— Эбигейл Вудс, — повторяю я. — Я ездила в дом на Гэлли, где вы жили, и нынешний владелец сказал, что дом раньше принадлежал женщине по имени Эбигейл Вудс. Я точно не знаю, это ваша родственница или вы снимали у нее дом… Замолкаю и жду, что он прояснит ситуацию. Однако на том конце провода — тишина. — Марти, да? — Да, — говорю я. — Я не понимаю, о чем вы, — отвечает он. — Гэлли — это где? — Гэлли-роуд, — говорю я. — В Сатклифф-Хайтс. — По-моему, у вас неправильная информация, — отвечает Уолтер. — Я жил в Палос-Хиллс. Я никогда не жил на Гэлли-роуд. — Но… — собираюсь возразить я. Это была одна из тех подробностей дела, в которой я была твердо уверена, — связь с Мэгги. Наш дом в Сатклифф-Хайтс выходил на Гэлли-роуд. Дом номер четыре-шесть-ноль-три было видно с нашего заднего балкона. Но, пытаясь вспомнить, откуда я впервые узнала об этой связи, вдруг понимаю: это Ава рассказала мне, что Уолтер жил на Гэлли-роуд. Я поверила ей на слово. Вспоминаю чувство, посетившее меня год назад в то утро, когда я получила результаты анализа ДНК Неизвестной. Когда повесила трубку, поговорив с детективом Олсеном, и села в поезд на Синей линии, идущий на восток. Мы с Эриком должны были встретиться в Вест-Луп и поужинать вместе. Все вокруг меня гудело, звуки терялись в стуке колес поезда и коротком, резком шипении моего дыхания. В вагоне стоял запах тел в замкнутом пространстве, который всегда ассоциировался у меня с животными. Как островато-соленый запах в вольере с жирафами в зоопарке Линкольн-парка. Однако в тот день этот запах напоминал дополнительный элемент в составе воздуха, словно дым, вытесняющий кислород, из-за чего воздух становился разреженным. Сколько бы вдохов я ни делала, никак не могла надышаться. Я рухнула на пол в вагоне напротив дверей. Ноги людей вокруг меня сдвинулись, подошли ближе. Хотя я сидела, мне все равно казалось, что от малейшего движения поезда я вот-вот упаду. — С вами все в порядке? — Рядом со мной встал на колени мужчина. Я могла его видеть. Покачала головой, но промолчала. — Вы чувствуете боль в груди? Я покачала головой. Нет, если не считать затрудненного дыхания и физических усилий, которые приходилось прилагать, чтобы полностью раскрыть мехи своих легких, пытаясь надышаться. — Вам трудно дышать? — спросил мужчина. Лысый, темнокожий, очки в темной оправе. На пальце поблескивало обручальное кольцо. — У вас астма? Я снова покачала головой. — Паническая атака? Интересно, откуда мне знать, паническая ли у меня атака. Может, это можно определить, если через такое уже проходил. Может, на самом деле у меня что-то серьезное — легочная эмболия, или анафилактический шок, или первые симптомы сердечной болезни, о которой никто не знал, — и если бы я подтвердила, что у меня паническая атака, то не получила бы лечения, необходимого, чтобы спасти мне жизнь. Пока я пыталась решить, что ответить, поезд резко затормозил на станции и двери открылись. Мужчина не двинулся с места, но протянул руку, чтобы помешать толпе пройти между нами на пути к выходу. Я чувствовала, как из глаз у меня текут слезы. — Накройте рот сложенными руками, — сказал он, наглядно демонстрируя действие. Двери со звоном закрылись. Я сделала, как он сказал, дыша в сложенные ладони. — Постарайтесь немного помедленнее. Дышите глубоко, — сказал он. По коже у меня прошел туманный, влажный холодок. Но наконец мне удалось сделать вдох. Затем еще один. Двери то открывались, то закрывались, мимо нас двигались люди, а мы так и оставались на месте. Я дышала в ладони, он смотрел, как я дышу. И я помню то чувство, когда сидела на полу вагона метро, пытаясь отдышаться, а мужчина — Нэйт, его звали Нэйт, — успокаивал меня. То чувство, как будто меня обволакивает ледяной туман. Теперь, когда я говорю с Уолтером Кетчумом, я снова это чувствую. Как будто меня поглощает плотное, ледяное облако. Как будто что-то затмило солнце. — Спасибо, что уделили мне время, мистер Кетчум, — говорю я, и собственный голос кажется мне тихим, далеким. — Послушайте, — говорит Уолтер. — Я понимаю, что вы никому не хотели причинить вред. Наверное, я слишком много наговорил во вчерашнем сообщении. Но вы должны знать… Как я всегда говорил Саре, дорога в ад выложена благими намерениями. И я до гроба буду уверен, что мою девочку убил именно Колин Маккарти. — Мне жаль, — сдавленным голосом говорю я. — Мне очень, очень жаль. Чувствую влагу на лице и понимаю, что по щекам у меня скатились две одинокие слезы. В телефоне раздается щелчок. Поднимаю голову и упираюсь взглядом в Андреа — она стоит в коридоре и наблюдает за мной. В ожидании суда Тед содержится в Столичном исправительном центре в Чикаго. По рекомендации прокурора штата ему отказали в залоге, поскольку его значительные финансовые ресурсы и крепкие связи в деловом мире Чикаго могли бы помочь ему бежать. Поэтому мне ничего не остается, кроме как поехать на юг по Коричневой линии до библиотеки имени Гарольда Уошингтона и пройти несколько кварталов — мимо вывески «Отель только для мужчин», на которую Мэгги указала мне во время одного из наших ранних приключений в городе, где прятался герой Харрисона Форда в фильме «Беглец», — чтобы навестить его. Скорее всего, мне бы и в голову не пришло встречаться с Тедом, если бы на прошлой неделе я не обнаружила у себя в почтовом ящике конверт с обратным адресом СИЦ, а в нем — наполовину заполненный бланк на посещение. Тед четко заполнил раздел для заключенных идеальным, каллиграфическим почерком, а вторую половину должна была заполнить я. Мне было интересно, что он мог бы сказать мне, еще до разговора с Марко, поэтому я заполнила бланк и отослала назад. Вчера утром, после того как я вернулась домой от Андреа и приняла долгий, отрезвляющий душ, я получила голосовое сообщение, где говорилось, что мое посещение одобрено. СИЦ расположен в странном здании — треугольном небоскребе из камня песочного цвета. Вместо окон — длинные вертикальные прорези, а на расстоянии квартала или двух можно разглядеть забор, окружающий двор на крыше. Помню, в прошлом сто раз проходила мимо, не обращая на это здание внимания. Просто неуклюжий образец городской архитектуры посреди красивых чикагских построек, которыми знамениты районы Саут-Луп и Принтерс-Роу. Старые типографии с огромными, мощными окнами. Возвышающаяся над всем этим башня с часами вокзала Дирборн. Лишь позже, став старше, я поняла, что башня, расположенная всего в нескольких кварталах оттуда, — это тюрьма. Однако после визита к Колину я знаю, чего ожидать. Мою сумочку просвечивают, а затем меня провожают в большую общую комнату, где я сажусь за низкий металлический стол. Тед входит через дверь на противоположном конце комнаты и осматривает помещение, прежде чем подойти ко мне. — Быстро ты, — говорит он, занимая место напротив. В оранжевой тюремной форме он выглядит странно. Без дорогих рубашек и хорошо сшитых брюк кажется меньше. — Не видела смысла в том, чтобы тратить время, — отвечаю я. — Сегодня Колина должны выпустить. Тед слегка вздрагивает, стиснув зубы с такой силой, что у него около ушей проступают мышцы. — Что ж, очко в пользу справедливости, да? — с плохо скрываемой злостью произносит он. Он откидывается на спинку стула, неумело подражая наглости, с которой держался в тюрьме Колин. Ему это не подходит, и это заметно. — Я не могу обсуждать свое дело, — говорит он. — Так что не уверен, зачем именно ты здесь. — Ты сам прислал мне бланк, — отвечаю я. — Я думала, ты хотел меня видеть. — Точно. Наверное, я сомневался, что ты действительно придешь, — говорит Тед, а потом слегка улыбается. Или, может, кривится. — Наверное, просто представлял себе все, что скажу, если ты когда-нибудь придешь. — Ну, вот твой шанс, — отвечаю я. — Ты так уверена в своей безупречности, — говорит он. — Поверь мне, я знаю, что это такое. Долгое время я сам так жил. — Тед, я уже ни в чем не уверена, — отвечаю я. Чувствую себя такой жалкой. Обессиленной. Я хочу, чтобы кто-нибудь сказал мне правду. Хочу поверить кому-нибудь, если этот человек уверяет меня в своей честности. Наклоняюсь вперед, положив обе ладони на стол между нами. — Тед. Прошу тебя. Ты ее убил? — Я вообще едва знал Сару Кетчум. Конечно, я ее не убивал. — Я не про Сару, — отвечаю я. Он секунду непонимающе смотрит на меня, а потом издает быстрый, невеселый смешок. Я молчу. Тед закрывает глаза. Прижимает руку ко рту. — Ты сумасшедшая, ты это знаешь? — сквозь пальцы говорит он. А потом тоже наклоняется ко мне, открыв глаза и уставившись на меня. Его глаза лихорадочно блестят, как будто у него жар. Зрачки расширены. — Я не убивал твою проклятую сестру. Я никого не убивал. Все это безумие. Я не убивал Дилана Джейкобса или Сару Кетчум. — Тогда кто это сделал, Тед? — спрашиваю я. — Ты не поверишь, даже если я скажу тебе правду, — шипит он в ответ, как будто его рот полон яда. Он по-прежнему так красив. Интересно, каково человеку вроде него здесь, за решеткой. Здесь нет места миру правил, из которых он всю жизнь извлекал выгоду. Теперь все его правила исчезли. — Если Сару убил Колин, то кто убил Дилана? — спрашиваю я и вижу, что он немного удивлен тем, что я готова подумать об этой возможности. — Ты же умная девочка, — говорит он. — Поэтому я и отправил тебе бланк. Перестань хоть на секунду вести себя так глупо, черт возьми, и сразу все поймешь. Оттолкнув стул, он встает и возвращается через дверь, в которую вошел. А я остаюсь одна в комнате для посещений исправительного центра, и в висках у меня стучит кровь. Вернувшись домой из СИЦ, получаю сообщение от Авы. Это селфи — ее и Колина, оба широко улыбаются, щурясь на солнце. Они где-то на улице. Значит, это произошло. Колин Маккарти вышел на свободу. Глава 19 Ава садится на стул во второй спальне Андреа, который обычно занимаю я у нее в студии. Мы обе пришли к выводу, что это интервью должна провести Андреа. Она более объективна. Она не так близка с Авой вне подкаста, никогда не была у нее дома. Не знакома с Тедом. Я не рассказываю Андреа, что теперь мне претит мысль о том, чтобы брать у Авы интервью. Я не могу определить, говорит ли она правду. О Колине. О том, где жил Уолтер Кетчум. И, наверное, я больше не смогу притворяться, что верю ей. — Спасибо за то, что присоединилась к нам сегодня, — говорит Андреа, включив оборудование для записи. Ава надевает наушники и наклоняется ближе к микрофону. — Я рада быть здесь. Хотя предпочла бы, чтобы это было при других обстоятельствах. — Точно, — говорит Андреа. — Наверное, тебе в последнее время пришлось очень нелегко. — Ну, последние семь лет в целом выдались нелегкие, — отвечает Ава. — Так что все то, что творится сейчас… Наверное, это прозвучит странно, но какая-то часть меня испытывает неимоверное облегчение оттого, что наконец хоть что-то изменилось. И я благодарна. Наконец-то я знаю, кем был мой муж. Когда я попросила вас расследовать это дело, я, наверное, даже не подозревала, что это настолько изменит мою жизнь. Как в целом, так и в мелочах. Ава бросает взгляд в мою сторону, и я ободряюще улыбаюсь. Чтобы скрыть все, что бурлит внутри меня. Скрыть, что я знаю: она лжет.