Йоста посмотрел на Патрика с удивлением. – Но я думал, что это почти однозначно! – Да, я тоже. И я не полностью уверен, но ни я, ни Мартин такого впечатления из допроса не вынесли. – Вот черт! – Йоста молча обдумывал сказанное. Тревога, однако, отступила еще не полностью. – Я могу что-нибудь сделать? – Как я сказал, мы еще не полностью уверены, но мы взяли у Фриска кровь на анализ, который окончательно установит, тот ли он парень. Анализ уже отправили в лабораторию, и мы объяснили, что дело срочное, но я был бы признателен, если бы ты мог на них еще немного нажать. Если против ожиданий это окажется он, то для девушки может быть важна каждая минута. – Да, конечно, я с этим справлюсь. Я вцеплюсь в них, как питбуль. Сравнение заставило Патрика улыбнуться. Если бы он стал сравнивать Йосту с породой собак, то скорее назвал бы его усталым старым биглем. От горячего желания угодить Йоста вскочил со стула и с невиданной ранее скоростью выбежал из комнаты. Облегчение от того, что он не совершил такую огромную оплошность, как думал, придало ему ощущение полета. Он дал себе слово впредь работать интенсивнее, чем когда-либо, возможно, даже посидеть сегодня вечером сверхурочно! Нет, он ведь записался на пять часов играть в гольф. Ну ладно, можно поработать сверхурочно в другой день. ⁂ Необходимость идти среди грязи и хлама была ей ненавистна. Словно входишь в другой мир. Она осторожно переступала через старые газеты, мешки с мусором и бог знает через что еще. – Сольвейг? Ответа не последовало. Прижав к себе сумочку, она прошла дальше в прихожую и тут увидела ее. Отвращение физически ощущалось во всем теле. Она ненавидела ее больше, чем когда-либо ненавидела какого-нибудь другого человека, включая отца. И вместе с тем зависела от нее. Эта мысль всегда вызывала у нее тошноту. Увидев Лайне, Сольвейг расплылась в улыбке. – Нет, ну надо же. Пунктуальна, как всегда. Да, стало быть, ты организованная, Лайне. – Она захлопнула альбом, с которым возилась, и жестом показала Лайне садиться. – Я предпочла бы сразу отдать, я немного спешу… – Ну-ну, Лайне, ты же знаешь правила игры. Сперва надо спокойно выпить кофе, а потом расплатиться. Было бы страшно невежливым с моей стороны не угостить чем-нибудь, когда ко мне приходят высокие гости. В ее голосе звенела насмешка. Лайне знала, что протестовать бессмысленно. За прошедшие годы этот танец они исполняли много раз. Она осторожно очистила краешек кухонного дивана и, садясь, не смогла сдержать гримасы отвращения. Побывав здесь, она всегда потом несколько часов ощущала себя грязной. Сольвейг с трудом поднялась с плетеного стула и заботливо убрала свои альбомы. Она достала им по щербатой кофейной чашке, и Лайне пришлось бороться с желанием обтереть свою. Затем на столе появилась корзинка с разломанными печеньями, и Сольвейг предложила Лайне угощаться. Та взяла маленький кусочек, мысленно моля, чтобы визит поскорее закончился. – Правда, у нас уютно? Сольвейг с наслаждением обмакнула печенье в кофе и сощурилась на Лайне, которая промолчала. – Когда мы сидим здесь, словно две старые подруги, – продолжила Сольвейг, – даже не подумаешь, что одна из нас живет в усадьбе, а другая в паршивом сарае, правда, Лайне? Лайне закрыла глаза, надеясь, что унижение скоро прекратится. До следующего раза. Она сжала под столом кулаки и напомнила себе, почему подвергает себя этому раз за разом. – Знаешь, Лайне, что меня беспокоит? – Сольвейг говорила с полным ртом печенья, и маленькие крошки вываливались изо рта на стол. – Что ты натравливаешь на моих мальчиков полицию. Знаешь, я думала, мы с тобой заключили соглашение. Но когда сюда является полиция и утверждает нечто такое нелепое, будто ты сказала, что мальчики побили у вас стекла, то у меня, естественно, появляются вопросы. Лайне смогла лишь кивнуть. – Я считаю, что мне причитается от тебя извинение, тебе так не кажется? Поскольку, как мы объяснили полиции, мальчики весь вечер провели дома. Так что они никак не могли кидать камни в усадьбе. – Сольвейг отпила кофе и указала чашкой на Лайне. – Ну, я жду. – Прошу прощения, – униженно пробормотала Лайне себе в колени. – Извини, я не расслышала, что ты сказала? – Сольвейг демонстративно приложила руку к уху. – Прошу прощения. Я, вероятно, ошиблась. – Когда она встретилась с Сольвейг взглядом, в глазах у нее читалась непокорность, но невестка, похоже, удовлетворилась. – Ну вот, с этим покончили. Ведь было не так уж трудно? Может, покончим с другим маленьким дельцем тоже? Она наклонилась над столом и облизнула губы. Лайне нехотя подняла с коленей сумочку и достала конверт. Сольвейг жадно потянулась к нему и тщательно пересчитала содержимое жирными пальцами. – Все точно, до последнего эре. Как обычно. Да, я всегда говорю, что ты организованная, Лайне. Вы с Габриэлем точно знаете, что такое порядок. Чувствуя себя крутящейся в колесе белкой, Лайне встала и пошла к двери. Оказавшись на улице, она глубоко вдохнула свежего летнего воздуха. За спиной у нее, пока дверь еще не закрылась, Сольвейг прокричала: – Всегда приятно повидаться, Лайне. Повторим в следующем месяце! Лайне закрыла глаза и заставила себя дышать спокойно. Иногда она задумывалась, действительно ли это того стоит. Потом она вспоминала вонь, шедшую в ухо от дыхания отца, и почему нужно любой ценой защищать жизнь, которую она себе создала. Значит, наверняка стоит. ⁂ Едва переступив порог, он увидел: что-то не так. Эрика сидела на веранде, спиной к нему, но вся ее осанка показывала: что-то случилось. На секунду его захлестнуло беспокойство, но потом он сообразил, что, если бы возникли какие-то проблемы с ребенком, она бы позвонила ему на мобильный. – Эрика? Она обернулась, и он увидел красные, заплаканные глаза. Одним махом он оказался возле нее и сел рядом с ней на плетеный диван. – Дорогая, в чем дело? – Я поругалась с Анной. – Что на этот раз? Он хорошо знал все перепады в их сложных отношениях и все поводы, по которым их, похоже, все время сносило в конфликты. Однако с тех пор, как Анна вырвалась от Лукаса, они, казалось, заключили своего рода временное перемирие, и Патрика интересовало, что пошло не так на этот раз. – Она так и не подала заявление на Лукаса за то, что он сотворил с Эммой. – Что ты, черт возьми, говоришь! – Да, и сейчас, когда Лукас затеял тяжбу об опеке над детьми, я думала, что это ее козырная карта. А теперь на него ничего нет, в то время как он состряпает кучу вранья о том, почему Анна не подходит на роль матери. – Да, но у него ведь нет никаких доказательств. – Мы знаем, что нет. Но представь, если он польет ее достаточным количеством грязи для того, чтобы часть пристала. Ты же знаешь, какой он хитрый. Не удивлюсь, если он сумеет очаровать судей и перетянуть их на свою сторону. – Эрика уткнулась страдальческим лицом в плечо Патрика. – Представляешь, если Анна лишится детей? Тогда она пропала. Патрик обхватил ее рукой и успокаивающе притянул к себе. – Давай не будем увлекаться фантазиями. Со стороны Анны было глупо не подать заявление, но я могу ее в каком-то смысле понять. Лукас раз за разом показывал, что с ним шутки плохи, поэтому не так уж странно, что она боится. – Да, ты прав. Но больше всего меня, пожалуй, огорчило то, что она все это время лгала мне. И теперь, задним числом, я все еще чувствую себя крепко обманутой. Каждый раз, когда я спрашивала, какие последствия имело заявление, она только уклончиво отвечала, что в Стокгольме у полиции столько других дел, что им требуется много времени, чтобы обработать все поступающие заявления. Ну, ты и сам знаешь, что она говорила. И все это было ложью. Причем ей каким-то образом всегда удается сделать виновницей происходящего меня. – Новый приступ рыданий. – Ну-ну, дорогая. Успокойся, пожалуйста. Мы ведь не хотим, чтобы у ребенка сложилось впечатление, что ему предстоит выйти в юдоль скорби. Эрика не удержалась от того, чтобы сквозь слезы немного посмеяться, и вытерла глаза рукавом футболки. – Послушай меня. Ваши с Анной отношения иногда больше напоминают отношения матери и дочери, а не сестер, и отсюда все время возникают проблемы. Ты заботилась об Анне вместо вашей матери, поэтому у Анны есть потребность в твоей опеке, но в то же время она испытывает потребность от тебя освободиться. Понимаешь, что я имею в виду? – Да, я знаю. Но мне кажется чудовищно несправедливым, что меня надо наказывать за то, что я о ней заботилась. – Она опять начала слегка всхлипывать. – По-моему, ты все-таки немного слишком себя жалеешь… – Он отодвинул со лба Эрики локон. – Вы с Анной разберетесь с этим, в точности как рано или поздно всегда со всем разбираетесь, и кроме того, мне кажется, что в этот раз проявить великодушие можешь ты. Анне сейчас, наверное, нелегко. Лукас – мощный противник, и, честно говоря, я могу понять, что она напугана. Подумай об этом прежде, чем слишком сильно жалеть себя. Эрика высвободилась из объятий Патрика и недовольно посмотрела на него. – Разве ты не должен быть на моей стороне? – Я на ней и есть, дорогая, я на ней и есть. – Он погладил ее по волосам, и по нему сразу стало видно, что его мысли где-то очень далеко. – Прости, я тут реву над своими проблемами… а как там у вас? – Фу, даже не говори об этом. Сегодня был совершенно отвратительный день. – Но ты не можешь вдаваться в подробности, – добавила Эрика. – Да, не могу. Но день получился действительно отвратительным. – Он вздохнул, но взял себя в руки. – Слушай, а не устроить ли нам приятный вечер? Похоже, нам обоим нужно приободриться. Я сбегаю в рыбный магазин и куплю чего-нибудь вкусного, а ты пока накроешь на стол. Как тебе такой план? Эрика кивнула и подставила лицо для поцелуя. У него есть свои светлые стороны, у отца ее ребенка. – Пожалуйста, купи заодно чипсы и соус. Надо пользоваться случаем, пока я все равно толстая!