– Полиция и мистер Хилтон. Он приходил каждую ночь, я видел его фонарик. – Альфи посмотрел на мать, по его лицу текли слезы. – Я думал, ты не приедешь. Не знал, что делать. – Ты отлично справился, мой дорогой. Я тобой горжусь. Есть хочешь? Ты, наверное, умираешь с голоду. – Она встала, и сразу накатил очередной приступ боли. Белла замерла, согнувшись пополам. – Что с тобой, мама, ты больна? – Со мной все хорошо, Альфи. Нам нужно развести огонь. Тут очень холодно. – Она глубоко вздохнула, когда волна боли отступила. – А они нас не увидят? – с тревогой спросил он. – Это не имеет значения, даже если увидят. Теперь я здесь. Они не могут тебя забрать у меня. Альфи снова обнял ее. – Идем, мама, садись вот тут, – произнес он, помогая ей спуститься по лестнице к креслу-качалке около камина. Радуясь, что теперь ей есть где отдохнуть, Белла с благодарностью опустилась в кресло, а сын сел рядом с ней на пол и взял ее за руку. – Мне разжечь огонь? – спросил он. Белла посмотрела на золу в камине. Этот огонь разводила ее мать, когда была здесь в последний раз. Она покосилась на плетеную корзину, наполненную дровами и газетной бумагой. Белла представила, как мать набирает дрова в сарае и рубит щепки на растопку. Складывает в очаг аккуратно и скручивает бумагу, чтобы разжечь. – Да, растопи камин, Альфи, но сначала что-нибудь поешь. – Она улыбнулась сыну, когда тот засуетился, разыскивая спички. – Все в порядке, мама, каждую ночь я вылезал и брал еду из кладовки. Поэтому мне и удалось прятаться так долго. Я знал, когда кто-то едет сюда, потому что видел свет фар сквозь стеклянные кирпичи в стене. – Ты умница, Альфи. – Боль опять пронзила ее, и Белла посмотрела на груду окровавленных одеял, надеясь, что Альфи их не увидит. Сын с горящей газетой в руках наклонился к камину и затопил его. Серая комната мгновенно наполнилась теплым сиянием, пока Альфи осторожно раздувал пламя, как делала его бабушка. – А где бабуля? – спросил он. – С ней все нормально? Полиция забрала ее. – Я еще не виделась с ней, но собираюсь навестить завтра, – ответила Белла, чувствуя слабость. – Мама, давай я принесу тебе что-нибудь поесть, – предложил Альфи, накрывая ее одеялом. – Нет, я не голодна. Подойди и сядь рядом, я хочу побыть с тобой. – Альфи уселся возле ее ног и положил руку ей на колени. Она гладила сына по волосам, огонь потрескивал в камине, согревая их обоих. Белла была так измучена, что у нее слипались глаза. – Мама, а можно мне пойти с тобой к бабушке? – тихо попросил Альфи. – Да, конечно. – Бабушка оставила свой блокнот со мной в тайнике. Я немного почитал, но почти ничего не понял. – Он громко зевнул. – Дай мне посмотреть. Альфи вскочил, взбежал по лестнице и через мгновение появился снова. – Вот, – сказал он, протягивая матери блокнот. Тот был в кожаном переплете с лентой, завязанной посередине, и Белла сразу узнала его. Записная книжка, которую мать повсюду носила с собой и, вероятно, не хотела, чтобы ее нашла полиция. Белла плакала, держа ее в руках, будто руку своей матери. Альфи подбросил в огонь полено, пламя зашипело и затрещало. Белла положила блокнот на стол и посмотрела на сына, который опять склонил голову ей на колени. Она гладила его темные волосы, и слезы текли по ее лицу. Боль в животе стихала, и Белла постепенно расслабилась. Она находилась дома, и Альфи был в безопасности. Под умиротворяющее мерцание огня Белла погружалась в дремоту, к ней вернулись воспоминания о той ночи, когда родился Альфи. Лицо ее матери было сосредоточено, голубые глаза искрились, густые волосы падали на загорелое лицо. Мать подбадривала ее, советуя глубоко дышать. Огонь так же потрескивал в углу, а Белла размышляла об Илае, не зная, в безопасности он или мертв, напуган или спокоен, сражается или попал в плен. Она чувствовала себя раздавленной ужасной болью, но понимала, что находится в заботливых руках Тессы Джеймс, лучшей повитухи, когда-либо жившей на этой земле, – таково было мнение каждой матери из рабочего класса в Льюисе. Некий восторг охватил ее в последние несколько мгновений родов, и боль перестала иметь значение. Еще одна схватка, и Альфи выскользнул наружу. Ребенок появился на свет так быстро, что ее мать не успела ничего сделать, кроме как его поймать. Они обе потрясенно смотрели вниз, маленький мальчик просто лежал на простыне и смотрел на них, словно говоря: «Я здесь! Начинайте вокруг меня суетиться!» Тесса прочистила ему дыхательные пути, зажала пуповину и, перерезав ее, передала сына Белле, как делала это с сотнями других женщин. У матери были опытные руки и глубокие знания о беременности и родах. За всю жизнь она потеряла лишь несколько детей, а спасла сотни. И вот теперь, в качестве благодарности за тридцать лет в основном неоплачиваемого служения людям, ее потащат в суд присяжных, обвиняя в непредумышленном убийстве. Альфи начал тихонько посапывать на коленях Беллы. Та радовалась, что воссоединилась с ним, но ей не хватало заботы своей матери. Хотелось чая и хлеба с медом, которые Тесса подала на стол, как только Белла взяла сына на руки в ночь его рождения. Как же она ворковала над Альфи, желая, чтобы Илай находился рядом и увидел своего прекрасного сына! Белла смотрела, как мать хлопочет в кухне – женщина на двадцать два года старше ее, которая не спала всю ночь, пока она рожала, но все равно кипела энергией, как и после каждого ребенка, которого благополучно приняла. Насвистывая веселую мелодию, сочиненную специально для таких случаев. Несмотря на усталость, Белле было трудно заснуть. Ее преследовал образ матери в камере, где, без сомнения, холодно, голодно и неуютно, и мучали переживания о том, что произойдет дальше. Белле еще предстояло выяснить обстоятельства дела, но она понимала, что мать выбрали на роль козла отпущения. Смерть Эвелин Хилтон явилась закономерным результатом обстановки, которая складывалась лет десять, и она знала, что доктор Дженкинс имеет к этому какое-то отношение. Белла была свидетелем давления на ремесло Тессы долгие годы. Ненависть к ее матери со стороны доктора Дженкинса, местного священника отца Блэкера и, конечно же, Уилфреда Хилтона постоянно нарастала как снежный ком. Эти мужчины считали рождение детей проклятием Евы, болезненным наказанием, которому должны подвергнуться все женщины. Они не хотели, чтобы такие женщины, как ее мать, крайне редко принимавшая плату за свои услуги, облегчали боль при родах травами, дельными советами и медитацией и выполняли работу лучше мужчин с медицинскими степенями, бравших с пациенток их месячное жалованье, даже если роды прошли неудачно. Врачи рассматривали роды как патологию, нуждавшуюся в лечении. Считали, что женщина должна рожать, лежа на спине, с ногами в стременах, в стерильной и пугающей медицинской среде, где не прислушивались к просьбам матерей и делали все по-своему. Количество врачей, практикующих акушерство, быстро росло, и частные акушерки, такие как Тесса, возмущались вторжением на их территорию. По словам ее матери, большинство мужчин-докторов, начинавших с общей практики, имели лишь смутное представление о приеме обычных родов, не говоря уже о сложных, и учились на собственном горьком опыте, часто убивая матерей и младенцев, которые без них выжили бы. Как в случае Эвелин Хилтон, подумала Белла. Но, несмотря на старания доктора Дженкинса, местные женщины все равно избегали его, предпочитая Тессу, и он сильно обижался. Они ходили к ней годами, и им не нравился врач, который не испытывал сочувствия и с нетерпением ждал, когда же роды закончатся. Дженкинс хватался за щипцы и прочие медицинские инструменты, когда в этом не было необходимости, просто чтобы ускорить события и побыстрее вернуться домой. Из разговоров, которые она слышала, Белла понимала, что женщинам комфортнее с Тессой, чем с доктором Дженкинсом. Он не считал нужным утешить мать в муках родов или подбодрить молодых женщин, напуганных и едва достигших совершеннолетия и не готовых к деторождению. Часто употреблял медицинские термины, которых они не знали. Глаза Беллы сомкнулись, ритмичное глубокое дыхание Альфи и огонь слишком успокаивали, чтобы бороться со сном. Ей почудилось, будто мать стоит рядом, протягивая ей руку. Тесса медленно вывела ее из парадной двери, на поле за домом – под кроваво-красное небо с полной луной. Вдоль живой изгороди они прошли к тому месту, где росла смертоносная беладонна с фиолетовыми цветами в форме колокольчика и блестящими черными ягодами, об опасности которых она предупреждала Беллу в детстве. Теперь же мать начала спокойно срывать ягоды со стеблей и складывать их в подставленную чашей ладонь дочери, и небо над головой почернело. Вздрогнув, Белла проснулась и застонала от боли внизу живота. Когда боль снова утихла, она осторожно подвинула Альфи и подбросила еще одно полено в затухающий огонь. Он разгорелся с ревом, поток холодного воздуха хлынул в дымоход. Дрожащими от тяжести руками Белла взяла ведро с колодезной водой и повесила его над огнем. Ожидая, пока нагреется вода для мытья, она шагнула к входной двери и распахнула ее. Солнце уже взошло, начинался прекрасный зимний день, свежий и яркий. Такие дни любила ее мать. Ощущение солнца на лице придало Белле сил выйти наружу. Опустившись на каменную скамью около двери, она взглянула на цепь, к которой ее любимая кобыла Чернуха обычно была привязана в летние месяцы. Лошадь пришлось продать еще до того, как Белла уехала в Портсмут, и это буквально разбило ей сердце, но они отчаянно нуждались в деньгах. Чернуха помогала ей справиться с невзгодами, забыть, как сильно она скучала по Илаю; в тяжелые дни Белла сажала Альфи с собой в седло, и они катались по полям до захода солнца. Белла прищурилась от яркого солнечного света, глядя на дальнее поле и живую изгородь за ним, в которой росла смертоносная беладонна. Мать говорила с ней во сне и сказала, что скорее умрет, чем будет жить за решеткой. Если ее осудят за непредумышленное убийство, она окажется запертой в камере, без доступа к свежему воздуху и солнечному свету, траве и деревьям. Все, ради чего Тесса жила, исчезнет для нее, цветы, пляж, море, но главное – Белла и Альфи. Она проживет там год, может, два, пока не умрет от тоски. Тесса хотела бы иметь возможность самой распорядиться своей жизнью – это означало бы, что она контролирует ситуацию и таков был ее выбор. Умереть так же, как жила – независимой и бесстрашной. Белла не знала, хватит ли у нее сил передать матери ягоды, когда настанет время, понимая, что они убьют ее, но она обязана быть сильной, если мать просит об этом. Белла встала, услышав топот, сначала отдаленный, потом громче. Казалось, земля под ногами подрагивает. Она огляделась по сторонам – в голове звенело от холода, а живот все еще болел. Белла заметила мужчину верхом на лошади, направлявшегося к ней. Солнце светило ему в спину, и она не могла видеть его лица, однако знала, что это Уилфред Хилтон на Титусе, своем любимом черном жеребце, которого, по словам Илая, он любил больше собственных детей. – Доброе утро, мисс Джеймс! – произнес всадник, останавливая лошадь. Это был внушительный мужчина, высокий и худощавый, с седыми волосами и густыми усами, прикрывавшими узкие губы. – Приветствую, сэр! – резко бросила она, мельком взглянув на него. Лицом Уилфред Хилтон напоминал своего сына, но манеры были иными. В то время как Илай ходил везде вприпрыжку и сам смеялся над этим, его отец шествовал угрюмо, постоянно оглядываясь через плечо, словно ожидая, что на него кто-то набросится. Хотя ему принадлежала большая часть Льюиса, он постоянно хмурился, как человек, у которого за душой не было и двух пенни, и всегда держал наготове трость в правой руке, чтобы смахнуть в сторону то, что попадется на пути. Белла старалась дышать ровно, чтобы он не увидел, как ее трясет. – Сэр, мою мать еще не признали виновной; это наш дом. Пожалуйста, уходите, – твердо заявила она. – Уже не ваш. Я уведомил вашу мать в тот день, когда она убила Эвелин, – усмехнулся Уилфред. Белла сразу почувствовала, как слезы защипали ей глаза. Много лет Уилфред хотел избавиться от них с матерью, но Эвелин и Илай сдерживали его. Теперь, когда его жены не стало, а ее тело едва успело остыть, он воспользовался возможностью вернуть себе дом. Тревога охватила Беллу, пока Уилфред нависал над ней как дамоклов меч. Почему он предупредил ее мать о выселении, если знал, что Илай этого не допустит? Война завершалась, и, если верить слухам, все бойцы скоро вернутся домой. Но она не получала вестей от Илая уже несколько недель – его последнее письмо пришло осенью – и вдруг испугалась. Белла понимала, почему Уилфред здесь. Она чувствовала на себе его взгляд, слышала тяжелое дыхание, когда он начал произносить слова, которым предстояло положить конец ее миру. – Илай убит. На прошлой неделе я получил телеграмму. Чары, которые вы со своей матерью так долго накладывали на него и на нашу семью, разрушены. Вам тут больше не рады. – Он поджал губы. Белла отвернулась, пытаясь не дать себе сломаться перед мужчиной, которого ненавидела. Она не позволяла себе думать о том, почему не получает писем от Илая; у нее не было на это сил. Все, что поддерживало Беллу – мысль, что он вернется домой и у Альфи будет отец. Они поженятся и станут семьей, она сможет оставить свою работу в Портсмуте. Теперь Уилфред Хилтон говорил ей, что любовь всей ее жизни умерла. – Эта война забрала отца Альфи. Он – все, что у вас осталось от Илая. Почему вы его так ненавидите? Альфи – ваш внук. – Белла сдерживала слезы, стараясь казаться стойкой в глазах этого человека, который наслаждался бы ее страданиями. – Он бастард. Вы с Илаем не состояли в браке. Как я могу быть уверен, что он вообще ребенок моего сына? Он во всем похож на вас, и черными волосами, и голубыми глазами, и совсем не похож на моего светловолосого мальчика. – Голос Уилфреда слегка дрожал, когда он упоминал Илая, затем он снова уставился на нее. – Мне некуда больше идти. Работодатель не позволит мне вернуться вместе с Альфи, а если мою мать признают виновной, она не сможет заботиться о нем. Вы очень богаты; если вы нас выгоните, мы обречены на работный дом, нас разлучат. Я умоляю вас, пожалуйста, дайте нам еще немного времени. – Вам следовало подумать об этом прежде, чем тянуть моего сына в свою постель без кольца на пальце. Мы не благотворительная организация. Вы уже давно оказались бы на улице, если бы не доброта моей жены. Мне нужно беречь свою репутацию. Я вижу, как женщины являются в этот дом и исчезают глубокой ночью. Знаю, зачем они приходят сюда – они просят, чтобы ваша мать вызвала у них выкидыш, и некоторые люди сказали бы, что это убийство. Я больше не желаю иметь ничего общего с семейкой ведьм Джеймс, и я хочу, чтобы вы покинули нас. С тех пор как мать Беллы стала повитухой, женщины умоляли ее помочь им избавиться от детей, которых не хотели или не могли себе позволить. Как правило, она отказывалась, но порой, в чрезвычайных обстоятельствах, соглашалась на это. Белла вспомнила одну женщину, носившую ребенка не от своего мужа. Женщина сообщила Тессе, что ее изнасиловал солдат, и мать, проведя осмотр, увидела, что внутри у нее все разорвано. Женщина сказала Тессе, что, если та не поможет ей, она покончит с собой – это при условии, что муж сам не убьет ее раньше, оставив пятерых детей без матери. – Илай хотел, чтобы Дом викария принадлежал Альфи, мистер Хилтон. Если вы позволите нам остаться до окончания суда, я съеду без борьбы. – Голос Беллы дрожал, она вытирала слезы, сердце разрывалось от необходимости умолять, но она понимала, что это единственный шанс выжить для нее и Альфи. – Вы больше никогда меня не увидите. Пожалуйста, сэр, это то, чего хотел бы Илай. Возникла долгая пауза, пока Уилфред Хилтон обдумывал ее предложение. – Вы должны дать слово и поклясться жизнью своего сына, что у вас не будет никаких посетителей. – Даю вам слово. – И я больше никогда вас не увижу? – процедил он, гневно глядя на нее. Белла кивнула, заставляя себя поднять голову. – Ладно, у вас есть время до вынесения приговора. А после этого я не желаю видеть вас в Кингстоне, мисс Джеймс. Его слова отняли у Беллы последние силы, и она опустилась на скамейку, чтобы не упасть. Уилфред Хилтон полностью вычеркнул их из своей жизни, забрал дом, безопасность, свободу. Потому что Илай погиб. Белла смотрела, как он уезжает, и жалела, что не может заставить себя перестать дышать, чтобы все это исчезло. Она задерживала дыхание так долго, как только могла, пока не почувствовала, что ее легкие вот-вот разорвутся, а затем издала пронзительный гортанный крик. Пошел снег, но Белла все еще сидела там, не в силах пошевелиться. Она больше не ощущала своих рук, лица или какой-либо другой части тела. Вскоре Белла перестала дрожать, и все, что она слышала, это пение матери, собиравшей травы в саду. Белла видела себя ребенком, сидевшим в высокой траве, в то время как мать трудилась поблизости, ухаживая за помидорами, фасолью и шпинатом. – Мамочка, ты простудишься, – раздался голос Альфи. – Вставай, мама, пойдем в дом, сядем у огня. – Теплые ладошки сына коснулись ее рук. – Не плачь, мамочка. Тут слишком холодно, твои слезы замерзнут. Но Белла не могла встать. Дыхание стало прерывистым, сердцебиение в груди замедлилось.