Тед горько улыбается. — Смириться, наверное. Глава 20 Конечно, я не могу с этим смириться. Ни с чем из этого. Я разрушила свою жизнь, Тед проведет следующие три десятилетия в тюрьме, Сара и Дилан мертвы, моя сестра так и не нашлась, а у Неизвестной есть сын, который никогда не узнает ее. Все это кажется мне невыносимым. Смириться я не могу. Зато могу пить. Андреа и Триш уехали на выходные в пригород, в гости к родителям Андреа, и я сегодня одна. Решаю посетить «Матильду» и, когда сажусь в метро, уже хлещу водку из бутылки из-под воды. В конце концов, многое из случившегося началось в «Матильде». Иногда мне кажется, что если бы той ночью я не пошла бегать, то, наверное, никогда бы не переспала с Кэри. Наверное, никогда не открыла бы ворота собственной супружеской неверности. Может, я сохранила бы свой брак, убедила бы Эрика отказаться от идеи завести ребенка, рассказала бы ему о глубине той раны, которую нанесла мне сестра. Рассказала бы ему правду. Что я, вероятно, никогда от этого не оправлюсь. Мне хочется пойти в какое-нибудь знакомое место. Где можно посидеть и вспомнить жизнь, которая была у меня когда-то, в которой не было места молчаливым звонкам, и записям в тюрьме, и женщинам в мешках для трупов. И может быть, если вернуться к началу, назад к тому первому шахматному ходу в последовавшей за ним игре, мне удастся кое-что из этого поправить. Или, по крайней мере, научиться чему-нибудь на своих ошибках. Заходя в «Матильду», я предполагаю увидеть за барной стойкой Кэри. Однако бармен мне незнаком, и когда я спрашиваю про Кэри, он качает головой. — Он тут больше не работает, — говорит он, перекрикивая музыкальный автомат. От него пахнет хмелем и дешевым дезодорантом. Заказываю водку с тоником — на вкус как конфеты, по сравнению с чистой водкой, которую я пила. Довольно быстро выпиваю три бокала, а когда встаю с табурета, чтобы пойти в туалет, меня слегка шатает. Сидящая рядом девушка поддерживает меня за локоть. — Спасибо, — перекрикиваю я музыку, может, даже чрезмерно громко. Бармен бросает на меня озабоченные взгляды, как будто предчувствует, что от меня могут быть неприятности. В туалетной комнате мою лицо холодной водой и разглядываю собственное унылое отражение в зеркале. Волосы чуть-чуть отросли и выглядят неряшливо, как неаккуратная детская стрижка «под горшок». И у меня все опухло — лицо, глаза, вообще все. Не знаю уж, от алкоголя ли, от бессонницы или от еще чего, но выгляжу я паршиво. Жаль, не надела парик. Жаль, не накрасилась, как готка, не надела свою лучшую кожаную куртку. Жаль, что я не такая, какой хотела бы быть, — из зеркала на меня смотрит пьяная в хлам, грустная разведенка. Наивная. Достаточно на нее взглянуть, и сразу ясно, что все, чего она хочет, это любви. Это настолько очевидно, что производит жалкое впечатление. Ее желание быть замеченной, быть желанной вульгарно. Такая легкая цель. Для Авы. Для Олсена. Для кого угодно. Не особенно задумываясь, выуживаю из сумочки телефон и звоню Аве. Хотя вечером в субботу она наверняка на работе. Очередная двенадцатичасовая смена в больнице. Однако я готова высказать ей все, что о ней думаю. Готова заявить ей, что пусть она и выставила меня дурой, но я все же ее раскусила. Знаю, кто она на самом деле. Убийца. Обманщица. — Марти? — слышу в трубке ее голос. — Я на работе, можно я тебе перезвоню? — Жизни спасаешь? — нечетко выговариваю я. Хихикаю над собственным произношением. Меня забавляет моя никчемность. Аву это, похоже, настораживает, потому что она вдруг готова поговорить. — В чем дело, Марти? — осторожно спрашивает Ава. — Я в баре «Матильда», — отвечаю я. — Решила прийти сюда, потому что здесь работает первый парень, с которым я изменила Эрику. Впрочем, уже не работает. У меня в голове слова звучат красноречиво, но по ее тону — как будто она говорит с ребенком — ясно, что я несу черт-те что. — Ты там одна? — Так не планировалось, — отвечаю я. — Но по всему выходит, что так и будет. Разве что найду хорошего игрока на замену. — Послушай, мне уже пора, но давай я позвоню Андреа и попрошу ее забрать тебя? — спрашивает Ава. — Она уехала. Навещает семью. Вот бы и мне так. — Я тихо хихикаю. — Могу я позвонить кому-нибудь еще? — спрашивает она, но тут в туалет вваливается стайка девушек, а за ними врывается шум голосов и музыкального автомата, и я перестаю что-либо слышать в трубке. — Прости, мне пора, — едва ли не кричу я в телефон, отключаюсь и снова бросаюсь в водоворот. Двадцать минут спустя в бар заходит Колин Маккарти. На секунду мой оцепеневший от выпивки мозг думает, что это, наверное, совпадение: эта рыжая грива, бледность заключенного. Но тут он замечает меня и как-то странно, по-мальчишески машет мне рукой, стоя в дверях, пока вышибала проверяет его удостоверение. Не сдержавшись, я машу рукой в ответ. Наблюдаю за тем, как он обменивается парой слов с вышибалой, указывает на меня. Но вышибала только качает головой. После, казалось бы, неразумно долгой паузы я хватаю сумочку и подхожу к ним. — Я не могу вас впустить на основании просроченных водительских прав, — говорит вышибала. — Слушай, мужик, я только что отсидел семь лет. Еще не успел побывать в Управлении автотранспорта, — объясняет Колин. — Ах, ну в таком случае мне точно не следует пускать тебя в бар, — говорит вышибала. — Да ладно, мужик, отстань от меня, — просит Колин. — Может, не будешь сейчас козлить? — Что ты хочешь этим сказать? — спрашивает вышибала и поднимается. Он как минимум на голову выше Колина и, скорее всего, фунтов на сто тяжелее. — Так, нам пора, — говорю я, вклиниваясь между ними, и тащу Колина на выход. — Извините, — через плечо бросаю вышибале, когда мы выходим на улицу. Здесь влажно, асфальт мокрый. Наверное, пока я была внутри, прошел дождь. Разглядываю Колина. В джинсах и футболке с символикой «Уайт Сокс» он выглядит совсем иначе. На удивление нормальным. Понимаю, что раньше видела его только в тюремной форме или в рубашке с галстуком на фото из суда. — Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я. Рот как будто едва шевелится. Вокруг меня все овеяно странным, приятным ореолом, напоминающим теплую воду в ванне. Неясное марево яркого сна. — Ава позвонила, — ухмыляется он, обнажая мелкие квадратные зубы. — Попросила забрать тебя. Сказала, ты… чуток перебрала. — Какая вежливая формулировка! — замечаю я. — Она просила отвезти тебя домой. — Она считает, мне нужна нянька? — А что, не нужна? — спрашивает он. И я чувствую, что он видит меня насквозь. Как будто, глядя на меня, он обо всем догадывается. Это взгляд хищника, думаю я. Может, именно это имел в виду детектив Ричардс, когда описывал, как смотрел в глаза Колину и не находил там ничего, кроме чистого интеллекта, лишенного эмоций. Однако я вижу кое-что еще. Что-то, скорее всего, связанное с тем, что я пьяная молодая женщина, а он бывший зэк, только что вышедший на свободу. Кажется, ему эта мысль приходит в голову одновременно со мной. — Давай отвезу тебя домой. Он произносит это так, будто имеет в виду что-то запретное. Как и всякий раз, когда я за последний год оказывалась в подобной ситуации, я чувствую, как у меня учащается пульс. Интересно, что подумала бы обо мне Андреа. Возможно, этим завершится мое падение. В конце концов, именно поэтому я сегодня пошла в бар. Поэтому выпила три слабоалкогольных коктейля — я еще не такое могу вытерпеть после месяцев чистой водки, — и позвонила Аве из туалета, преувеличенно глотая слова. Поэтому перед выходом из квартиры сунула в сумочку перочинный нож, а потом, когда Колин препирался с вышибалой, открыла его и заткнула за пояс брюк. Потому что я откуда-то знала, что Ава позвонит брату. Знала, что она инстинктивно захочет защитить меня. Или хотя бы проследить за мной. Возможно, проверить меня. Посмотреть, пойду ли я с Колином или уже достаточно многое поняла, чтобы испугаться его. Теперь не остается ничего, кроме как двигаться дальше. Не остается ничего, кроме как придерживаться сценария, который должен теперь осуществиться. — Поймай такси, — отвечаю я. — Я дам тебе адрес. В такси он ведет себя как джентльмен. Даже радуется, увидев у меня бутылку воды. Пока я не даю ему понюхать и он не обнаруживает там водку. Закатив глаза, делает большой глоток. Однако руки не распускает, когда мы останавливаемся возле моего дома, галантно открывает передо мной дверцу машины. Терпеливо ждет, пока я трясущимися руками ищу ключи и открываю входную дверь. Чуть-чуть спотыкаюсь, делая вид, что пьяна. Он поднимается за мной по лестнице в квартиру. Наличие открытого ножа при каждом движении отзывается у меня в пояснице какой-то пульсацией. Он ведет себя по-джентльменски до тех пор, пока я не впускаю его в квартиру. А затем, захлопнув за нами дверь, прижимает меня к стене — с такой скоростью, что мне приходится сделать над собой усилие, чтобы рефлекторно не вырваться. Целует меня так, будто забыл, как это делается, будто подчиняется одному лишь инстинкту. Будь он кем-то другим, подобная страсть вполне могла бы возбудить меня. Когда он прижимает меня к стене, чувствую, как в кожу впивается острие ножа. Царапаю зубами его нижнюю губу, пока он расстегивает мою блузку, обнажая красный лифчик, который я надела в надежде, что он его увидит. Зная, какой бледной покажется моя кожа в тусклом свете, почти жемчужной на фоне красного кружева. Я иду по краю бездны и жду, когда меня утащат вниз. Его губы скользят по моей шее, бедро оказывается у меня между ногами. Чувствую, как нож вонзается мне в кожу, и, запрокинув голову, резко вздыхаю. Он снова целует меня, положив руку мне на шею. Наверняка чувствует под своими пальцами мое бешеное сердцебиение, наверняка понимает, что я боюсь его. Неважно, насколько хорошо мне удается это скрывать. Он подается назад, глядя на свою руку, прижатую к моей шее. В глазах у него какая-то дикость, и я узнаю этот взгляд, неприятно поразивший меня во время нашей первой встречи. Он расстегивает мои джинсы, а я думаю о ноже. Прислоняюсь головой к стене. Проснись. — Не мог просто помолчать, да? — шепчу я, зная, что он чувствует рукой вибрацию моих слов. — Что? — в недоумении спрашивает он. — Ты посмотрел прямо на диктофон и произнес это. Спросил ее, все ли готово. Он отстраняется и лениво прикрывает глаза, низко опустив веки. Под ними расширяются зрачки. У него такие синие глаза, что в темноте они выглядят полностью черными. — Ага, — говорит он. — Насчет апелляции. — Она сказала иначе, — отвечаю я, чувствуя, как его пальцы чуть крепче сжимают мое горло. — Она сказала, ты пошутил насчет меня. Якобы ты бы предпочел, чтобы в следующий раз она привела тебе женщин с сиськами побольше. Он приглушенно смеется. — Вполне в моем духе. — Но ты сказал не это, — говорю я. — В любом случае на тот момент ты уже проиграл апелляцию. Он еще крепче сжимает мое горло. Это предупреждение. — Что ты делаешь? — спрашивает он.