— Что случилось? — спрашивает Андреа. Я качаю головой. — Колин, — шепотом отвечаю, прижав кончики пальцев к лицу. Глазница болит и опухла. Мне нужно зеркало. Хочу сама оценить ущерб. — Но почему… — начинает она, а потом осекается. Она знает меня, свою лучшую подругу. Знает, что я не дала бы ее дочери вырасти в мире, где по улицам бродит Колин Маккарти. Знает, что я пройду ради нее сквозь огонь, как она сама не раз делала ради меня. Она берет меня за руку и наклоняется, прижимаясь губами к костяшкам моих пальцев. Сотни раз она видела их распухшими и покрасневшими от ударов по тяжелой груше в спортзале. Этим утром все не так. Это единственная часть меня, которая ни капли не пострадала и выглядит идеально. Похоже, это говорит ей все, что ей нужно знать. — Что случилось вчера ночью? — спрашивает Олсен, пока сестра вынимает катетер. Меня выписывают. Андреа принесла мне чистую одежду из квартиры, и я отчаянно хочу избавиться от больничного халата. Добраться до дома и принять душ. Не ожидала, что он так быстро вернется. Часть меня не ожидала, что он вообще вернется. Но он здесь и выглядит так, словно тоже ночью не спал. Выглядит так, как я себя когда-то чувствовала. Как будто знала правду о чем-то, и никто, кроме меня, не осмеливался произнести ее вслух. — Прямо с налету, да? — отвечаю я, осторожно шагая в крошечную ванную, примыкающую к палате. Переодеваясь, оставляю дверь приоткрытой. — Спрашиваешь по работе? — Поверь, Марти, я не хочу спрашивать по работе, — отвечает он. — Почему? — интересуюсь я, выходя из ванной в футболке и джинсах. Так я наконец чувствую себя собой. Я даже начала привыкать к своему отражению, хотя утром испытала ни с чем не сравнимый шок. Левая щека раздулась и побагровела. Глаз почернел и сморщился, будто кожица подгнившей сливы. Губа опухла и рассечена с одной стороны. — Потому что не хочу спрашивать, привела ли ты его прошлой ночью к себе, намереваясь убить. Был ли нож у тебя на теле, а не в сумочке. Не хочу спрашивать, как Колину Маккарти удалось одолеть тебя, хотя Джимми весит больше его на пятьдесят фунтов, а ты на моих глазах спокойно уложила его. — Ты нашел у меня в квартире диктофон? — спрашиваю я, нанося на губу прописанную мне мазь с антибиотиком. Олсен внимательно смотрит на меня. Как будто я опасна, из тех, кто может расставить ловушку на кого-то вроде него. Как будто я — Ава. — На полу. — Удалось что-нибудь с него получить? — спрашиваю я, потому что достаточно хорошо знаю Олсена: он упрям. Он хочет получить ответы на все вопросы, возникшие на месте преступления в моей квартирке, а главный вопрос — что скрывает разбитый диктофон, который они, скорее всего, обнаружили в луже крови Колина. — Над этим работают, — отвечает Олсен. — Все, как я сказала, — говорю я. — Я пыталась вытянуть из него признание. В том, что он сыграл какую-то роль в убийстве Сары. — То есть теперь ты веришь, что ее все-таки убил Колин? — Скажем, на данный момент я точно готова допустить такую возможность. — Тогда кто убил Дилана Джейкобса? — спрашивает Олсен. — Тед Вриланд? Интересно, сколько я могу сказать. Думаю о том, как Ава приходила ко мне в палату. Возможно, это была не просто вызванная наркотиками фантазия, а я в этом пока не уверена. Наверное, если свяжу Аву с убийством Дилана, сама окажусь в опасности. Но Олсен, мерзавец, достаточно умен, чтобы самому сложить мозаику, еще до того, как у меня появляется возможность ответить. — Или это была сестра? — спрашивает он. Хорошо, что мне вкололи достаточно обезболивающих, иначе от того, как я непроизвольно стиснула челюсть, у меня началась бы чертова агония. — Это я и старалась выяснить… — Силюсь вспомнить, что говорила Колину. Что они могут услышать, если каким-то образом извлекут четкую запись из сломанного диктофона. — Пыталась заставить его в чем-нибудь признаться. — Но он нашел диктофон, — говорит Олсен. Это не вопрос. — Да. — И нарушил твой план. — Да. — Ты редко смотришь телик, да? — спрашивает Олсен. Он выглядит так, будто его это слегка забавляет. — О чем ты? — отвечаю я, хотя знаю, что он имеет в виду. Даже мне этот план кажется дурацким. Такое работает только в телесериале, причем в плохом. — На теле Колина ни царапины, не считая раны на руке. Не похоже, чтобы ты вообще защищалась, — отвечает Олсен. — Я была пьяна, — объясняю я. — Спроси бармена, который вчера работал в «Матильде». Спроси Аву. — Когда тебя привезли в больницу, уровень алкоголя у тебя в крови был не таким уж высоким, — говорит он. — Уж поверь, я проверил. Так что мне остается лишь думать, что единственной причиной, по которой ты позволила вот так просто избить себя, — он указывает на мое лицо, — был расчет на то, что он найдет диктофон. Ты надеялась разозлить его. И ты никак не препятствовала своему избиению, чтобы иметь оправдание его убийства. Именно эти вопросы я не хочу задавать тебе по работе. — Я была пьяна, — повторяю я. — И я испугалась. Но несмотря на все это, пыталась поступить правильно. Извини, что твоего дружка-козла было легко застать врасплох в баре, но это не идет ни в какое сравнение с тем, каково остаться в квартире наедине с Колином Маккарти. — Ну, хотя бы это правда. Никогда еще я так не боялась за свою жизнь. Никогда не была так близко к концу. На сей раз на глаза мне наворачиваются настоящие слезы. — Он едва не убил меня. — Говоря это, смотрю ему прямо в глаза. — Хоть в это ты веришь? — Да, — отвечает Олсен. — Насчет этого я тебе верю. — Тогда какое значение имеет все остальное? Беру его за руку. Потому что, несмотря ни на что, все еще хочу, чтобы он обнял меня. Я хотела его с тех пор, как впервые увидела, сидя на стуле в полицейском участке. Хочу, чтобы именно он меня утешил. Но он, наверное, знает, о чем я прошу. Наверное, он знает, что я хочу завлечь его в ту мутную, серую зону между всей этой уверенностью и всей его праведностью и верой. В то место, где я живу. Но он убирает руку, и я понимаю, что он не может последовать туда за мной. — Это имеет значение, — отвечает он. — Ты даже не представляешь какое. Я киваю, потому что говорить больше не о чем. Теперь он знает правду, которую больше никто не признает. Я оставила его там, в этом тупике. И точно так же, как я знала, что Эрик больше не сможет любить меня после того, что я совершила, я знаю, что Олсен никогда меня за это не простит. Возможно, мне еще есть в чем каяться. Эпилог Я сижу в маленьком, залитом солнцем кафе в Линкольн-парке и смотрю на мигающий красный огонек диктофона на столе. Вроде бы должна была уже привыкнуть к тому, что говорю официально, рассказываю свою историю аудитории. Однако в этот раз напротив меня сидит не Андреа. Не моя лучшая подруга, которая проводит интервью, словно танец, ведет меня, куда нужно, иногда позволяя мне порисоваться. Лучший тип партнера. Боюсь, это будет, скорее, напоминать поединок. Репортер, молодой человек в очках в роговой оправе, работает на «Вэнити Фэйр». И я очень надеюсь, поглядывая на свою футболку и рваные джинсы, что он начнет не с обсуждения моего костюма. Тем не менее на всякий случай заправляю за уши неряшливые отросшие пряди. — Давайте начнем с очевидного, — говорит репортер, потягивая американо. — Как изменилась ваша жизнь с тех пор, как Колин Маккарти напал на вас в вашей квартире? — Ну, — отвечаю я, подготовив тираду, которую выдаю всем, кто за последний год спрашивал меня о Колине, — теперь я еще сильнее верю, что нам нужна реформа системы уголовного правосудия. Я считаю, что, если бы Колина в первый раз судили справедливо и если бы наша тюремная система хоть сколько-нибудь интересовалась реабилитацией, ничего такого бы не произошло. — Давайте по-честному, — говорит репортер, наклонившись и что-то записывая в блокноте. — Именно вы помогли добиться освобождения Колина Маккарти из тюрьмы. А потом он взял и едва не убил вас. Вы вините в этом систему уголовного правосудия? — Колина освободили, потому что существовали улики с места преступления, которые не были представлены во время его первого процесса, — отвечаю я. — И поскольку Управление полиции Чикаго недостаточно тщательно изучило людей, окружавших Сару Кетчум. Если бы они сразу это сделали, паре подкастеров ни за что не удалось бы добиться изменения вердикта. И у нас было бы куда больше ответов сейчас. — И теперь Тед Вриланд сидит в тюрьме за эти убийства после того, как пошел на сделку с правосудием. Но учитывая, насколько жестоко Колин напал на вас, многие сомневаются в том, действительно ли он виновен в убийстве Сары Кетчум. Так чему же мы должны верить? — спрашивает журналист. Теперь он развлекается за мой счет. Показывает мне яму, которую я сама себе выкопала. — Думаете, Колин Маккарти и Тед Вриланд убили Сару Кетчум вместе, а потом вместе замели следы? Я на краю бездны, мне это известно. Я танцую этот танец с тех пор, как Колин напал на меня, пытаюсь найти равновесие между моим желанием освободить Теда и необходимостью скрыть, что в деле замешана Ава. Потому что кое-кто в полиции по-прежнему подозревает, что я намеренно заманила Колина к себе, чтобы убить его. И если я хочу все расставить по своим местам — если хочу когда-нибудь оправдать Теда, — то не могу делиться планами со всеми фанатами жанра тру-крайм в стране. А главное — я не могу допустить, чтобы мои планы стали известны Аве. — Не знаю, — отвечаю я. — Однако я точно знаю, что, когда Колина осудили за убийство Сары Кетчум, он попал в учреждение, не заинтересованное в реабилитации и держащееся на насилии. А я так увлеклась этим делом, что не смогла сохранить объективность. То, что Колина посадили в тюрьму несправедливо, а потом выпустили, не значит, что он не был опасен. Но поскольку я приняла близко к сердцу скрытые улики в его деле, поскольку подружилась с его родными, я не сумела разглядеть, как тюремная система усилила его склонность к насилию. — А Тед Вриланд? — спрашивает репортер. — Знаете, в Интернете многие кричат, что его подставили. Многие считают, что все это — крупный заговор с целью помешать сделке, которой в то время занимался Тед, по поводу старой недвижимости на берегу реки в Нортсайде. — Я слышала эти слухи, — отвечаю я. — Но вряд ли члены городского совета Чикаго сговорились упечь Теда в тюрьму из-за переговоров о недвижимости. Трудно себе представить. По правде говоря, это полный бред. Но публика выловила правильные детали: фотографии Теда за рулем «Теслы» во время убийства Дилана не существует, кто-то догадался стереть в «Тесле» отпечатки пальцев, но не помыл багажник, где лежал труп Дилана. Кроме волоса в душевой кабине, в квартире Сары не было никаких свидетельств пребывания Теда — ни отпечатков пальцев, ни свидетелей, которые видели бы, как он пришел и ушел, ни образцов ДНК. Как будто Тед, пытаясь скрыть свои преступления, сделал все очень тщательно, но совершенно неправильно. Так, что все улики удобно указывали именно на него. Просто любители теории заговоров в Интернете ищут подставившего его человека не в том месте. — А что еще? — спрашивает репортер. — Как еще изменилась ваша жизнь? «Как она не изменилась?» — думаю я. О втором браке Эрика написали в журнале «Чикаго». Эта история слишком идеальна, чтобы не напечатать ее. Я сразу же узнала имя его новой жены — это младшая сестра его погибшей первой возлюбленной. После его неудачного первого брака их свело вместе общее горе о ее сестре. Саммер, его новая жена, на четыре года младше его и утверждает, что в детстве все соседские мальчишки — и Эрик в том числе — не обращали на нее ни малейшего внимания. Но утрата повлияла на них одинаково, и когда два года назад они снова встретились на семейном праздновании Рождества, то глубоко и бесповоротно полюбили друг друга. Милая история — в том смысле, в каком иногда бывают милыми грустные истории, но мне интересно, узнает ли Эрик собственную модель поведения. Девушка, которая в детстве лишилась сестры. Девушка, всегда пытающаяся быть кем-то другим, той, утраченной. Может быть, Саммер научится чему-нибудь на том, что он расскажет ей обо мне. — Ну, документальный сериал, который мы снимали по заказу компании «HBO», оказался новым опытом, — отвечаю я. Мы с Андреа только что закончили десятинедельное сотрудничество со съемочной группой, перебрав все подробности первого и второго сезонов нашего подкаста. Поначалу я колебалась, учитывая, какие колоссальные ошибки совершила в этом деле, учитывая, сколько мне пришлось бы лгать. Но режиссер и его команда с таким энтузиазмом выставили нас с Андреа героинями, что мне стало проще рассказать ту историю, которую представил подкаст, с тяжелым концом и все такое. — Наверное, в моей жизни мало что осталось таким же, как было два года назад, до того, как в морге появилась Неизвестная, — продолжаю я. — С тех пор я развелась, переехала в собственную квартиру, прошла путь от бармена готик-клуба до подкастера и продюсера документального сериала. А еще я лечусь от ПТСР. Я много работаю над собой.