– Ах, милый юноша, я не всегда была безобидной старушкой. И сын у меня в бизнесе. А Дмитрий, чтоб его, Васильевич даже сегодня влияние не так чтоб совсем утратил, а уж раньше-то… И внучок у него такой же, одна радость, в культурку ударился, это нам не мешает. Значит, поговорить… Ах! – взглянув на экран так и лежавшего на столике смартфона, Анна Анатольевна всплеснула руками. – Опаздываю. Напоминают, что платье меня ожидает. Думают, старая перечница из ума выжила, не напомнишь, так и будет сидеть. Впрочем, в чем-то они правы. Вы меня обещали отвезти? А я пока над вашей историей подумаю. Безобидная старушка? Выруливая к расположенному не слишком далеко, но очень уж неудобно ателье, Александр тихонько посмеивался, косясь на свою пассажирку. Эта «старушка» еще и сейчас десятку молоденьких сто очков форы даст! Умная, хваткая, энергичная. И – что совершенно неожиданно – красивая. Вывески на ателье не было. Ясно, те, кому надо, знают, а кто не знает, нечего тут делать. Примерка же, хоть и преподносилась как последняя, заняла довольно много времени. Александр только удивлялся, ему казалось, что при такой фигуре (почти идеальной, невзирая на возраст) проблем возникать не должно. Но женщинам виднее. Может, темно-красное платье, отделанное белой мерцающей органзой, только казалось простым? Что он в фасонах понимает? – Ну как, годится на юбилей? – Глаза Анны Анатольевны светились явным кокетством. Хотя чувствовалось, что бесконечные «снять, надеть, пройтись, повернуться» ее изрядно утомили. – Вы очаровательны! – совершенно искренне восхитился Александр, подумав, что лет сорок (тем более пятьдесят-шестьдесят) назад она была ослепительна. И не в фигуре или там форме носа и глаз дело. Уверенность. Не та, что дается толстым кошельком, а та, источник которой – спокойное самоуважение. И, кстати, следующее из этого уважение к окружающим, в том числе и к тем, кого Кира почти брезгливо именовала «обслугой». Анна Анатольевна была предельно корректна с порхавшей вокруг нее девушкой, даже когда та ненароком цепляла ее булавкой. – По-моему, все, – нахмуренные брови девушки наконец разгладились, сосредоточенное лицо почти просияло. – Спасибо, милая! – улыбнулась ей Анна Анатольевна и повернулась к Александру: – Ну что, домой? – Вот что, – в машине она с видимым наслаждением откинулась на спинку пассажирского кресла. – Спасибо за помощь, в долгу не останусь, – она вдруг хитро подмигнула. – Приходите на мой юбилей, там я вас с Родионовым и познакомлю. – Но… – Александр замялся. – Не будет ли это… неуместным? – Я вас умоляю! – Она всплеснула руками. – Еще как будет! Наши курицы все головы посворачивают, решат, что я себе молодого любовника завела. Вас не пугает такое пятно на вашей репутации? – Что вы! Почту за честь! А… ваш сын что подумает? – Что мамуля развлекается. Не волнуйтесь, сын у меня вполне вменяемый. А вот куриц наших подразнить – это святое. Поехали домой! Подождете у подъезда, Мими вам приглашение вынесет. – Мими? – А, не вникайте. Я надеюсь, у вас найдется приличный костюм? Глава 14 – Надеюсь, у вас найдется приличный костюм? Эльвира Валерьевна смотрела почему-то не в лицо, а ниже, на грудь или даже на живот. Олеся скосила глаза: может, затяжка на водолазке или, упаси боже, пятно? Или пуговица на пиджаке оторвалась? Но в обозримом пространстве все было в порядке. В отличие от кабинета заведующей. Старые, подготовленные к списанию или уже списанные книги возвышались вдоль стен неровными колоннами, на полках, из-за которых маленькая комнатка казалась еще меньше, громоздились папки (пластиковые и картонные) и лохматые стопки разрозненных непонятных документов. От запаха бумаги першило в горле. Олеся негромко прокашлялась. – Вы здоровы? – недовольно спросила заведующая. – Вполне. И костюм у меня найдется. – Ну… я надеюсь. Это очень ответственное мероприятие, библиотека должна показать себя наилучшим образом, от этого многое зависит. – Я понимаю, – Олеся кивнула. Присутствовать на «мероприятии» она не собиралась, но сообщать об этом матери-командирше было вряд ли разумно. Если прогулять как бы случайно, с Германом Сокольским ее отсутствие никто не свяжет. – У вас ведь музыкальное образование? – Да, – коротко подтвердила Олеся. Увы, сведения об образовании заносились в личное дело в момент приема на работу, избежать этого не удалось. – На чем вы играете? На пианино? – На скрипке. И я не играю. Давно. Травма. – Жаль, – вздохнула заведующая вполне искренне. – После выступления планируется небольшой концерт, вы могли бы поучаствовать. – Увы, нет. – Как вы вообще себя чувствуете? Говорили… – Эльвира Валерьевна замялась, вновь уставившись на пуговицы Олесиного пиджака. – Надеюсь, ничего серьезного? Да ведь она решила, что Олеся беременна! А в детском отделении всего двое, если одна уйдет в декрет, кем заменять? Очереди из желающих за дверью что-то не наблюдается. Олесе даже захотелось, томно вздохнув, пожаловаться на головокружения и утреннюю тошноту, но еще больше хотелось из пропахшего бумажной пылью кабинета сбежать. – Ничего особенного, Эльвира Валерьевна, это сезонное, – в носу очень кстати засвербело, и она оглушительно, от души чихнула. – Будьте здоровы, – заведующая недовольно покачала головой. – Смотрите, не заболейте! И вот что. Раз сами вы участвовать отказываетесь, займитесь организацией концерта. Свяжитесь с районной музыкальной школой, я их предупрежу. Трех-четырех номеров будет вполне достаточно, выступления должны уложиться в пятнадцать-двадцать минут. Я понятно объясняю? – Более чем. Я могу идти? – Можете. И можете прямо сейчас отправиться в музыкальную школу. Скажете Рите, чтоб она вас подменила и… – Простите, не получится. – В чем дело? – Заведующая глядела так, словно ее собственные туфли вдруг заявили, что не желают надеваться, у них другие планы. – У вас рабочий день, а вы… – Да нет, Эльвира Валерьевна, я-то схожу, но смысл? – улыбнулась Олеся почти снисходительно. – Если вы возлагаете на меня честь отобрать подходящих детей, мне ведь надо их послушать. – И в чем проблема? До конца дня времени еще довольно. – Это ведь не общеобразовательная школа, где детишки присутствуют каждый день от и до. Там у каждого свое расписание. Есть, конечно, и общие уроки, но тоже… совсем маленькими группами. По классам, по специальностям. Чтобы ребят послушать, надо, чтоб они пришли. – Понятно, – заведующая поджала губы, всем видом демонстрируя, что Олеся наверняка сама изобрела все перечисленные сложности. Вот прямо сию секунду. Но высказывать своих сомнений вслух все же не стала. – Хорошо. Сейчас я им позвоню, договорюсь на завтра, скажете Рите, чтоб она завтра вас подменила. Телефон звякнул, докладывая о принятом сообщении. «Привет! – писал Артур. – С удовольствием поболтал бы с тобой, если вдруг найдешь для меня время)))». – Я могу идти? – улыбнулась она. – Идите. В рабочем чате напишу, когда вас в музыкальной школе смогут принять. А телефон во время работы следует отключать. Ясно? – Да, Эльвира Валерьевна, – кивнула Олеся, подумав, что если отключать телефон во время работы, то где, простите, читать реплики в этом самом рабочем чате? Персоналка на ее рабочем месте дохленькая, то виснет, то перезагружается сама собой, то интернет отваливается. Да и не сидит Олеся возле нее как приклеенная: то в хранилище нужно, то расстановку книг обновить, то… да хоть цветы полить! Да и чтоб бабушке лишний раз позвонить, тоже старается с абонемента выйти. Бабушке позвонить… Пять лет назад – С Новым годом! С новым счастьем! Олеся тут же нырнула под одеяло – спряталась. Едва проснувшись, она хотела тихонько одеться и сбежать. Даже не потому, что бабушка осталась дома одна, а – от смущения. Сбежать тихонечко, пока Герман спит, обдумать все, а уж после… Но Германа в постели (роскошной, надо сказать) не оказалось. И в комнате его не было. На мгновение Олеся растерялась, вот тут он и появился в дверях спальни. Улыбается. В руках – поднос, с которого пахнет кофе и еще чем-то вкусным. А поднос странный, деревянный, с ножками, Олеся такие только в кино видела. – Не прячься, я тебя видел. Пришлось высунуть голову. И даже усесться – чего прятаться, если уже выглянула. Странный поднос удобно установился на одеяле. Тоненькие, идеально ровные тосты, сыр, радостно-оранжевый апельсиновый сок, чайничек – Олесе в жизни никто не подавал завтрак в постель! Чай, правда, оказался зеленым, но откуда ж Герману знать, что с утра она предпочитает кофе? Поднос выглядел настолько идеально, что прикоснуться страшно было. За распахнутой дверью спальни виднелась комната, где возле эркера стояла елка, совсем не похожая на те, что наряжали они с бабушкой. Те, признаться, выглядели чахленько, выбирали подешевле, а то и вовсе обходились еловыми «букетами». Эту же красавицу словно в специальном питомнике выращивали. Даже выглядела она как-то непривычно: иголки короче сосновых, но подлиннее, чем у привычных елок, очень густые – как на картинке. Олеся даже принюхалась – не искусственная ли? Настоящие не бывают настолько идеальными. Или… бывают? Если постараться? Шары – серебристые, белые и глубокого винного цвета (вся квартира была отделана в белом и бордовом) развешаны словно по лекалам. Как войско на параде. На их с бабушкой елках разномастные игрушки размещались пестро и беспорядочно: толстенький космонавт, «серебряная» ракета с красными буквами «СССР», потертый Дед Мороз, снеговик непонятно из чего, заяц и клоун на прищепках, несколько шаров и «сосулек». Одну, серебристо-лиловую, Олеся очень любила в детстве, думая, что это волшебная палочка. Сидела, подстерегала: раз есть палочка, должна и фея появиться? Не дождалась. Может, потому, что «горлышко», из которого торчала проволочная петелька, было с одного бока надколото? Почему-то у стеклянных игрушек – и у шариков, и у тех, что на прищепках – в первую очередь надламываются именно «горлышки». Но на елке же незаметно! Эркерные окна занавешивала удивительная гирлянда: много-много прозрачных «нитей», усеянных голубоватыми огоньками. Словно светящийся снег. И двор за этим снегом (дом стоял почти на Тверской) казался по-настоящему волшебным. – С ума сойти, как красиво, – оценила Олеся. Ей страшно хотелось встать в этом эркере, поднять к плечу скрипку – и заиграть того самого Вивальди, с которого началось их чудесное знакомство. Но кто ж берет скрипку в гости? Тем более – впервые. Так, наверное, даже лучше? Ведь новогодний ужин надо же приготовить? Возиться вдвоем на кухне, сталкиваясь то руками, а то и губами – дух захватывало от жутковатого и оттого еще более сладкого предвкушения. Но возиться на кухне не пришлось. Все доставили из ресторана, оставалось лишь сервировать стол. Герман явно старался, чтобы все вышло безукоризненно. Олеся же от растерянности то и дело ошибалась: то тарелку не ту возьмет, то приборы перепутает, а то и вовсе упустит прозрачно тонкий ломтик копченой рыбы прямо на чистейший пол. В какой-то момент ей даже подумалось, что она тут не на месте, тут должна царить какая-то другая девушка, мисс Совершенство. Но Герман только обнял ее: – Привыкнешь, ничего сложного тут нет. Отдыхай пока. И сразу стало легко и спокойно. А ночью… Под бой курантов он поцеловал ее по-настоящему. И началось волшебство. Страсть и нежность, тяга и томление, шампанское и пламя свечей… И она думала, что у нее есть опыт?! Глупенькая! Нет, ее первый мужчина (как давно это было! полтора, если не все два года назад!) не елозил суетливо потными руками (вовсе не были его руки потными), не пыхтел, не… Нормально все было. И приятно. Но – никакого же сравнения! Нормально и – волшебно! Сказочно! Удивительно! Но помни, Золушка, в полночь карета превратится в тыкву! Конечно, с утра ей хотелось сбежать! Потому что утром любое волшебство заканчивается. Или… нет? – Мне бы к бабушке… – робко прошептала Олеся, когда диковинный поднос вернулся на кухню. – Может быть, ты ей просто позвонишь? Позвонить, конечно, нужно – поздравить и так далее. Но сбегать – не надо. Пожалуйста. Ты такая красивая… Мне так хорошо с тобой… – Конечно, отдыхай, – ответила бабушка, когда смущенная Олеся пробормотала в трубку, что, наверное, задержится. – У меня все в порядке, спасибо, что позвонила.