– Прости. – Потираю затылок, морщась. – Я не хотел тебя напугать. Сьерра садится поудобнее и поправляет волосы. Потом бросает на меня взгляд, и я понимаю: Сьерра может быть устрашающей. Особенно когда смотрит вот так. – Ты что, спятил?! Тебя выписали совсем недавно! Какого черта ты здесь делаешь? – спрашивает она, злясь. Встав, кладет руки на бедра и смотрит на меня так, будто хочет испепелись взглядом. Но я не намерен отступать. Чувствую себя прекрасно. Да, кожу временами стягивает и покалывает, но ничего не болит. Я здесь, чтобы поговорить с Сьеррой. И получить ответы. Но в первую очередь – чтобы быть хорошим другом. – Я приехал помочь тебе с переездом. – Что… но как ты… откуда ты узнал… – Выругавшись, Сьерра массирует виски, пытаясь успокоиться. – Мэйси дала мне адрес. Я знал, ваш переезд сегодня, и услышал, что ты собираешься перевозить вещи в одиночку, потому что остальные работают. Все, кроме меня. Видимо, ты еще не начала, раз пока сидишь на диване. Хочешь ты этого или нет, тебе нужна моя помощь. Поэтому давай приступим. – Митч… – начинает она, но я не даю ей продолжить. – Я справлюсь и буду крайне осторожен, договорились? – Как же я тебя ненавижу, – полушутливо ворчит она и, прихватив по пути несколько коробок, направляется к выходу из комнаты. – Ты идешь или нет? – спрашивает она, и в ее голосе слышится легкое раздражение, которое мне хорошо знакомо и всегда заставляет улыбаться. Я беру остальные коробки и молча следую за Сьеррой к фургону, о котором упоминала Мэйси. Пока мы все укладываем, замечаю, что Сьерра вертит в руках ключ от машины. Словно волнуется. – Давай я поведу. – Протянув руку, жду, что она скажет, ей не нужна моя помощь. Сьерре трудно признать, что она не может с чем-то справиться. Но ведь это совершенно нормально. Разве есть человек, который умеет все? Который ничего не боится и всегда обходится без посторонней помощи? Тем не менее Сьерре это тяжело. Поэтому меня поражает, когда она без возражений отдает мне ключ и, не глядя на меня, садится на пассажирское место. Я настолько сбит с толку, что не могу пошевелиться. Что сейчас произошло? Неужели Сьерра позволила себе проявить слабость и таким образом проявила ко мне невероятное доверие? – Ривера, если не собираешься вести машину силой мысли, залезай уже внутрь и заводи двигатель! – кричит она из приоткрытого окна, и я улыбаюсь. Вот она… старая, добрая Сьерра. Сев в машину, закрываю дверь и пристегиваюсь. Вставляю ключ в замок зажигания, но прежде, чем тронуться с места, поворачиваюсь к Сьерре, которая упрямо смотрит перед собой. – Думал, ты устроишь мне ад на земле, – признаюсь я и улыбаюсь, когда она поворачивается ко мне. Она открывает рот, чтобы ответить, но я ее опережаю: – Рад, что не устроила. Сьерра замирает. На секунду у нее на лице появляется что-то похожее на удивление, а потом, отвернувшись, она говорит: – Поехали уже. И так поздно. Глава 32. Сьерра Мне стоило выпроводить его или хотя бы накричать. Он еще не полностью восстановился, чтобы помогать нам с переездом. Я не должна позволять Митчу совать нос в мои дела. Но что бы я ни думала, спокойно села в машину. И теперь молюсь всем богам, хотя никогда не была особо верующей, чтобы мама не вернулась домой прежде, чем я закончу со сборами. Проклятье! И почему Ривера такой упрямый? Из-за его поступков мне трудно… не испытывать к нему чувств. – Хватит пялиться, обычная квартира, – ворчу я, ведя Митча в свою комнату. – Я здесь, чтобы помочь с переездом, а не потому, что мне интересно, как ты живешь, – спокойно отвечает он и начинает собирать картонные коробки. Фургон припаркован прямо перед домом – там, где парковка вообще-то запрещена. Лучше нам поторопиться – не хочу, чтобы его увезли на эвакуаторе, а Мэйси потом пришлось разбираться. – Что упаковывать? Что ты берешь с собой? Показываю на полку с книгами. – Я беру все книги, но не забивай ими коробку полностью, иначе не унесем. Сам знаешь: медицинские книги ужасно тяжелые. Еще зеркало, и на этом все, пожалуй. – А кровать? Хотя бы матрас? Задумываюсь. Одна я, конечно, не смогла бы унести кровать, но теперь у меня есть помощник. Кроме того, последние дни выдались напряженными, и я совершенно забыла заказать новую. Так что спать мне не на чем. – Отнести вниз комод и туалетный столик? – спрашивает он. Мне становится не по себе: я хочу принять его помощь, но это сложно. – Достаточно матраса, спасибо, – говорю я, складывая постельное белье, одеяло и подушку в коробку. Митч молча кивает, будто знает, насколько мне тяжело согласиться на помощь. Не говоря ни слова, мы упаковываем вещи, и получается довольно быстро. Заниматься сборами с Митчем гораздо приятнее, чем я предполагала. Когда он не выводит меня из себя глупыми шуточками и не болтает ерунды, то излучает спокойствие. Спокойствие и тепло. Проклятье, мне хочется, чтобы он заговорил. Чтобы это уютное чувство пропало, уступив место раздражению… – Это последние, да? – Он указывает на две коробки на полу, и я киваю. – Отлично, вернусь за ними, когда спущу матрас. Прежде чем успеваю возразить или поблагодарить, он поднимает матрас и выходит из комнаты. Вот же упрямый осел! Становится совсем тихо. В комнате гулкая тишина, какая бывает в опустевших помещениях. Я в последний раз оглядываюсь, молча прощаясь с тем хламом, который не готова взять с собой в новую жизнь. И оставляю здесь, в четырех стенах, сожаления: мы с мамой не можем жить вместе, как две бойцовые рыбки. Меня ждет что-то новое. Пусть начинать заново и сложно, но переезд освободит меня. Иду к последним коробкам и слышу шаги, доносящиеся с лестничной клетки. – Вот это скорость, Ривера… – начинаю я и давлюсь словами. – Мама! – Дыхание перехватывает, меня затапливает паника. Во рту становится сухо, ладони потеют, колени дрожат. – Ты уже закончила? – спрашиваю я, хотя мне и не интересно. – Или тебя снова уволили? Надо всего лишь замолчать и выйти из этой квартиры и этой жизни. Но мне никогда не удается сделать то, что будет лучше для меня. – Что происходит, Сьерра?! – Она отбрасывает сумочку. – Это что еще такое?! Мама с криком приближается ко мне, а я пячусь, пока не упираюсь в стену. – Я ухожу, – бросаю ответ. Сердце бешено бьется. Я не могу дышать, но пытаюсь успокоиться и повторяю тише, но решительней: – Я ухожу. – Нет! Ни за что. Я тебя не отпускаю. Ты хочешь бросить меня в одиночестве? После всего, что я для тебя сделала? – Она вцепляется в меня длинными ногтями, причиняя боль, и встряхивает. Я вжимаюсь в стену. Мама плачет и кричит, словно у нее истерика: – Ты маленькая неблагодарная дрянь! Чем я заслужила подобное отношение? Почему ты тоже бросаешь меня, как и твой отец?! Я пожертвовала всем ради тебя! – выплевывает она, и, проклятье, хотела бы я сказать, что ее слова совсем не задевают меня, но это не так. Нет. Я не пытаюсь защититься, а мама продолжает унижать меня. Это очень больно. – Ты такая же никчемная, как и он! – Внезапно она замахивается, и я замираю, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Несмотря на наши разногласия, мама никогда раньше не поднимала на меня руку. Я, зажмурившись, отворачиваюсь – но ничего не происходит. – А это еще кто?! Убери свои лапы! – рявкает она. Открываю глаза и понимаю: Митч не позволил ей ударить меня. Он, хмурясь, крепко сжимает ее запястье. Наверное, никогда прежде в жизни мне не было так стыдно, как сейчас. Никогда я не чувствовала себя такой бессильной. Уязвимой. Меня словно парализовало. – Сейчас вы дадите Сьерре уйти. Я не позволю ударить ее. Мне нужно на свежий воздух. Не могу больше оставаться в этой квартире. Я протискиваюсь мимо мамы и сбегаю вниз по лестнице, едва различая ступеньки сквозь пелену слез, застилающих глаза. Во мне бушует ураган эмоций, которые безуспешно пытаюсь сдержать. Только у фургона я останавливаюсь и, дрожа, прижимаюсь лбом к двери. Меня знобит, хотя солнце ярко припекает. Случившееся испугало меня, но самое отвратительное, что Митч был там. И видел эту мерзкую сцену. Рядом раздается шум, и я вздрагиваю. Митч. Чувствую на себе его взгляд, но он ничего не говорит. Молча ставит коробки в фургон и забирается в машину. Я следую за ним. Весь путь в машине царит тишина. Митч не смотрит в мою сторону. Не знаю, что хуже: его молчание или если бы он задавал мне вопросы. Он паркует фургон, и мы быстро поднимаем вещи в новую квартиру. В мою пустую комнату. Мне хочется закричать, потому что Митч не произносит ни слова. И потому что он здесь. Не верится, что наши отношения запутаются все больше. Наконец последняя коробка поставлена у стены, матрас лежит на полу, зеркало установлено в углу. Я пока не чувствую эту комнату своей, но сейчас она больше похожа на мой дом, чем квартира, в которой я жила с мамой. Неожиданно Митч, осторожно взяв мою ладонь, нежно сжимает ее – у меня перехватывает дыхание. – Ты дрожишь, – тихо бормочет он, и я понимаю, что он прав. Меня все еще трясет. Проклятье. Смотрю на наши переплетенные пальцы. Вокруг царит тишина, прерываемая лишь нашим дыханием. Где-то за окном раздается вой сирены. Митч вдруг отстраняется и, отойдя к стене, усаживается на полу. Без его поддержки я понимаю, насколько обессилена. Вымотана. И одинока. Стою посреди комнаты, а Митч приглашающе постукивает рукой по полу рядом с собой. Нужно попросить его уйти и забыть о том, что он видел. Я должна держать дистанцию. Признаться, что его шрамы – это моя вина. Сказать, что он мне нравится. Столько всего. Я сажусь рядом с ним, подтянув колени к груди. Наши плечи соприкасаются, но мне плевать. У меня нет сил – еще немного, и я сойду с ума. – Не буду спрашивать, хочешь ли ты поговорить о случившемся. Тебе нужно выговориться, Сьерра. Не держи все в себе. Мой взгляд замирает на клочке бумаги, лежащем на полу. Хочется ответить с иронией, что говорить не о чем, но Митч кладет ладонь на мою спину и осторожно поглаживает. – Я рядом, – говорит он с такой нежностью, что мне становится почти физически больно. – Тебя до сих пор мучают кошмары? – вдруг спрашивает он. Задерживаю дыхание, а потом приваливаюсь к стене и смотрю на Митча. Его взгляд устремлен в никуда, хотя он и продолжает успокаивающе поглаживать меня по спине. – Мне тоже. Постоянно. Разные, но все они касаются того проклятого дня. А ведь я почти не помню произошедшего, потому что был без сознания. Это какое-то безумие. – Прости, – выдыхаю я, и его губы растягиваются в слабой улыбке. – Тебе не за что извиняться. Если бы он только знал …