Йоста встал, чтобы долить себе кофе, и вопросительно поднял кофейник в сторону Патрика, который кивнул. Усевшись на место, Йоста спросил: – Неужели действительно никто не догадывался или не знал? Вы никогда ни с кем не откровенничали? Глаза Лайне помрачнели. – Юханнес в минуту слабости рассказал о Якобе Сольвейг. При его жизни она не осмеливалась ничего предпринимать, но после смерти Юханнеса она сперва начала делать мелкие намеки, а потом, по мере того как истощалась ее касса, перешла к требованиям. – Она занималась шантажом? – спросил Йоста. – Да, я двадцать пять лет платила ей. – Как вам удавалось, чтобы Габриэль ничего не замечал? Подозреваю, речь шла о крупных суммах? – Мне приходилось нелегко. Но хотя Габриэль педантичен со счетами за поместье, по отношению ко мне он никогда скупости не проявлял, и я всегда получала деньги, если просила их на покупки и тому подобное и на домашнее хозяйство. Чтобы платить Сольвейг, я на всем экономила и бóльшую часть отдавала ей. – Она говорила с горечью, но в ее тоне чувствовалось нечто более сильное. – Но я полагаю, что теперь у меня нет иного выбора, кроме как рассказать все Габриэлю, после чего я, видимо, отделаюсь от проблемы с Сольвейг. Она криво усмехнулась, но быстро вновь обрела серьезность и посмотрела Патрику в глаза. – Если все это принесло что-то хорошее, так это то, что меня не особенно волнует, что скажет Габриэль, хотя это терзало меня тридцать пять лет. Важнее всего для меня Якоб и Линда, поэтому значение имеет только то, что с Якоба снято подозрение. Ведь я правильно понимаю, что это так? – требовательно произнесла она, устремив взгляд на них обоих. – Да, похоже, так и есть, да. – Почему же вы продолжаете держать его здесь? Я могу сейчас уйти и забрать Якоба с собой? – Да, можете, – спокойно сказал Патрик. – Но мы все-таки хотели бы попросить вас об одной услуге. Якоб что-то знает обо всем этом, и для его же блага важно, чтобы он пообщался с нами. Побудьте с ним немного в той комнате и поговорите обо всем, но постарайтесь убедить его не утаивать то, что ему известно. – Честно говоря, я его понимаю. – Лайне фыркнула. – Почему он должен помогать вам после того, как вы причинили ему и нашей семье столько вреда? – Потому что чем быстрее мы разберемся с этим, тем быстрее вы все сможете перейти к нормальной жизни. Патрику было трудно говорить убедительно, поскольку он не хотел рассказывать о результате анализа, показывавшего, что преступником является хоть и не Якоб, но все равно родственник Юханнеса. Эту козырную карту он не хотел пускать в ход без крайней необходимости. До тех пор пока оставалась надежда, что Лайне все-таки поверит его словам и внимет его увещеваниям. После недолгого ожидания он получил желаемое – Лайне кивнула. – Я сделаю, что смогу. Но я не уверена, что вы правы. Я не думаю, чтобы Якоб знал об этом больше других. – В таком случае это рано или поздно все равно выяснится, – сухо ответил он. – Идемте? Она неторопливым шагом направилась к допросной. – Почему ты не сказал о том, что Юханнеса убили? – сдвинув брови, спросил Патрика Йоста. – Не знаю. – Патрик пожал плечами. – У меня такое ощущение, что чем больше перемешать этой парочке их представления, тем лучше. Якоб все равно расскажет Лайне, и есть надежда, что ее это тоже выведет из равновесия. И возможно, возможно, тогда нам удастся заставить кого-нибудь из них открыться. – Ты думаешь, Лайне тоже что-то скрывает? – спросил Йоста. – Не знаю, – опять ответил Патрик, – но ты видел выражение ее лица, когда мы сказали, что Якоб вычеркнут из списка подозреваемых? Там было удивление. – Надеюсь, ты прав, – сказал Йоста и устало провел рукой по лицу. – День выдался длинным. – Мы дождемся, пока они поговорят друг с другом, а потом рванем домой, чтобы немного поесть и чуть-чуть поспать. Если мы себя вконец загоним, толку от нас будет мало. Они сели и стали ждать. ⁂ Ей показалось, будто снаружи доносятся какие-то звуки. Потом все опять стихло, и Сольвейг, пожав плечами, переключила внимание обратно на альбомы. После эмоциональных встрясок последних дней было приятно отдохнуть в надежном мире потрепанных фотографий. Они не менялись, разве что с годами слегка выцвели и пожелтели. Она посмотрела на кухонные часы. Конечно, мальчишки вечно приходили и уходили, когда им заблагорассудится, но этим вечером они пообещали вернуться домой к ужину. Роберт собирался купить пиццу, и Сольвейг чувствовала, что у нее от голода начинает ныть в животе. Вскоре до нее донеслись звуки шагов по гравию, и она с трудом встала, чтобы достать стаканы и приборы. Тарелок им не требовалось. Ели они прямо из коробки. – Где Юхан? – Роберт положил кусок пиццы на скамейку и огляделся. – Я думала, ты знаешь. Я не видела его уже несколько часов, – ответила Сольвейг. – Он наверняка в сарае, пойду поищу его. – Скажи ему, чтобы поторопился, я не намерена его ждать! – прокричала ему вслед Сольвейг и принялась жадно открывать крышки коробок в поисках своей пиццы. – Юхан?! – Роберт начал кричать, еще не дойдя до сарая, но ответа не получил. Впрочем, это еще ничего не значило. Иногда, сидя в сарае, Юхан бывал слеп и глух. – Юхан?! – Он еще немного повысил голос, но ничего, кроме собственного голоса, не услышал. Он сердито распахнул дверь сарая, приготовившись отругать младшего брата за то, что тот сидит и мечтает. Но об этом он быстро забыл. – Юхан! Черт возьми! Брат лежал на полу, словно с большой красной глорией вокруг головы. Потребовалась секунда, чтобы Роберт понял: это кровь. Юхан не шевелился. – Юхан! – Голос у Роберта стал жалобным, из груди уже рвались всхлипы. Он опустился на колени рядом с истерзанным телом Юхана и растерянно водил над ним руками. Ему хотелось помочь, но он не знал как и боялся прикосновением еще больше повредить раны. Стон брата заставил его начать действовать. Он встал с пола с запачканными кровью коленями и побежал к дому. – Мама, мама! Сольвейг открыла дверь и прищурилась. Жир на пальцах и вокруг рта явственно показывал, что она уже приступила к еде. Ее рассердило, что ей помешали. – По какому поводу такая чертова шумиха? – Потом она увидела пятна на одежде Роберта и поняла, что это не краска. – Что случилось? Это Юхан? Она изо всех сил, насколько ей позволяло бесформенное огромное тело, бросилась бежать к сараю, но Роберт перехватил ее по пути. – Не ходи туда. Он жив, но его кто-то избил до полусмерти! Он очень плох, нам нужно звонить в «Скорую»! – Кто… – пролепетала Сольвейг и, как безжизненная кукла, упала на руки Роберту. Тот раздраженно высвободился и заставил ее стоять на ногах. – Сейчас на это наплевать. Мы должны сперва организовать Юхану помощь! Иди в дом и звони, а я вернусь к нему. И позвони еще в поликлинику, «Скорая помощь» ведь поедет из Уддеваллы. Он отдавал приказания с авторитетом генерала, и Сольвейг моментально среагировала. Она побежала к дому, а Роберт, в твердом убеждении, что помощь скоро подоспеет, поспешил обратно к брату. Когда приехал доктор Якобссон, никто из них не говорил и даже не думал об обстоятельствах, при которых они встречались в первой половине дня. Роберт с облегчением отступил назад, благодарный за то, что теперь контроль над ситуацией взял на себя человек, который знает, что делает, и стал ждать приговора. – Он жив, но его необходимо как можно скорее доставить в больницу. Насколько я понимаю, «Скорая» уже едет? – Да, – слабым голосом произнес Роберт. – Пойди в дом и принеси ему одеяло. Роберт был не настолько глуп, чтобы не понять, что просьба врача объяснялась скорее желанием его чем-то занять, чем необходимостью одеяла для Юхана, но он воспринял конкретное поручение с благодарностью и с готовностью подчинился. Роберту пришлось протискиваться мимо Сольвейг, которая стояла в дверях сарая, беззвучно плакала и тряслась. Утешать ее сил у него не было. Он полностью сосредоточился на том, чтобы сдерживаться самому, и поэтому предоставил ей справляться собственными силами. Издали донесся звук сирен. Никогда прежде Роберт не был так благодарен, завидев мелькающие среди деревьев синие огни. ⁂ Лайне просидела у Якоба полчаса. Патрику, конечно, хотелось бы приложить ухо к стене, но пришлось набраться терпения. Только покачивающаяся вверх-вниз нога выдавала его нервозность. Они с Йостой разошлись по своим комнатам, чтобы попытаться хоть что-нибудь сделать, но получалось плохо. Патрик мечтал понять, что именно он надеется извлечь из всей этой шарады, но ему пришлось сдаться. Он лишь надеялся, что Лайне сумеет каким-то образом нажать на нужную кнопочку, чтобы заставить Якоба открыться. Хотя это, возможно, заставит его только еще больше замкнуться. Неизвестно. Вот именно. Когда на одной чаше весов риски, а на другой выигрыши, это может приводить к поступкам, которые задним числом не поддаются логическому объяснению. Еще его раздражало, что результаты анализов крови он получит только завтра. Он с удовольствием работал бы целую ночь над исследованием следов Йенни, если бы таковые имелись. Но в настоящий момент в качестве отправной точки, у них есть только анализы крови, и он, пожалуй, больше, чем предполагал сам, рассчитывал на то, что ДНК Якоба совпадет. Теперь, когда вся эта теория рухнула, он сидел перед зияющим пустотой листом бумаги – они вернулись к тому, с чего начинали. Йенни ведь где-то находится, а такое впечатление, будто они знают меньше, чем раньше. Пока у них есть один-единственный конкретный результат: им, возможно, удалось расколоть семью и установить, что двадцать четыре года назад произошло убийство. Больше ничего. Он в сотый раз взглянул на часы, раздраженно постукивая карандашом по столу. Возможно, возможно, именно сейчас Якоб рассказывает матери детали, которые все с ходу решат. Возможно… Пятнадцатью минутами позже он знал, что этот конкретный ход принес им поражение. При звуке открывающейся двери допросной он вскочил со стула и вышел к ним навстречу. Его встретили два закрытых лица. На него с упрямым выражением смотрели жесткие, точно каменные, глаза, и он понял: что бы там Якоб ни скрывал, добровольно он ничего не раскроет. – Вы сказали, что я смогу забрать сына с собой, – проговорила Лайне ледяным, обдающим холодом голосом. – Да, – подтвердил Патрик. Больше говорить было нечего. Теперь им оставалось только сделать то, что он предлагал Йосте немного раньше. Поехать домой, поесть и немного поспать. Хотелось верить, что завтра они смогут продолжить работу с новой энергией. Лето 1979 года