– Господи, какой кошмар, – улыбается Лора. – Сьерра явно не хотела, чтобы я узнал, что она меня навещала. Я решил с уважением отнестись к ее желанию. Да и потом, забавно, что ей пришлось поговорить с моей мамой. – Что ж… по крайней мере, теперь мне можно не бояться сболтнуть лишнего. Честно говоря, дела у Сьерры так себе. Ее мучают кошмары, и этот взрыв… Черт. Я все-таки проговорилась. – Лора со стоном закрывает лицо рукой. – Кошмары? Почему? Она что, была там? – спрашиваю, мысленно моля: «Пожалуйста, Лора, скажи, что это не так». Не хочу, чтобы при взгляде на меня Сьерра вспоминала тот день. Лора, прикусив губу, ерзает на стуле, а потом смотрит мне в глаза и, глубоко вздохнув, отвечает: – Мы были первыми на месте происшествия. – Сьерра, она… – Только не это… – Да. Позаботившись о Йене и Лише, мы вернулись. Я занялась Нэшем, а Сьерра… пробралась к тебе, – едва слышно говорит Лора, и мое сердце начинает биться так сильно, словно вот-вот выскочит из груди. У меня перехватывает дыхание, и я пытаюсь осмыслить услышанное. – Поэтому ей снятся кошмары? – Мне с трудом удается задать этот вопрос. Неужели ей снятся кошмары из-за меня? – Митч… – Скажи все как есть, – резко требую я. – Да… Думаю поэтому. – Лора тянется ко мне, но, передумав, опускает руку обратно на колено. – Тебе лучше поговорить с ней. У меня звенит в ушах. Сьерра была на месте взрыва. Я надеялся, что она находилась в неотложке или уже поднялась наверх. Но она была со мной. Проклятье! Глава 13. Сьерра Дым струится под ногами, поднимаясь все выше, забивает нос, заставляя закашляться. Я почти ничего не вижу. Трудно дышать. Впереди лежат Лиша, Джордж и Митч, до которых не получается добраться. Повсюду огонь, жар, кровь, море крови… Металлический запах ударяет в ноздри. – Почему ты не помогла сначала мне? – доносится до меня голос Лиши. – Почему ты не помогла мне? Теперь я мертв! – говорит Джордж. – Чего ты так долго возилась? Нельзя было быстрее? – спрашивает Митч. Их голоса звучат все громче, и я, всхлипнув, зажимаю уши, но голоса не стихают… С криком сажусь на кровати. Я мокрая от пота и тяжело дышу. Снова кошмар. Последний месяц страшные сны мучают меня почти каждую ночь. Месяц… Неужели после взрыва прошло столько времени? Кажется, это было вчера… Как и поминальная служба по Джорджу. Я отправилась туда с Лорой, дошла до дверей часовни – и попятилась. Я задыхалась. Казалось, меня сейчас вырвет. Я не смогла войти внутрь. Лора не стала задавать вопросов. Лишь слабо улыбнулась и сказала: «Все хорошо, Сьерра». Дверь в мою комнату распахивается, и на пороге появляется заспанная мама, одетая в когда-то красивую ночную рубашку. – Чего ты раскричалась? Я думала, к нам вломились грабители. – Она перекидывает через плечо светлые волосы, которые совсем не похожи на мои густые темные кудри. – Разве тебе не пора на работу? И почему на кухне не прибрано? Ты же знаешь, я терпеть не могу беспорядок! – Убирайся, – говорю я, мое терпение закончилось. Хватит. Я больше не могу. – Что? – Убирайся! Вон из моей комнаты! – кричу я и едва сдерживаюсь, чтобы не добавить: «Убирайся из моей жизни!» От удивления мама теряет дар речи. – Что же это… я… неблагодарная девчонка! – возмущается она и исчезает за дверью. Мне холодно, но термометр показывает, что нет причин мерзнуть. Дрожа, беру с прикроватной тумбочки телефон. Половина шестого. Пора подниматься и готовиться к смене, но затекшие руки и ноги отказываются повиноваться. Заставляю себя встать с постели. Не хочу опаздывать. Кроме того, перед работой планирую ненадолго заглянуть к Митчу, как делаю последние несколько дней. Его перевели из отделения интенсивной терапии, теперь он в другой палате, тоже одиночной, потому что ему требуется определенная температура, особая вентиляция и специальный матрас. В отделении комбустиологии меня уже знают, и медперсонал рассказывает о самочувствии Митча. Каждый раз, когда он засыпает, я пробираюсь в палату, чтобы посмотреть на него. Понятия не имею, как это началось, но когда я с Митчем, когда вижу, что он идет на поправку, мне становится лучше. Я делаю это ради себя, а не Митча. Я большая эгоистка. – Ради себя, а не Митча, – повторяю шепотом и направляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок. Перед тем как уйти, заглядываю на кухню и беру яблоко, оставив беспорядок нетронутым. Мы с Мэйси больше не разговаривали о переезде, но она прислала мне множество вариантов. Она серьезно отнеслась к поискам, но я игнорировала ее сообщения. Хотя после того, что произошло утром, я поняла, что сойду с ума, если не уеду от мамы. Хочу этого или нет, нужно выкроить время на поиски квартиры. Под лежачий камень вода не течет. Сегодня четверг. Уже октябрь и погода стоит прекрасная: приятная по здешним меркам температура – не такая жара, от которой хочется лечь на кафельный пол и не двигаться. Хотя, в отличие от Лоры, жару я люблю. Может, покататься на квадроциклах или заняться в свободное время чем-нибудь… Смеюсь. Какое еще свободное время? Но когда-нибудь я возьму передышку. Определенно… Со вздохом смотрю на светлый фасад больницы, на установленные на нем огромные буквы. Иногда светло-коричневая надпись «Больница Уайтстоун» кажется золотистой, иногда – красной, в зависимости от света. Ниже указан год, в который Алистер Уайтстоун основал больницу. Она по-прежнему принадлежит Уайтстоунам, сейчас ей управляет Грэм Уайтстоун. Начальник всех начальников. Понятия не имею, что он собой представляет, его можно увидеть на страницах газет, но не в реальной жизни. Я готовлюсь к смене в неотложке, после которой завтра вернусь в стационар. Затем иду проведать Митча. Господи, боже, если бы он знал, сколько раз я к нему приходила, подумал бы, что я по нему с ума схожу. В некоторых отделениях уже оживленная суета: друзья и члены семей приходят навестить близких, медсестры и медбратья следят, чтобы все работало без сбоев, врачи переходят из одной палаты в другую. В отделении комбустиологии встречаю Кайю. Последние несколько недель я вижусь с ней почти так же часто, как с Грантом. – Доброе утро, Сьерра, – щебечет она и, сияя улыбкой, протягивает мне коробку конфет. – Будешь? Вчера я побывала в шоколадной лавке. Никогда не пробовала шоколада вкуснее! – И тебе не жалко делиться? – Хм-м-м… Теперь, когда ты об этом спросила… – Кайя сужает глаза и медленно отводит коробку в сторону. – Ешь на здоровье. Попробую как-нибудь в другой раз. – Машу рукой и прохожу мимо. Я знаю дорогу, и мне давно не нужно отмечаться в списке посетителей. Когда я попросила Кайю и остальной медперсонал не рассказывать никому о моих посещениях, они не стали задавать вопросов, хотя и было ясно, что им хочется узнать почему. Если жалюзи в палате Митча закрыты, я разворачиваюсь и ухожу, но такое бывало всего раз пять. Если жалюзи открыты, я заглядываю внутрь, чтобы проверить, спит ли Митч. И удостовериться, что с ним все хорошо. Когда мне не удается зайти в палату, я общаюсь с медперсоналом. С доктором Томасом я больше не встречалась, чему очень рада. Прижавшись к стене, как преступница, наклоняюсь, чтобы заглянуть в окно. Спит ли Митч? Или… Что? Я встаю перед стеклом и смотрю внутрь. В палате никого нет. Кровать заправлена. На столе прибрано. Неужели Митча выписали? Вхожу в аккуратную палату, которая без Митча кажется совсем другой. Чужой и холодной. Он уехал домой? На сколько его отстранили от работы? Почему Кайя ничего не сказала? Вопросы возникают один за другим. Сжимаю кулаки. И чего я переполошилась? Это не имеет значения. Рано или поздно Митч вернется в больницу и будет раздражать меня, как раньше. Неважно, случится это завтра, через неделю или две. Митча выписали, это хороший знак. Можно успокоиться. Тяжело вздохнув, оглядываю комнату и собираюсь уйти, когда слышу тихий щелчок. Останавливаюсь и прислушиваюсь. До меня доносится громыхание. Или стук? Мне кажется или звук доносится из уборной? Через секунду Вселенная отвечает на мой вопрос: дверь ванной комнаты распахивается, и я оказываюсь лицом к лицу с человеком, которого успешно избегала последние несколько недель – хотя и навещала множество раз. Митч. Он стоит, прислонившись к дверному косяку. На нем одежда, в которой он пришел в больницу в день взрыва: узкие выцветшие джинсы и темно-красная футболка, из-под нее выглядывает ткань телесного цвета – скорее всего, на Митче компрессионная рубашка. Не представляю, в каком состоянии его ожоги, но когда думаю, как он выглядел после взрыва… Заглядываю ему в лицо. Он кажется бледным, немного усталым, но не больным. Его волосы торчат во все стороны и спадают на лоб, доходя до преступно длинных черных ресниц и темно-карих глаз. Вместо того чтобы что-то сказать или сделать, я стою и смотрю на Митча, не веря своим глазам. Он здесь, передо мной, а не лежит на больничной койке. Теперь придется объяснять, что я тут делаю. Но я испытываю облегчение. – Митч, – шепчу, удерживая его взгляд и гадая, что он думает и чувствует. Митч делает нерешительный шаг, потом еще один и еще, пока не оказывается передо мной. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Его губы растягиваются в слабой улыбке, и на мгновение у меня перехватывает дыхание. Я и забыла, как раздражающе он красив, когда улыбается. – Сьерра, – зовет он меня по имени. Не «дорогая». Его перекатывающееся «р» напоминает кошачье мурлыканье.