– Это тебе Каринкин жених передал, – улыбнулась Олеся. – Там форель, очень вкусная. – Да как же… Да зачем же… – бабушка явно смутилась, даже покраснела. – Чай-то будешь? Или тебя там всякими вкусностями так обкормили, что и некуда? – Буду, что за глупости. Конечно, буду. Оказавшись в своей комнате, она облегченно вздохнула. Справилась! Она справилась! Не уронила кусок рыбы на платье, ничего не разбила, не опозорилась. Даже если сейчас она, снимая, порвет это платье – да ну и пусть! Уже не страшно. Поднесла руку к горловине – отстегнуть брошку… и бессильно опустилась на пол, ощупывая платье сверху донизу, словно брошь была живая и могла куда-то переползти. Подтянула себя к зеркалу, глупо надеясь, что осязание врет. Но и в зеркале на месте броши зияла безнадежная темно-синяя пустота. – Ба… – только и сумела она выдавить, все-таки донеся себя до кухни. – Сейчас чайку… Что это ты даже не переоделась? – строго спросила Таисия Николаевна. – Ба… Я твою брошку… потеряла. Бабушкино лицо на миг закаменело, но, чуть мотнув головой, она тут же принялась усаживать Олесю на диванчик. – Я сейчас Каринке позвонила, Эдик обещал… – всхлипывала та. – Он всех в этом ресторане знает… Телефон она положила перед собой, словно гипнотизируя: ну пожалуйста, ну оживи, ну скажи, что все хорошо! Телефон послушно ожил, засветился, зазвенел: – Олесь, – печально начала Карина, – они не нашли пока, но ты не расстраивайся, они обещали все вокруг облазить, Эдик там не чужой, постараются. Даже если ты ее в машине обронила, найдут это такси, все уладится, ты, главное, не плачь. – Не расстраивайся, – вторила бабушка. – Уж лучше вещами отдавать, чем людьми или собственным здоровьем. Но Олеся видела, что потеря ее огорчила сильно. – Может, поеду сама у ресторана поищу? Вдруг она упала, когда меня в такси усаживали? – Не выдумывай! Поедет она! На ночь глядя! Что упало, то пропало. Жалко, конечно, да то не беда. Не страшно. Когда люди теряются, то страшнее. А бывает еще страшнее… – Что уж страшнее-то? – Потерять-то страшно, еще страшнее – вовсе не встретить. Как тетя Сима. – Разве она не… – нахмурилась Олеся. Тетя Сима была родственницей, что называется, седьмая вода на киселе, и Олеся всю жизнь считала ее вдовой. – И! Мало что старая дева, она ж вообще никогда ни с кем ничего. И ладно бы еще влюбилась в юности и после не оправилась. А она ж красотка была, все перебирала женихами. И доперебиралась. Так и состарилась бобылкой. И вспомнить-то нечего. Ну да, может, и не ее то вина. Знаешь, бывает, рядом люди ходят, по одним улицам, да все мимо. Песня такая была, сейчас-то кто помнит! «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, не той бы улицей прошел, тебя не встретил, не нашел». А если не «бы», если и впрямь прошел другой улицей, не повернул за угол – а счастье так и прошло мимо. Вот когда тот мужчина звонил, Колокольцева искал, я-то сразу про Борю вспомнила, конечно, время-то… Но ведь Боря-то у меня был! А если бы нет! А ты говоришь – брошь. Но Олеся все же вывесила у себя на страничке фотографию потерянного украшения. Надежды было немного, по чести сказать, ее вовсе не было, но вдруг? Соцсети – такая штука, что чего только не случается. Глава 13 Чего только не случается, думал Александр, проверяя перед сном почту, вроде и времени всего ничего прошло, но вдруг – и не прогадал. В электронном ящике обнаружился первый отчет Великого Сыщика Белова. Шустрый, однако, Андрон Рудольфович оказался. Согласно его изысканиям, девушек с фамилией Иванова в требуемый период (определенный приблизительно, с изрядным запасом) в педагогическом училось почти два десятка. Три Анны, четыре Марии, две Татьяны, Антонина, Анастасия, Тамара, Таисия, Капитолина, Ольга, Виктория и Ирина. Анны, Марии, Ольга и Ирина вряд ли могли зваться Тосями, а вот остальные – запросто. Даже Татьяны. Ладно, размышлял Александр, Татьян, пожалуй, можно исключить, дед упомянул бы наверняка в дневнике о таком совпадении, хотя бы намеком. Но даже из Виктории (сорок второго года рождения, кто-то, похоже, давая девочке имя, «молился» за будущую победу) можно сделать Тосю. Из Тамары или Капитолины – тем более. А поскольку девушки так и норовят выскочить замуж (и поменять фамилию), поиск по условно подходящим кандидаткам может затянуться на годы. Андрон Рудольфович рекомендовал оставить это направление на самый крайний случай (если все другие окажутся тупиковыми). Или до появления дополнительной информации. Сведения о Михаиле Колокольцеве тоже не радовали. Информации тут имелось немало, да что толку? Михаил Колокольцев выписался из квартиры в семьдесят четвертом году и завербовался в Норильск, откуда переехал во Владивосток, потом в Красноярск. Где и умер, как говорится, на руках безутешных родственников… полгода назад. Проклятье! И не то беда, что полгода назад, а то, что никаких родственников, ни безутешных, ни радостных, у него не осталось. В качестве утешения за оборвавшуюся ниточку канцелярский крыс Андрон Рудольфович приложил к письму полный список дедовых однокурсников с вопросом: провести ли поиск также и по ним? Выходило дороговато и, пожалуй, бессмысленно. В ответном письме Александр попросил навести справки лишь о Дмитрии Родионове (в списке его не было, учился-то на курс старше, но вряд ли отыскать бывшего комсорга факультета окажется сложно). Сам же, вздохнув, завел на имя деда страничку на «Одноклассниках», разместил несколько фотографий – от самых старых до последних. И продублировал все это постами на собственных страничках, на которые заходил дай бог раз в год (одним из последних постов было фото с Кирой на какой-то презентации). Но сейчас сотворил почти шедевр: историю жизни и любви дедушки. Не все ж бывшие однокашники одинокие, наверняка и дети, и внуки имеются. Вдруг кто да откликнется? С просьбой репоста, само собой. Уже через пару часов пост обзавелся длинной веткой комментариев. Большинство желали дедушке здоровья, таких он поначалу даже благодарил, но потом устал. С десяток хвалили: какая трогательная история! Другие просто желали найти девушку (ага, которая уже давно бабушка) и ругали Колокольцева, дескать, гад он и как такие по земле ходят. Александр был с этим, в общем, согласен, но, во-первых, упомянутый Колокольцев уже покинул этот мир, во-вторых, а что толку гневаться-то? Репостов, впрочем, было довольно много, и это обнадеживало. Теория семи рукопожатий, помоги! Ничего, успокаивал он сам себя, нужно просто подождать. Забросил удочку – и смотри на облака, делай вид, что поплавок тебя не интересует. Иначе уже минут через пять начинает казаться, что он пляшет, ты дергаешь – а там ничего! Кроме червяка. Ты сам себя обманул. Ложная поклевка. Дай бог, выздоровеет дед, непременно отвезу его на рыбалку. Столько лет без толку потеряли! И снилась ему, разумеется, рыбалка. Странная немного, но это же сон. Речка, почти невидимая под застилавшим ее туманом, уходящая в белесую пелену почти невидимая леска, и на самом кончике удочки – огонек. Александр даже название вспомнил, огни святого Эльма. Кажется, такие появлялись на мачтах судов. Предвещая то ли шторм, то ли, наоборот, штиль. Что-то опасное, в общем. Но во сне огонек не пугал, он просто помогал разглядеть плохо различимую в тумане леску. Она поблескивала, тянулась дальше, дальше – и превращалась в музыку. В тонкую скрипичную мелодию. Вела, тянула и указывала. Туда, где в туманном мареве виднелась хрупкая девичья фигурка. Неподвижная, только правая рука летала – и на кончике смычка сиял такой же огонек. Он вдруг забыл, что сидит на берегу, поднялся и шагнул за тонкой этой ниточкой. Туман мягко обволакивал ноги, и никакой воды под ними не оказалось. Иди. Иди. Смычок летал все стремительнее, и огонек сиял все призывнее сквозь сгущающийся туман. Нет, не туман – снег! И его очень много! А девушка в легоньком платьице, длинном, но все равно, ей же холодно! Надо дойти, дать ей куртку хотя бы, если осторожно набросить одежку на плечи, это ведь не помешает играть? И тогда все будет хорошо. Плечи под тонким белым платьем оказались совсем узкие, но куртка не падала. Только лица за крупным густым снегом было никак не различить. Никак. А девушка вдруг шевельнула худенькими плечиками, сбрасывая его подношение, всплеснула руками – никакой скрипки в них и не было! – и расхохоталась. Резким, таким знакомым смехом. И лицо ее было лицом Киры: – Дурачок! Это ж вечернее платье! К нему палантин нужен, а не твоя дурацкая вонючая куртка! Да откуда тебе палантин взять? Неудачник! Такой же, как твой ненормальный дед! Ничего у вас не выйдет, не выйдет, не выйдет! Ногам сразу стало мокро – река под туманом все-таки имелась, провалился он по колено – и холодно. Только упавший с исчезнувшего смычка огонек обжигал правую ступню… Что за… Должно быть, он сильно ворочался во сне: одеяло обмоталось вокруг тела, а ноги высунулись наружу, и правая прижалась к батарее. Батареи он тогда, после своего запоя, затеяв ремонт, не менял, денег не было, и чистоту-красоту он наводил собственными руками, это успокаивало даже. Потом в интернете прочитал чье-то смешное рассуждение про особый – русский – дзен: надо не на невидимую точку пялиться, а, к примеру, забор красить или дрова рубить, просветление наступает ничуть не хуже, чем при традиционной медитации, но в придачу получаешь покрашенный забор и ровненькую поленницу. Вот он и постигал тогда этот самый русский дзен. Но батареи остались старые, чугунные, он их только покрасил, решив, что пока поживут. Топили, как нередко в начале сезона, от души, толстые белые ребра почти обжигали. Терпимо, резюмировал Александр, осмотрев покрасневшую с одного бока ступню. Комментариев за ночь прибавилось изрядно, он старательно прочитал все: ничего полезного, одни умиления и пожелания добра и света. Репостов тоже прибавилось, ну хоть что-то. Может, теория семи рукопожатий все же сработает? А то даже расчистившееся поутру небо, уже не черное, а синеватое, скоро солнце появится, не вдохновляло. И в больнице все было без изменений. Этому стоило порадоваться: ведь хуже не стало! Но радоваться как-то не получалось. Хватит киснуть, рыкнул он сам на себя. Шевелись. Душ, кофе, и работать! Это ты можешь, а то, что контролировать не в состоянии, вполне обойдется без твоего присмотра. Кофе. Чай – это прекрасно, но чай, пожалуй, требует компании. Собеседника. Кофе же – для беседы с самим собой. Невозможно его пить, нервничая. То есть возможно, конечно, но невкусно совершенно. Ни о чем. Кофе – не просто напиток, он – возможность увидеть себя и мир по-новому. Пауза, дарующая время отстраниться, переоценить, настроиться, услышать. Жаль, что в походных условиях такое невозможно, приходится обходиться термосом, это совсем не то. Почему это невозможно? Александр словно услышал чей-то возмущенный голос. И вправду – почему? Турка легко упаковывается в рюкзак, молотому кофе в стеклянной банке за несколько дней ничего не сделается, а варить кофе на углях – вряд ли многим хуже, чем в раскаленном песке. Надо будет попробовать. Кажется, он уже решил: летом – за руль и на Север. Сколько можно мечтать, как о чем-то несбыточном? Сами убеждаем себя в том, что эта вот мечта – несбыточная, и сами же потом льем по этому поводу горькие слезы. Если и впрямь чего-то страстно желаешь – ну так напряги мозг, придумай, как этого достичь. И не слушай тех, кто твердит «невозможно». Дед вон, наслушавшись «лучшего друга», потерял, может, самое в своей жизни важное. Ничего, дед, найдем мы твою Тосю. Двигатель заурчал ровно, как сытый кот. Ни стуков, ни скрипов, все в порядке. – Ты ж моя умница, – Александр погладил теплую торпеду. И открыл ленту диспетчера – ну-ка, ну-ка, кто там у нас будет первым клиентом? Но телефон вдруг залился трелью – звонил Великий Сыщик Андрон Рудольфович: – Доброе утро, информация по Дмитрию Родионову вас ждет. Могу с курьером прислать, тут довольно много… – Я заеду, – перебил Александр. – Сейчас удобно? В детективном офисе опять никого, кроме владельца, не было. Но сейчас это не показалось ему ни странным, ни тем паче подозрительным. Кто сказал, что работники должны торчать в офисе? Это ж не контора «купи-продай». Один за неверным мужем следит, другой архивы изучает. Впрочем, Александр не слишком хорошо представлял себе возможности частных сыщиков, наверняка они отличаются от киношных. Или, может, беловские подчиненные сидят в закрытых комнатах и «работают с интернетом», где тоже много чего можно отыскать. Или Великий Сыщик Андрон Рудольфович и впрямь, как Фигаро, один на все руки мастер, а остальные комнаты в квартире жилые. Ну и что? Работает же! Папка с материалами по Родионову оказалась не то чтобы очень увесистой, но и не тощей. Пролистав ее мельком, Александр поблагодарил Белова, подписал акт приемки работ, выплатил остаток причитающейся агентству суммы и пообещал появиться, если какая-то из линий «расследования» потребует дополнительных изысканий. Купив в ближайшей кондитерской стакан двойного эспрессо, он устроился в машине с «делом» бывшего комсорга. Дмитрий Васильевич Родионов, в отличие от Колокольцева, к которому розыск «опоздал», был жив и, что еще важнее, более-менее доступен. В смысле, жил в самом центре столицы. Наверняка при доме охрана, жилье там непростое, решил Александр, но как с этим разобраться, он придумает. МИФИ товарищ комсорг закончил на год раньше деда, но по специальности ни дня не работал, двигаясь сперва по комсомольской линии, потом по партийной. Должно быть, упомянутый в дедовском дневнике родионовский дядя обладал и впрямь немалым влиянием. Как там в анекдоте? Хочу быть замминистра! Почему не министром? У зама плюшки примерно те же, а ответственности на два порядка меньше. Но и новые времена (дядя вовремя ушел на заслуженный отдых, но влияния, судя по всему, не утратил) не повредили карьере товарища, переквалифицировавшегося в господина. Почти двадцать лет бывший комсорг занимал кресло главы района и на пенсию ушел довольно поздно, даже можно сказать, недавно. И СМИ к нему благоволили, в папке имелись и вырезки, и распечатки, судя по которым господин Родионов всячески радел о народе: разрезал ленточки, открывая поликлиники и школы (Александр с усмешкой отметил, что подобные строительства финансируются из федерального или, в крайнем случае, городского бюджета, никак не из районного, но если ты разрезаешь ленточку, то ты благодетель и отец родной), «помогал» в резонансных делах «простым» людям и давал умные комментарии по событиям в стране и даже за рубежом. В том числе и на телевидении, в папке имелась флешка с несколькими его выступлениями. Можно и посмотреть, кивнул Александр, но потом. В отдельный «файл» Белов отложил три статьи. Две отличались от прочих славословий более скептическим тоном, намекая на местничество, некорректные тендеры и нецелевое расходование средств. Прямых обвинений в растратах и взятках не было, но святость бывшего комсорга начинала вызывать серьезные сомнения. Третья «избранная» статья рассказывала о внуке Родионова. Фамилия у мальчика (хотя какой он мальчик, Александру примерно ровесник) была другая, но карьера выглядела столь же успешной, что и у Родионова-старшего. Младший уже был депутатом (правда, пока лишь местного уровня) и даже возглавлял несколько комитетов и комиссий, не считая тех, в которые «просто» входил. Занимался «мальчик» культурой и на телевидении мелькал нередко. И не удивительно, отметил Александр, телевизионщики таких любят: подтянутый, лицо хорошее, даже красивое, интеллект в глазах вроде светится, и болтать небось выучен. Хорош, в общем. В старости на деда будет похож. Последняя добытая Беловым родионовская фотография была десятилетней давности, но смотрелся Дмитрий Васильевич неплохо. Орлиный нос, впалые щеки, густые, несмотря на возраст, волосы, правда, под глазами изрядные складки, отчего лицо кажется скорее неприятным, чем симпатичным. Или это взгляд у него такой? Из серии: что я с тебя могу иметь? В последние годы бывший дедовский комсорг, похоже, отстранился от общественной жизни: интервью не давал, в мероприятиях не участвовал. То ли просто доживал в свое удовольствие, то ли предпочитал быть серым кардиналом, то ли просто здоровье вынуждало поумерить активность. Вряд ли телефоны таких «пенсионеров» имелись в свободном доступе, но Александр предпочел не задумываться, как Великий Сыщик Андрон добывает сведения. Есть – и отлично. Стационарный, не мобильный, но и это – немало.