Мы договорились встретиться с Пуа Охайон в кафе «Сезоны» у моря. Она сказала, что будет сидеть на террасе. И первое, о чем я подумала, когда увидела ее, было: а почему все женщины, с которыми Офер встречался до меня, выглядели куда лучше, чем я? Темно-русые локоны, густые (у кого из женщин в нашем возрасте сохранились такие густые волосы?). Добрая улыбка. Лицо, судя по живой мимике, не проходило никаких «эстетических процедур». Отличный вкус в одежде (разве жительницы Хайфы не должны одеваться как кошелки?). Немного полновата. Но такую полноту как раз любят мужчины. («Я никогда не западал на женщин так, как на тебя, – сказал мне Офер в начале наших отношений. – Что-то такое есть в твоей душе, что возбуждает меня».) Пуа Охайон долго жала мне руку, чтобы было время рассмотреть меня, точно так же, как я только что рассматривала ее. И испытать разочарование. Я прямо представила себе ее лицо на экране и внизу субтитры, как в том клипе «R. E. M.»[138][Имеется в виду клип группы «R. E. M.» под названием «Everybody hurts»: мысли героев появляются внизу экрана в виде субтитров.]: «Это ее-то из всех женщин выбрал Офер?» Потом она обняла (сразу обнимать?) Ори и произнесла тоном социального работника (а может, она правда социальный работник?): – Я много думала о вас, с тех пор как Офер… – (Люди не знают, что сказать после слов «как Офер». Исчез? Пропал? Ушел в таинственную даль?)[139][Цитата из стихотворения Й. Амихая «Смерть моего отца».] – Вы, конечно, как в кошмаре. – О да, – сказала Ори. – Если честно, я хотела вам позвонить. – Пуа посмотрела на меня. – Но как-то… – Все в порядке, – сказала я. Подошла официантка. Приняла заказ. Спасатель предостерег купающихся: в море высокие волны. Мимо нас пробежал – без хозяина, без поводка – золотистый ретривер, немного похожий на Боя – ретривера, который был у нас с Офером до рождения детей. Когда родилась Ори, Бой (его назвали так в честь Боя Джорджа)[140][Бой Джордж (род. 1961) – британский певец, популярный в 1990–2000-е годы.] впал в депрессию из-за слишком резкого понижения его статуса и часами неподвижно лежал на своем пуфе в гостиной. А когда мы приехали из роддома с Матаном, Бой все понял заранее и убежал в новую жизнь через дырку в заборе палисадника. Если я правильно помню, мы даже не стали развешивать по деревьям объявления с его фотографией. – Спасибо, что согласились встретиться с нами, – сказала Ори. – Не стоит благодарности, – ответила Пуа Охайон. – Как я уже говорила по телефону, – продолжила Ори, – полиция прекратила искать папу, но мы еще не теряем надежды. – Очень хорошо. – Мы пытаемся сами прощупать все возможные направления. – Буду рада вам помочь. Хотя, как я уже говорила вам по телефону… – Мой папа постил рассказы в блоге, под псевдонимом, – сказала Ори. – Я не знала, – ответила Пуа Охайон. Но изумленной не выглядела. – Среди них был этот рассказ, – сказала Ори и протянула ей рассказ № 49. Пуа взяла листоки погрузилась в чтение. Один раз она дотронулась пальцем до носа. Элегантно перекинула свои пышные локоны справа налево. Ее шея слегка покраснела. Дочитав, она промокнула в уголке глаза невидимую слезу и сказала: сорок девять. Это был наш автобус. На нем мы ездили с военной базы домой к моим родителям. И добавила: он всегда любил писать. А потом: у меня все еще хранятся письма, которые он присылал мне с офицерских курсов. – Когда вы виделись в последний раз? – спросила Ори. – Виделись? – удивилась Пуа Охайон. – Мы с Офером не… виделись. Раз в год он звонил мне поздравить с днем рождения. Раз в год я поздравляла его. Все. Больше ничего. Когда я услышала, что он… я была в шоке. До сих пор не могу прийти в себя. Кому могло понадобиться причинить зло такому человеку? – Когда у вас день рождения? – спросила Ори. – Двадцатого января. – Значит, вы говорили за три недели до того, как он ушел на плантацию. – Да. – В разговоре не было чего-нибудь необычного? – Необычного? Нет, я не… припомню. Разговор шел в основном обо мне. Офер спросил, что я желаю сама себе на день рождения. Он всегда это спрашивал. – И что вы ответили? – Что я желаю себе всегда оставаться такой же смелой. – Смелой? – Два года назад я ушла от мужа. И теперь живу с женщиной. – Вау. – Я пожелала себе быть смелой и в других сферах жизни. А Офер – ну, вам-то не надо рассказывать, какой он обаятельный, – сказал: после того, что ты перенесла, тебе море по колено. – А о себе он ничего не сказал? – Прямо сейчас я не могу вспомнить ничего особенного. Мне кажется, он упоминал, что вы, Ори, пойдете в армию. И мы посмеялись: мол, как летит время. Ведь мы с ним познакомились в армии. – А как вы познакомились? Официантка принесла наши заказы. Спасатель потребовал, чтобы купающиеся вышли из воды. Держа доску для серфинга под мышкой, из воды вышел мальчик с плечами, как у Матана. Сегодня вечером, подумала я, как и каждую пятницу, я отправлю ребенку сообщение в вотсапе. И, как и каждую пятницу, он не ответит. Но я увижу две голубые галочки – знак, что он жив. Пуа Охайон долго пила свой фруктовый шейк через соломинку. Только после этого она спросила Ори: – Вы уверены, что вам стоит слушать истории о романах вашего отца? – Мы думаем, что его рассказы – это следы, которые папа оставил за собой, чтобы мы шли по ним, – ответила Ори слишком взрослым голосом. – И эти следы ведут к вам. Пуа помедлила. Как будто выбирала, на который из результатов поиска дважды кликнуть. – В армии он зашел ко мне в канцелярию в обеденный перерыв, – сказала она наконец. – Офицер и джентльмен. Немного, если честно, похожий на Ричарда Гира с азиатскими глазами. Он попросил какой-то бланк, но было понятно, что это только повод. Не помню, о чем мы говорили, помню только, что на протяжении всего диалога у меня было очень сильное ощущение, что в конце он попросит мой номер телефона. Этого не случилось. Тогда я подождала несколько дней, достала его номер телефона, позвонила и предложила вместе пойти на «Охотников за привидениями». – Секунду, мама, ты ведь тоже сама начала отношения с папой, так ведь? – спросила меня Ори. – Да, – подтвердила я. – Папа был немного стеснительным. Может, это связано… – Со средой, в которой он рос, – сказали мы с Пуа хором. И улыбнулись друг другу. На мгновение от моих уст к ее устам протянулась воображаемая линия и соединила нас: двух женщин, которые были с одним мужчиной. – Вскоре мы стали жить вместе в маленькой квартирке, выгороженной для нас в доме моих родителей, – продолжала Пуа. – Имейте в виду, что всего за два года до того он отошел от религии и полностью порвал связи с семьей и общиной, поэтому я думаю, что… Он искал семью не меньше, чем подругу, и действительно стал у нас домочадцем. Моя мама души в нем не чаяла. Когда мы расстались, она переживала это тяжелее, чем я. – Почему вы расстались? – спросила Ори. А меня так и подмывало ответить вместе с Пуа, ведь ответ я могла угадать без труда. – Мы остались друзьями. Мне было двадцать один, – ответила Пуа. – Мне было интересно попробовать с кем-нибудь еще. Я ожидала, что Ори спросит: «И что из этого получилось?» Но она наклонилась немного вперед и спросила: – Полиция среди прочего отрабатывала версию, что папа покончил с собой. Возможно, утопился. По-вашему, это на него похоже? – Мне нужна сигарета, – сказала Пуа Охайон. Я протянула руку к сумке и достала свою пачку – после исчезновения Офера я снова стала курить, потому что уже некому было делать мне замечания: мол, это вредно, – но тут она вдруг передумала. – Нет, спасибо. Сейчас я бы с огромным удовольствием покурила, но я бросила. Месяц назад. Моя подруга не переносит запаха. – Успеха в этом, – ответила я и положила пачку обратно в сумку. Пуа Охайон снова взяла соломинку в рот и снова долго пила. А потом сказала: – Нет. Если честно, Офер и самоубийство для меня несовместимы. Когда я прочла в газете, что полиция предполагает самоубийство, я подумала, что они, видимо, пытаются закрыть дело. Офер, каким я его знала, не был способен на такой эгоистический поступок. Ори энергично закивала, как человек, мысли которого угадали в точности. – С другой стороны, – добавила Пуа, – люди меняются.