— Сколько из этого ты услышала? — Достаточно, — отвечаю я. — У нее просто склонность все драматизировать, — говорит Андреа. — Да не особенно, — отвечаю я. — Она права, это настоящее безумие. И она права, называя меня магнитом для неприятностей. Андреа кривится. — Ох, жаль, что ты это услышала… — Но это правда, — говорю я. — Ты только посмотри, что за год у меня выдался. Еще даже до того, как убийца использовал мое имя в своем электронном адресе. — Тем не менее, — возражает Андреа, — глупо думать, что тебе нельзя здесь оставаться. У нее просто паранойя. — У нее есть на это право. — Нет, — безапелляционно заявляет Андреа. — Это я тебя во все это втянула, помнишь? Подкаст. Все это. Я в этом виновата не меньше тебя. — Так что будем делать? Я думаю об Олив, о том, как отчаянно хочу защитить ее от хаоса, охватившего мою жизнь. Не могу даже представить, как бы я себя чувствовала на месте одной из ее матерей. Но Андреа настроена решительно. — Найдем его, — отвечает она. — Если полиция ищет не в том месте, мы сами найдем его. И закопаем. Ритм жизни Триш и Андреа почти полностью подчинен расписанию Олив, а для меня это несколько непривычно. Начнем с того, что спать до полудня уже не получается. Комната для гостей, в которой меня разместили, расположена рядом с ванной, поэтому вода, бегущая по трубам, когда кто-то из них утром принимает душ, сразу меня будит. Все бы ничего, но после ночных смен в клубе «Раш» я по большей части возвращаюсь в три часа ночи, тихо закрываю входную дверь и на цыпочках прокрадываюсь по квартире к себе в комнату. Стараюсь даже воду из крана пускать тоненькой струйкой, пока чищу зубы. Олив встает в шесть, и если я разбужу ее раньше, меня здесь окончательно возненавидят. Я так мало сплю, что большую часть времени чувствую себя наполовину пьяной. Это даже полезно, потому что когда я на самом деле пью, это приходится делать втайне от Андреа и Триш. Как-то за обедом я налила себе «Отвертку» и заметила, как они обменялись обеспокоенными взглядами. Легко забыть, как я вела себя, когда пыталась быть нормальной. Андреа работает из дома, а Триш уходит в офис, поэтому у нас с Андреа полно времени, чтобы гулять по Андерсонвиллю с коляской, шокируя прохожих, которые слышат куски нашего разговора. В основном о том, как похитить человека и перевезти его в другой штат, чтобы там избавиться от трупа. О том, был ли Дилан убит в Милуоки или же похититель сначала привез его в Чикаго. О том, подключатся ли к делу федералы, как только коронер точно установит, что причиной его смерти стала не только передозировка. Сколько героина нужно ввести мужчине его веса, чтобы наверняка убить его. Как далеко от леса нужно припарковаться и на какое расстояние можно протащить тело мужчины, прежде чем тебя одолеет усталость и ты начнешь останавливаться. Меня беспокоит, что Олив каким-то образом впитывает всю эту информацию, но каждый раз, когда я наклоняюсь посмотреть на ее реакцию, она выглядит такой же счастливой, как и всегда. У нее на лице болтаются маленькие солнечные очки, за которыми блестят пытливые глазки. Однако ясно одно: она слушает. Вообще Андреа счастлива, что в доме появился помощник, пока Триш на работе, поэтому днем я сижу на полу у них в гостиной и приглядываю за Олив, которая играет в куклы, а Андреа тем временем стирает, убирает в кухне или готовит что-нибудь замысловатое на ужин. В основном я просматриваю аккаунты Сары в социальных сетях, или читаю форум о преступлениях, или мечтаю о коктейле. Именно этим я и занимаюсь, когда на второй неделе моего пребывания у Андреа мне приходит письмо от ARMY8070. «Фото “Теслы” получше», — пишет она. К письму действительно прикреплено более четкое фото машины, снятое камерой наблюдения местного супермаркета. В заднем стекле машины отражается неоновый логотип пивоварни «Шлиц» с витрины магазина. Но что самое важное в этом фото — на нем можно разглядеть номерной знак. Иллинойсский номер. «У тебя, случайно, нет лицензии частного детектива или доступа к архивам Департамента автотранспорта?» — спрашиваю я. ARMY8070 снова отвечает без промедления. «К сожалению, нет. Возможно, придется действовать через официальные каналы». — Официальные каналы, — поморщившись, обращаюсь я к Олив. Та смотрит на меня снизу вверх. Это значит только одно. Набираю номер. Он отвечает со второго звонка. — Детектив Олсен, — вместо приветствия говорит он. — Это Марти. — Марти, — отвечает он. И прибавляет: — Рад, что ты позвонила. — Рано радуешься, — отвечаю я и на мгновение замолкаю, пытаясь решить, стоит ли делать этот ход. Возможно, «Тесла» никак не связана с исчезновением Дилана. Кроме того, Олсен может передать любую полученную от меня информацию своей суровой напарнице. Снова морщу нос, глядя на Олив, а та громко хихикает. — Где ты? — спрашивает Олсен. — Сижу с ребенком подруги, — отвечаю я. — Ты там живешь? — Почему ты спрашиваешь? Перед тем как ответить, он запинается. — Я пару раз заходил к тебе. Тебя явно не было дома. — Не беспокойтесь, детектив, — не скрывая горечи, отвечаю я, несмотря на то, что звоню просить Олсена о помощи. — В этом городе полно мест, где я могу спрятаться, когда меня преследует убийца. Думаю о номерах, которые сохранила в телефоне, мужчинах, чьи звонки я игнорировала после того, как прошло первоначальное возбуждение. Некоторые, может быть, еще возьмут трубку, если я позвоню, хотя прошло так много месяцев, но я говорю это больше затем, чтобы убедить Олсена — и себя заодно — в том, насколько бессмысленна была та ночь. — Слушай, я понимаю, то письмо тебя напугало, — отвечает Олсен. — Но у нас нет причин считать, что этот тип в тебе как-то заинтересован. Он просто использовал твое имя в качестве приманки. — Он мне звонил, — отвечаю я, бросив взгляд в сторону кухни, надеясь, что Андреа не подслушивает. Эту подробность я скрыла от всех, в том числе и от нее. — Что? — спрашивает Олсен. — Мне уже несколько месяцев приходят звонки с заблокированного номера. В трубке тишина, кто-то просто дышит на том конце провода. — Сколько раз? — спрашивает Олсен. Подсчитываю про себя. — Где-то двадцать пять… — Тебе поступило двадцать пять подозрительных звонков, и ты только сейчас об этом говоришь? Его голос становится громче, резче. Не такой по-военному спокойный, как на работе. Скорее, как в тот момент в постели, когда я проснулась от кошмара. — Ой, а я должна была что-то сказать, когда твоя напарница обращалась со мной, как с подозреваемым в убийстве? — с упреком отвечаю я. — Забавно. Наверное, мне показалось, что вам обоим будет на это наплевать. — Она не моя напарница, — говорит Олсен. — И если бы я вел это дело, я бы так не поступал. Но она старомодна, она просто пыталась тебя взбесить. Напугать, чтобы ты бросила свое расследование. На самом деле она не верит, что ты отправила то письмо. — Но она считает, что я виновата в том, что произошло, — говорю я, потому что мне трудно не представлять себя в гуще событий. Расследуя дело сестры, запустив «Неизвестную», я положила начало цепочке событий, которые привели к смерти Дилана Джейкобса. — Никто так не считает, — отвечает Олсен. Ясное дело, врет, но, честно говоря, меня это даже успокаивает. Иногда приятно, когда от тебя пытаются укрыть правду, у которой такие острые зубы. — Что ж, детектив, — говорю я, — насколько сильно ваше желание загладить передо мной вину? Через час демонстративно захожу в здание Двадцать четвертого полицейского участка, на сей раз без сопровождения. Как всегда, держусь вызывающе. Сильвия слабо улыбается мне. Очевидно, подробности моего допроса две недели назад ей хорошо известны. — Меня ожидает детектив Олсен, — деловым тоном заявляю я. Она кивает и указывает в сторону общего офиса. При моем приближении он поднимает голову, но я ничем себя не выдаю. Такое чувство, будто за мной наблюдает весь участок, — когда я прохожу, воздух вокруг дрожит от их внимания. Бросаю на стол Олсена обе распечатанные фотографии «Теслы». — Это из Милуоки. В ночь исчезновения Дилана Джейкобса. Рассмотрев их, он поднимает на меня глаза. Возможно, он удивлен. Или впечатлен. — Откуда ты это взяла? — спрашивает он. — Таргетированная реклама в социальных сетях. Подруга занимается сбором информации по нераскрытым делам. — Интересные у тебя друзья, — замечает он, откладывая фотографии обратно на стол. — Так что именно ты просишь меня сделать? — Ничего особенного, — говорю я. — Просто проверь номерные знаки. Выясни, кто из жителей Иллинойса парковался на улице Дилана за ночь до того, как поступило заявление о его пропаже. — Еще не хватало, — говорит Олсен. — Я не могу проверить достоверность этих снимков. Их нельзя использовать в качестве улик. — Ты делаешь мне одолжение, забыл? — спрашиваю я. — Я не прошу тебя использовать их в качестве улик. Я прошу проверить номерные знаки. Вот и все. — Боюсь, что не могу сделать тебе одолжение такого рода, — скрестив руки на груди, говорит он.