима, что я не вижу ничего, кроме отражения собственной паранойи. — Я — детектив Дана Харди. Благодарим вас за то, что пришли. — Вы из отдела поиска пропавших? — спрашиваю я, не давая ей возможности приступить к расспросам. Помолчав, она поджимает губы. — Из отдела убийств. — Дилан Джейкобс мертв? — Я обращаюсь скорее к Олсену, нежели к ней. Но он не смотрит на меня, во всяком случае прямо в глаза. Может, чувствует себя виноватым. — Вы нашли его тело? Детектив Харди двигается на стуле и поворачивается, чтобы посмотреть на Олсена. Замечаю, как он едва заметно качает головой. — Почему вы думаете, что Дилан Джейкобс мертв? — спрашивает детектив Харди. Как будто эта элементарная информация вообще важна, как будто Олсен еще не рассказал ей, чем я занимаюсь. О моем маленьком расследовании. Может, они собираются арестовать меня за вмешательство в их работу? — Это дело не передали бы в отдел убийств, если бы его труп не нашли, — отвечаю я.