Часть 21 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава пятнадцатая
Альфи
Канун нового 1970 года
Альфи Джеймс приставил ружье к виску Лолы, своей любимой коровы. Она нервно понюхала ствол и резко отдернула голову, но веревка крепко привязывала ее к воротам.
В ее животе сильно брыкнулся теленок. Альфи отвернулся, задержав дыхание. Пронизывающий холод обжигал его глаза, уши и палец на металлическом спусковом крючке, который он медленно начал нажимать. Лола повернула голову и взглянула на него, ее ноздри испуганно дрожали, из них вырывались клубы пара.
Альфи находился рядом в тот день, когда она родилась. У нее был прекрасный характер, и она уже произвела на свет нескольких телят, которых всегда пыталась спрятать от него в высокой траве в тщетной попытке помешать ему забрать их. Он вспомнил, как Лола подходила к нему утром на восходе солнца, ее тяжелое вымя, нуждающееся в дойке. Когда Альфи открывал ворота и загонял скотину, остальные толкались и суетились вокруг него, но только не Лола. И вот теперь она стояла здесь, привязанная к воротам, окруженная тушами стада, которое они были вынуждены забивать целый день. Широко раскрытыми от страха глазами Лола наблюдала, как вокруг убивали других коров. Она понимала, что происходит и что должно произойти. Ноздри раздувались от запаха пороха из дробовика и крови ее собратьев.
Альфи посмотрел на своего тринадцатилетнего сына. По грязным щекам Бобби текли слезы, и он вытирал их рукавом. Наконец Альфи заставил свой онемевший палец нажать на спусковой крючок. Он на мгновение закрыл глаза, оглушительный грохот эхом прокатился по окружающим их заснеженным полям, и Лола рухнула на ледяную землю. Кровь хлынула из ее виска фонтаном. Все было кончено; все они были мертвы, стадо, на выращивание которого Альфи потратил двадцать лет.
Теленок внутри мертвой матери снова начал отчаянно брыкаться, пытаясь бороться за жизнь, и, не в силах смотреть на это, Альфи отвернулся к грудам туш, которые Бобби стаскивал трактором в конец поля, подготавливая к сожжению. Их мертвые конечности сгребали снег, торчали в разные стороны, как замерзшие ветви.
Внезапно он почувствовал на языке привкус металла и понял, что слезы размыли брызги крови на лице, которые теперь натекли ему в рот. Он побежал к колодцу и лихорадочно смыл кровь ледяной водой.
Пока Бобби продолжал двигать туши, Альфи сел на кучу дров и попытался собраться с мыслями.
Он посмотрел на Дом викария. Лунный свет отражался в маленьком оконце, которое всегда представлялось ему глазом, глядящим на мир. Никто не замечал квадратного стеклянного кирпича, который его бабушка вставила в стену, впервые обнаружив и отремонтировав маленькую комнатку под лестницей.
Альфи держал эту комнату в секрете, даже Нелл и Бобби ничего о ней не знали. Это была его тайна, которой он не хотел ни с кем делиться. Место, куда Альфи забирался, когда чувствовал себя подавленным и хотел вспомнить свою бабушку. Его кокон от мира. Тайник защищал его в течение семи дней и ночей после ареста бабушки, когда ему было шесть лет, и он ощущал к нему привязанность, как к человеку, заступившемуся за него.
У Альфи до сих пор сохранились воспоминания о женщинах, которые приходили к ним в дом, порой глубокой ночью, чтобы их не увидели, и оставались в потайной комнате, чтобы спрятаться и восстановить силы. На протяжении многих лет женщины, которые не могли позволить себе платить за роды, снова и снова возвращались к Тессе Джеймс, и она не отказывала нуждающимся. В основном все они были бедными, а их мужья жестокими. Они прибывали, когда роды уже начинались, с одним или двумя маленькими детьми «на буксире». Тесса принимала их, усаживала около огня и кормила супом, чтобы они набрались сил перед схватками. Позднее, после того как их дети рождались, она прятала женщину и новорожденного подальше, в потайной комнате, на день или два, чтобы они могли отдохнуть. Кормила других детей и играла с ними, штопала их одежду и умывала им лица. Альфи помнил, как мужья приходили за женами и стучали в дверь Дома викария, требуя, чтобы Тесса отдала их. Но так никого и не находили. Женщины хранили ее секрет, а она хранила их.
Местный священник, отец Блэкер, тоже приходил и стучал, требуя, чтобы Тесса вернула жен мужьям, и отчитывал ее за то, что она позорит округу. Методы повитух, их знание трав и способность облегчить боль во время беременности и родов осуждались отцом Блэкером, пытавшимся пристыдить женщин, которым Тесса пыталась помочь, прежде чем бабушка отправила его восвояси.
Перед уходом женщин бабушка советовала им бросать своих мужей, если те избивали их или брали силой, когда они еще не оправились после родов. Но они так не поступали; у них не было денег, и им некуда больше было идти. Однако одной-двух ночей передышки в тайной комнате Тессы было достаточно, чтобы восстановиться и жить дальше.
«Никто не наносит церкви большего вреда, чем повитухи», – говорил ей отец Блэкер, когда она шла в город мимо храма, примыкавшего к ее дому. Она всегда улыбалась и желала ему хорошего дня, чтобы не провоцировать нападки. Однако Тесса понимала, что слишком много людей ненавидят ее и ее жизнь подобна песку, бегущему в песочных часах. Однажды они найдут способ увести ее в наручниках, запереть и выбросить ключ.
До сих пор Альфи помнил тот день, когда бабушка оставила его одного в потайной комнате. В течение следующих шести дней и ночей он испытывал такой же ужас, как и сейчас, боясь, что его заберут из Дома викария, от всего, что он знал и любил, от матери и бабушки.
Альфи опустил голову при воспоминании о письме, которое пришло этим утром от адвоката, словно последний гвоздь в крышку гроба. Он боролся так упорно, как только умел, но Уилфред Хилтон выразил свою волю слишком поздно. Адвокат пояснил: «Подозреваю, несмотря на то что он сообщил вам в письме о своем завещании, мистер Хилтон был слишком слаб, чтобы внимательно прочитать завещание во время подписания, и не заметил, что оно не соответствует его воле».
И все же Альфи не был готов сдаться. Этот дом и земля принадлежали ему по праву. Его отец и дед хотели, чтобы было так, и он не мог предать свою мать. Позволить снести Дом викария было равносильно стиранию ее памяти и признанию, что он был незаконнорожденным, а не любимым ребенком Илая Хилтона.
«Я – сын Илая Хилтона, повтори это. – Это были последние слова его матери, обращенные к нему, когда его отобрали у нее в работном доме Портсмута, где они оказались, когда мать не смогла найти место. – Ты должен вернуться в Дом викария и потребовать то, что принадлежит тебе. Дай мне слово».
Это было единственное место, где Альфи ощущал присутствие матери и где он когда-либо чувствовал себя как дома. В тот день, когда летом 1953 года ему исполнилось четырнадцать, он покинул детский дом, поймал попутку до Льюиса, затем проделал остаток пути до Кингстона пешком и спросил дорогу к Дому викария. Все было именно таким, как Альфи помнил. Он мог представить красивый белый дом в солнечный зимний день, свою мать, подстригающую жасмин вокруг свежевыкрашенной двери из черного дуба, сметающую пыль с кафельного кухонного пола, напевающую себе под нос, когда вскапывала клумбу и сажала анютины глазки и нарциссы, которые росли теперь возле коттеджа. Альфи никогда не говорил Хилтонам, кто он такой, они не видели его с тех пор, как ему исполнилось шесть лет. Он лишь попросил работу, а позднее поинтересовался, не сдадут ли они ему Дом викария. Только со временем Уилфред Хилтон понял, кто он есть.
– Бобби! Бобби!
Альфи обернулся и увидел Лео Хилтона, сына Ричарда, который бежал к ним, толкая свой велосипед по снегу. Он был высоким и светловолосым, как и его отец, с тем же выражением превосходства – гордо поднятая голова, взгляд сверху вниз на всех людей.
Бобби спрыгнул с трактора и поспешил к нему.
– Что такое? – спросил он.
Лео остановился, глядя на мертвую корову подле своих ног. Снег вокруг ее виска окрасился в темно-красный цвет.
– Ты нужен моему отцу, – тихо произнес он, отворачиваясь при виде кровавого месива. – У него какие-то проблемы со светом на вечеринке, и он хочет, чтобы ты занялся этим.
Бобби посмотрел на своего отца.
– В данный момент я не могу его отпустить, – сказал Альфи.
– Отцу это не понравится, – заметил Лео.
– Все в порядке, папа, я ненадолго. Мне все равно не помешало бы переключиться на что-нибудь другое.
– Ты нужен мне здесь.
– Теперь Бобби работает на нас, так что вы ему не указчик, – усмехнулся Лео.
Бобби посмотрел на приятеля и покачал головой:
– Ну, спасибо, Лео. Я пока не сказал им «да», папа. Ричард предложил мне работу в Тисовом поместье, на ферме. Я думал, это станет нам подспорьем.
Альфи повернулся к нему спиной и опустился на колени в снег, чтобы связать ноги Лолы веревкой.
– Подгоняй трактор. Я не могу справиться с этим в одиночку.
Глаза Бобби вспыхнули.
– Может, я заслужил это и Ричард уважает меня!
Лео посмотрел вниз и пнул ногой грязный снег возле морды Лолы. Серая жижа скатилась по ее окровавленной щеке.
Альфи медленно повернулся.
– Так вот почему он велел тебе взять на себя вину за пожар, который Лео устроил в их сарае?
Лео отступил и нахмурился, а затем произнес:
– Мне пора возвращаться.
– Что ты сказал, папа? – Бобби приблизился к отцу.
– Я сказал, что пожар устроил Лео. И я почти уверен, что он утопил и этих щенков тоже. Но Ричард Хилтон, которого ты так полюбил, позаботился о том, чтобы его сыну сошло это с рук и полиция считала ответственным тебя. И ты все равно веришь, что он тебя уважает. Ему плевать на тебя, Бобби, он Хилтон, он бросит тебя на съедение волкам, если это поможет ему или его семье.
Бобби покачал головой:
– Ты неправильно его понял, папа. Он хочет помочь нам. Он предложил Нелл остаться в Тисовом поместье, когда она выпишется из больницы, пока мы устраиваемся в нашем новом доме.
– Только через мой труп. – Альфи внимательно посмотрел на сына. – Мы можем просто закончить дело?
– Зачем я тебе? Чтобы ты кричал на меня и критиковал? Ты никогда не благодаришь меня, не хвалишь, что я хорошо поработал. Обращаешься со мной как с рабом!
– Не смей говорить со мной таким тоном! Садись на трактор и помогай мне, неблагодарный мерзавец!
Бобби отвернулся и двинулся за Лео.
– Хилтоны тебе не друзья! – крикнул Альфи ему вслед.
– Ты ошибаешься, папа, – возразил сын.
– Если ты сейчас уйдешь, то можешь не возвращаться! – заявил Альфи, сразу пожалев о своих словах.
Он продолжил связывать ноги Лолы, слушая, как снег скрипит под ногами Бобби. Альфи прервал свое занятие и подождал, пока сын вернется. Но шли минуты, и тишина становилась оглушительной. Он посмотрел вдаль – Бобби почти пропал из виду.
Альфи опустил голову от стыда за слезы, которых не мог сдержать, и направился к трактору. Нелегко будет одному перетащить Лолу. Груда туш теперь была почти полностью покрыта снегом, а за короткое время, прошедшее с тех пор, как Бобби выключил двигатель, шины трактора успели обледенеть. Он ступил на металлическую подножку и снова взглянул вдаль. Бобби и Лео исчезли в белой мгле. Альфи включил зажигание, и двигатель, чихнув, вскоре ожил. Дрожь трактора словно встряхнула его самого, и он громко всхлипнул. Ричард Хилтон забрал его стадо, жизнь, дом, а теперь и сына. Альфи нажал на рычаг и включил передачу, а потом надавил на акселератор. Кабина сильно затряслась, когда он двинулся к застывшему телу Лолы. Добравшись до нее, Альфи опустил челюсти ковша и попытался просунуть их под нее. Он пробовал несколько раз, но каждый раз замерзшие копыта лишь стучали по стальной пасти, ковш соскальзывал и упирался в лед. Альфи сильнее надавил на акселератор, понимая, что должен оставить эту затею, но, если он не перетащит тушу в кучу к остальным до утра, она примерзнет, и им, вероятно, придется высверливать ее изо льда.
Он нажал на тормоз и спрыгнул вниз, оставив двигатель включенным, чтобы попытаться согреть землю под трактором. Слезы все еще стекали ему в рот, он вытер нос тыльной стороной руки в перчатке и постарался сосредоточиться на том, чтобы подвинуть Лолу поближе к ковшу. Он наклонился, представляя, что она по-прежнему жива и просто спит, и на мгновение прижался к ней, чувствуя, как тепло покидает ее.
Ему не следовало возвращаться сюда, он должен был найти работу в Портсмуте, нарушить обещание, данное матери, и продолжать жить своей жизнью. Ничего хорошего из этого не получилось. Все то, что Альфи пережил в работном доме, смерть матери, все было напрасно. Ричард никогда не отдал бы ему то, что принадлежало Альфи по праву, и у него не было сил бороться за это. Следовало оставить призраков прошлого в покое и попытаться найти счастье в другом месте. Все, чего Альфи добился, вернувшись сюда – болезнь дочери и потеря Бобби, который предпочел Хилтонов.
Досчитав до трех, он навалился на Лолу плечом, пытаясь сдвинуть и кряхтя от натуги, но она лежала неподъемным грузом, и Альфи никак не мог подтолкнуть ее поближе к трактору. Он направился в сарай за лопатой. Если удастся выкопать яму рядом с тушей, вероятно, он сумеет просунуть зубья ковша под нее.
Альфи попробовал копать мерзлую землю, но был измотан, а земля напоминала бетон.
Он трясся от холода и шока после массового расстрела скота. Руки болели, и всякий раз, когда Альфи втыкал лопату, стреляющая боль пронзала плечо.
Он снова забрался на трактор и так сильно нажал на акселератор, что колеса завращались на месте и запахло горелой резиной. Ковш медленно поднимал Лолу, пока она не оказалась на нем. Но тут ее голова и нога свесились, и она снова начала соскальзывать. В панике Альфи нажал на тормоз и спрыгнул вниз, чтобы подпереть ее голову и плечи.
Согнувшись под тяжестью мертвого тела, испуская сдавленный крик, он будто боролся за то, чтобы весь его мир не рухнул. Альфи представил Тисовое поместье и вечеринку в самом разгаре: музыка, выпивка, возгласы, смех. Ричард хлопает Бобби по спине, уговаривая впервые выпить пива и остаться на время. «С твоим отцом все будет в порядке. Он придет в себя. У вас обоих был трудный день».
Альфи навалился на тушу с такой силой, что кровь начала пульсировать в висках, и молча взмолился, чтобы кто-нибудь помог ему.
Он не знал, как долго простоял так, пытаясь сдержать тяжесть Лолы, прежде чем сообразил, что трактор катится на него. Сначала Альфи услышал странный звук, шуршащий, стремительный, который принял за шорох снега, падающего с ближайших кустов. Он тоже двигался, ковш толкал его медленно, а потом все быстрее. Альфи попытался убраться с дороги, но семь тонн трактора набирали обороты, давили на него, опрокидывая вбок в сторону канавы, опоясывающей поле. Он хотел отпрыгнуть в сторону, но оказался в ловушке между Лолой и зубьями ковша, а земля была слишком скользкой, чтобы опереться на что-либо по пути. Нога подкосилась и вывернулась так, что колено затрещало, и Альфи почувствовал, как хрустнула бедренная кость. Он закричал, умоляя кого-нибудь о помощи, мучительная боль пронзила его сломанную ногу и все тело, но шум нарастал, колеса визжали, набирая обороты.
Паника захлестнула Альфи, ковш давил на грудь все сильнее, и он чувствовал, как грудная клетка прогибается. Он был совершенно бессилен остановить это, когда ковш начал наваливаться на него сверху, вес Лолы мешал ему выбраться из-под него. Альфи осознал, что теперь полностью зажат между металлическими зубьями и землей и нет никакой возможности освободиться. Он повернул голову, отчаянно оглядываясь в поисках помощи, и увидел Лео Хилтона, идущего к Дому викария.