Кирилл тут же замотал головой, едва не подавившись газировкой. – Не захочет! – заверил он. – Не станет! Я за ним прослежу! Наверное, на этом месте логичным было бы рассмеяться, представив, как Кирилл Корнилов собирается контролироваться своего не поддающегося воспитанию папашу, но Лена не рассмеялась. Этому мальчишке невозможно было не верить. И Лена совершенно не представляла, как можно было от него отказаться. Глава 7 К начальству надо было идти, и Дима напрасно оттягивал этот момент, так и не придумав за очередную бессонную ночь, что ему сказать Лене и как убедить ее не увольнять его. Доводов не было от слова совсем. Да и какие доводы, если позавчера при нечаянной встрече он все прочитал в ее глазах? От ее неостывшей ненависти его прожгло до самого нутра, и надежды на положительный исход сегодняшнего разговора просто не было. Стоило бы даже потихоньку собрать вещички, чтобы не делать этого после скандала и не позориться еще больше. Впрочем, позор после увольнения будет меньшим из наказаний. О большем ему вчера весьма доступно объяснила Жанна Федоровна. И только этот довод погнал вперед – и вверх, в Ленин кабинет, где предстояло снова столкнуться лицом к лицу с девчонкой, считавшей его предателем. И никакие советы и ободрения Кира тут не имели значения. Наверное, Дима заинтересовался бы неожиданным оптимизмом, так и бившим сегодня фонтаном в сыне, но он думал только о Ленке и о неотвратимости расплаты за ее обиды. Объяснять, что он не хотел ее обижать, было слишком поздно. Да Черемуха и не поверит. – Ой, папка, ну сделай уже физиономию попроще, – командовал Кир, а Дима то злился, что он отрывает его от разбредающихся мыслей, то радовался, что выдергивал из охватывающего страха. Слишком много на них с сыном свалилось за последний год, чтобы встречать новые сюрпризы с улыбкой на лице. Тем более когда от Диминых действий зависела судьба Кирюхи. А проклятая гордость так и норовила выбраться наружу и в очередной раз все испортить. Хватит ли ему столь чуждого смирения, чтобы уговорить Лену оставить его в сервисе хотя бы до того момента, пока он не найдет новую работу? О том, что никакие уговоры, скорее всего, не подействуют, думать было нельзя, иначе не стоило и пытаться. А Дима должен был использовать все свои способности, чтобы еще хоть ненадолго отодвинуть беду. И когда его жизнь превратилась в эти самые отодвигания? И есть ли шанс когда-нибудь вернуться к нормальному существованию? – Чего ты, на самом деле, какое-то чудовище из Елены Владимировны делаешь? – продолжал между тем свою проповедническую деятельность Кир, а Дима лениво отметил, что сам, в отличие от сына, знать не знал, какое у Ленки отчество. То есть стоило, конечно, догадаться, раз ее отца звали Владимиром, но для него она всегда была Черемухой – с той самой случайной оговорки в одиннадцатом классе, когда называть ее Черёмой неожиданно стало чересчур паршиво, а привычная кличка против воли сорвалась с губ. Дима и сейчас помнил то изумление в ее зеленоватых глазах – и после искреннюю радость и совершенно глупую благодарность. И порозовевшие щеки помнил, и опущенные ресницы, и быстро, высоко задвигавшуюся грудь – как будто он комплимент какой-то ей сделал или, пуще того, в любви признался. Она пробормотала что-то в ответ, а он улыбался, как кретин, и думал, какого черта он столько лет обзывал отличную девчонку, когда от ее смущения, в отличие от злости, становилось так светло на душе, и хотелось только потрогать эту горящую щеку, а потом скользнуть пальцем по ее губам, чтобы убедиться в их мягкости, и, быть может, даже... – Милосердов понял, что тебя подставили, и она поймет, – не оставлял попыток переманить удачу на свою сторону Кир, а Дима послушно кивал и незаметно с горечью усмехался, мысленно объясняя сентиментальному сыну, в чем он не прав. Вслух он ему этого никогда не расскажет: мать воспитала из Кирюхи идеалиста под стать себе, и не Диме рушить его мир. Без него найдутся доброжелатели. – Хочешь, я с тобой пойду? – добил последним предложением Кир, и Дима почти силой затолкал его в школу, заявив, что как-нибудь справится без шкетов вроде него. Выслушал все, что сын думает про подобное его пренебрежительное отношение, и поплелся на свое рабочее место, где его уже с недовольством ждал сменщик. – Если думаешь, что у тебя одного дела, то глубоко заблуждаешься, – пробурчал тот, когда Дима появился возле их стойки с двухминутным опозданием. – У меня талон в поликлинику, а Борисыч не отпустил пораньше, велел тебя дожидаться, чтобы Елена эта-черт-бы-ее-побрал Владимировна не нашла повода скандал учинить. Судя по тому, что сменщик не сильно торопился покинуть автосервис, Дима сделал вывод, что очередь к врачу его пока не поджимала. – А у нее в планах скандал? – поинтересовался он, натягивая форменную куртку и расписываясь в журнале о том, что принял пост. Сменщик передернул плечами и принялся свою куртку стягивать. – Кто ее знает, что у нее в планах! – буркнул он и с силой бросил куртку на кресло. – Борисыч сказал, что два дня наши дела перебирает и тобой крепко интересовалась. Так что ты сильно-то не принаряжайся здесь, может, и не надо уже. А я все же сваливаю, пока вместо тебя не припахали на вторую смену подряд: доктор ждать не будет. Бывай! С этими словами он подхватил куртку уличную и какой-то пакет и бодро зашагал к выходу. А Дима глубоко вздохнул и принялся застегивать все еще тугие пуговицы на форме. Интересовалась, значит, а он все нюни распускал, вспоминая Черемуху, а не Елену Владимировну Черемных. Вот сейчас она за все воспоминания с ним рассчитается, ни одно вниманием не обойдет. Внимания к деталям у Ленки не отнять. И изобретательности, помнится, тоже. – Дмитрий? Хорошо, что ты уже здесь, – не дал и минуты на подготовку Николай Борисович. – Поднимись, пожалуйста, к Елене Владимировне, у нее к тебе несколько вопросов. Включать дурачка, чтобы как-то отсрочить неизбежное, не имело смысла: они с Милосердовым оба знали, какие такие вопросы могли возникнуть у Елены Владимировны, и оба же понимали, чем закончится этот вызов на ковер к начальству. Хорошо еще, если рассчитают за весь месяц, а не за две прошедшие недели, иначе еще и зубы придется положить на полку: подработкой сыт не будешь. – Хорошо, – старательно бодро отозвался он, однако тело отнюдь не поддержало этот пыл. Ноги как будто примагничивались к металлической лестнице, вынуждая прилагать усилия для каждого нового шага, а голова стала тяжелой, чугунной, и мысли в ней окончательно скукожились, оставив лишь предчувствие неминуемости расплаты. Беда никогда не приходит одна. Уж слишком той пришелся по вкусу Дмитрий Корнилов. Наверху, перед закрытой дверью он остановился: надо было хоть немного утихомирить расстучавшееся сердце. И ведь не в страхе, пропасть такая, завелось, а в предчувствии новой встречи с Черемухой. Чем бы та ни закончилась, а недолгий месяц их отношений оказался слишком важен, чтобы даже сейчас выставить их за систему уравнений его и Ленкиной жизней. Девчонка, растоптавшая собственную репутацию, чтобы спасти его, Диму, – от этого ее самопожертвования и ее настоящих чувств никуда было не деться, но именно они и вытаскивали обычно из самых сложных ситуаций. И, кажется, именно их Дима и боялся больше всего лишиться, открыв эту дверь. Тогда рассчитывать уже точно будет не на что. Разозлившись на себя за это слюнтяйство, он тряхнул головой и взялся за ручку. По прежней вахтовой привычке, где стучаться в кабинеты было не принято, Дима просто открыл дверь и шагнул внутрь. В груди клокотала уже вообще черт знает какая смесь чувств, но она в секунду улеглась, словно девятый вал перед проглянувшей на небе радугой, и только в ушах стучало как-то гулко и больно, окончательно отрезая Диму от всего остального мира и оставляя только сидевшую напротив него за столом Черемуху. Она изменилась, сильно – но словно бы превратилась из гадкого утенка в знающего себе цену лебедя. Незатейливый узел темных волос. Почти невесомые стильные очки. Строгий, но очень элегантный темно-красный пиджак поверх белоснежной блузки – Ленка всегда умела одеваться абсолютно безупречно. Она не поднимала головы, уткнувшись в экран темно-синего ноутбука, а Дима почувствовал себя последним придурком в этой форменной куртке и выцветших джинсах, потертость которых была вовсе не данью моде. И никакие мысленные увещевания о том, что Ленке глубоко плевать на него и на то, как он выглядит, не помогали. Ему было не все равно. И это, наверное, всегда оставалось самой большой его проблемой. – Лен, здравствуй, – первым проговорил Дима, не зная, от чего устал больше: от одолевших самоистязаний или ее откровенного игнорежа. В конце концов, если она собиралась его уволить, то радости поиздеваться над собой Дима ей не даст. Он за все свои грехи перед ней расплатился. И имел право хоть на пару вздохов. Лена наконец подняла голову и посмотрела на него странным взглядом, который Дима не мог понять. Она не изучала, нет, как он ее изучал, и не пыталась уничтожить его на месте, как третьего дня. Смотрела, словно на пустое место, и молчала, и от этого становилось совсем уже невыносимо тошно. На кой черт она вообще тогда позвала его? Передала бы через Милосердова новости, да и жила бы себе дальше спокойно! Начальница! – Ты просила зайти, – снова первым не вынес этой тишины Дима и тут же послал в свой адрес пару непечатных выражений. Ага, просила, как же! Велела – и имела право. И неизвестно еще, на самом деле, что хуже: увольнение или работа под ее началом. Судя по тому, что Дима знал о Ленке Черемных, она спуску никому не даст. Научит даже самых замшелых вольнодумов ходить по струночке и выполнять любой ее приказ с полуслова. Эх, если бы только от нее не зависело Кирюхино будущее, Дима устроил бы ей экскурс в прошлое. Подошел бы, наплевав на этот показательно высокомерный взгляд, прижал Ленку к себе и впился ей в губы. И узнал бы настоящее ее к себе отношение, а не эту навешанную мишуру. Он елкой тут подрабатывать не нанимался, не фиг так на него пялиться! – Да, Дмитрий, спасибо, что почти пунктуальны, – наконец подала голос и Ленка, окатив таким холодом, словно елка Дмитрий на самом деле оказался в зимнем лесу, а метель Черемуха пела ему вовсе не колыбельную. – У меня к вам несколько вопросов, и я рассчитываю получить на них честные ответы. «Если не хочешь вылететь отсюда фанеркой», – мысленно закончил Дима оборванную Ленкой мысль и внутренне усмехнулся. Он отлично представлял, что это будут за вопросы, а переход Черемухи на «вы» подтверждал его уверенность в том, что она все с ним решила. Ну а раз так, то не стоило и пресмыкаться. Он отодвинул в сторону одну из стопок бумаг, заваливших диван, и сел на освободившееся место. Сложил руки в замок на коленях и наклонился к Лене. – Слушаю вас, Елена Владимировна, – старательно давя саркастический тон, отозвался он. Она подняла брови, очевидно весьма недовольная его своевольством, но Диме к этому моменту стало решительно все равно. Он выжал весь имеющийся у него в жилах страх в последние два дня, и Ленка при всем желании не сумеет найти еще хоть каплю. А так оно и веселее. – Мне необходимо знать причину, по которой вы пребывали в СИЗО, – весьма бесстрастно проговорила Лена, и он хмыкнул уже в голос. Только это тебя, значит, интересует, Черемуха? Где ж ты двенадцать лет назад была? Не сбежала бы, поверив Жнецу на слово, не пришлось бы сейчас бессмысленные вопросы задавать. И ждать на них не менее бессмысленные ответы. – Вы работаете у нас охранником, а эта должность предполагает определенные условия… – зачем-то принялась объяснять Ленка: впрочем, в ее голосе не было и капли смущения или раскаяния. И Дима не стал смягчать. – Драка! – отрезал он и против воли потер руку, которой когда-то досталось больше всех. – Уложил противника в больницу, а его папаша тут же заявление на меня накатал, вот и пришлось куковать на нарах, пока заявление не отозвали. Полагаю, это не является поводом для отказа мне в должности охранника. Напротив, вы можете быть уверены, что ни один негодяй не уйдет от моего справедливого возмездия, если тому представится случай. Ленка снова вскинула брови, явно не ожидая от него подобной наглости. А что ожидала, Черемуха? Что я в ногах у тебя буду валяться и умолять простить меня за то происшествие на школьном дворе двенадцатилетней давности? Тогда ты плохо знаешь Дмитрия Корнилова. Унижение противно моей натуре. За то и огребаю. – И больше никаких случаев нарушения законодательства с вашей стороны не было? – уточнила, не отвечая на его подачу, Ленка. – Как работодатель я имею право знать определенные подробности, чтобы не получилось, как на вашем предыдущем месте работы, когда невинный, казалось бы, проступок повлек за собой немалые неприятности. Теперь уже Дима не сумел скрыть удивление. Она что, заботилась о нем? Или, напротив, искала повод, чтобы уволить не по собственному желанию? Потому что в Диминой жизни было чего стыдиться. После Ленкиного побега он покатился по наклонной. Воровал, едва снова не попался – это Черемных хотела услышать? Так пусть не рассчитывает, он больше не подставится. Армия вовремя спасла, выбила дурь из головы. А дыру в душе уже Кирюха заштопал, и ради него Дима в любую петлю голову сунет и через кого угодно перешагнет. Раз уж Елена Владимировна верила в то же, во что когда-то поверила Димкина Черемуха. И в чем он не успел ее разубедить. – Все неприятности, какие только могли повлечь мои невинные проступки, я уже собрал, – с усмешкой заверил он ее. Вряд ли она представляла себе, сколько в той усмешке было горечи. Но Ленке это и не было надо. – Но если вам хочется что-нибудь раскопать, копайте, Елена Владимировна, кто вам запретит? Может, и для себя что полезное узнаете. Его определенно начало заносить, но остановиться Дима, как всегда, не мог. Где там Кирюха, когда он так нужен? Дал бы отцу по лбу, пока он окончательно все не испортил и не оставил его сиротой. Впрочем, кажется, уже поздно, потому что Ленка скривилась, наморщила носик и поднялась из-за стола – такая же худенькая и такая же правильная, как и двенадцать лет назад. Только глаза холодные и злые. Таких Дима никогда еще у нее не видел. – Николай Борисович поручился за вас, – с надменным упреком сообщила она. – Если вы не желаете его подставить, не советую упражняться в остроумии: мое чувство юмора умерло двенадцать лет назад. Это был удар под дых, и Дима почувствовал, как физиономия запылала неотработанным стыдом. Что бы он ни пережил, на самом деле, за последний год, это никак не снимало с него вины за Ленкины беды. И он понятия не имел, как она жила все это время, и что было у нее на душе. Увидел успешную, отлично выглядящую бывшую подругу и решил, что у нее все давно устаканилось. И что можно браться за старое. Сукин сын! – Лен… извини, – покаянно выдохнул он, но так и не заставил себя поднять на нее глаза. Показалось или действительно в ее в ее голосе проскользнула незалеченная боль, не играло роли: Дима не имел права на нее нападать. Они никаких гадостей ему не делала. Во всяком случае, пока. – Я не хотел тебя… – он поискал подходящее слово, но так и не нашел, – бесить. Но если ты собираешься меня уволить, не ищи повод. Просто скажи прямо: я пойму. По какому-то почти неосязаемому движению воздуха он приготовился услышать подтверждение своим словам. Но в противоположность этому в кабинете установилась глухая, почти непробиваемая тишина, когда не слышно было ни скрежета металла в мастерской, ни музыки из клиентской зоны, ни воробьиного чириканья за открытым окном. И только медленное, глубокое дыхание – словно решалась судьба. А Дима сам напросился на увольнение. – Учитывая все обстоятельства, я не окажу вам столь дурной услуги и не выставлю вместе с ребенком на улицу, – наконец заговорила Лена откуда-то издалека, и только изумление ее ответом заставило его поднять голову и увидеть, что она уже снова сидела за своим ноутбуком и вглядывалась в экран, а не в собственного подчиненного. – Но я не хочу, чтобы кто-то знал о нашем с вами былом знакомстве и, тем более, о каких бы то ни было подробностях. Пока вам хватит здравомыслия молчать об этом, у меня не будет повода вас увольнять. Дима поднялся ­– кажется, чересчур тяжело, чтобы она продолжала не обращать на него внимание. Внутри все заклокотало, и кулаки сжались сами собой, и воздух из ноздрей вырвался почти со свистом. Никто не мог бы оскорбить его так, как это сделала Черемуха! – Не надо считать меня подонком, Елена Владимировна, – сквозь зубы выговорил он и сунул руки в карманы, чтобы не выдавали его уязвления. – Вашими стараниями я вполне успешно избавился от желания им казаться. В глазах у нее мелькнуло непонимание, но объяснять Дима не собирался. Он опоздал с объяснениями на двенадцать лет, и теперь ничего уже нельзя было изменить. – Рада это слышать, – отвратительно спокойно сказала Лена и снова уткнулась в свой компьютер. Очевидно, аудиенция была закончена. И совершенно очевидно, что Диму не уволили. Он немного по-клоунски поклонился и спиной вывалился из начальничьего кабинета. Глава 8 От обилия информации у Лены уже лопалась голова. Она даже не представляла, что за несколько дней на новой работе можно так устать. Но если в бухгалтерии она хоть что-то соображала, то во всех тех бумагах, что вытребовала у Николая Борисовича для изучения, ни черта! В том, что касалось управления автосервисом, Лена была полным профаном. Она пыталась обратиться за помощью к интернету и задействовала все свои умственные ресурсы, чтобы сложить из получаемых знаний хоть сколько-нибудь стройную картину, - напрасно! Даже секретный корниловский способ, к которому двенадцать лет назад Лена все же получила доступ, не помогал. Она умела с ходу запомнить любой абзац текста и даже мысленно повторить его содержание с закрытыми глазами, но не могла применить его к делу. Вот пропасть: она знала названия тысяч бактерий и без подсказки отличала одну от другой, а также на память рассказывала об их особенностях и способах использования на благо человечества, но машины оказались куда более коварны и отказывались подчиняться ее напору. Очевидно, она переоценила собственную сообразительность, и столь же очевидно, что в одиночку, согласно первоначальному плану, ей с этой проблемой не справиться. Надо было искать помощника, да такого, которому можно было бы доверять. Это, конечно, тормозило ее расследование, но, во-первых, делало его хоть сколько-нибудь реальным, а во-вторых, давало Лене возможность изучить сотрудников автосервиса и решить, кто из них наиболее подходит на роль мошенника. Потому что подозревать Корнилова при всех его недостатках и проблемах с законом она просто не могла. И нет, не прошлая влюбленность в него была тому причиной, а Корнилов-младший. Совершенно уникальный ребенок, встречи с которым Лена теперь ждала каждый день. И со стыдом вспоминала свой первый разговор с Николаем Борисовичем, вынудившим его после задать Лене вопрос: – Вы сами сообщите Дмитрию, что ему запрещено отныне приводить сына на работу, или поручите эту неприятную обязанность мне? Пришлось отыгрывать назад, и благо, что уже привычная Николаю Борисовичу дотошность сыграла в том положительную роль. – Имелись ли какие-то прецеденты с участием Кирилла, угрожающие его безопасности? – решила показательно разобраться в проблеме Лена. Николай Борисович пожал плечами. – Да какие прецеденты, Елена Владимировна: он от отца и не отходит, а тот либо на посту, либо в подсобке, – ответил он. – На удивление беспроблемный мальчишка. Я бы посоветовал вам самой присмотреться к нему, прежде чем рубить с плеча, но помню, что вы не приемлете советы…