Мейси кивнула, решив со следующим вопросом пойти с туза. — Мистер Брейли, а Рейф встречался с девушками? Были ли у него подруги, которые ему нравились? Может, он привозил кого-нибудь, чтобы познакомить с родителями? Брейли снова вспыхнул. — Насколько я знаю, нет, мэм. Но молодой человек не стал бы откровенничать со слугами, так ведь? Мейси кивнула. — Конечно-конечно. Спасибо, мистер Брейли, вы мне очень помогли. Камердинер коротко поклонился и вышел. Мейси достала из портфеля карточку и сделала несколько пометок, она не только привела подробности разговора, но и дала описание внешности Брейли, освещения и убранства комнаты, а также всех надписей на трех больших коробках. Закончив, она положила карточку и карандаш на стол, достала складной нож и сорвала упаковочную ленту с первой коробки. Закрыв нож, откинула клапаны плотно набитой коробки и обнаружила сверху альбом с фотографиями. На первой странице красовалась свадебная фотография Лоутонов, наклеенная довольно криво, словно Рейф начал заполнять альбом еще в детстве. Большинство снимков сделали в студии, лишь несколько фотографий сняли в саду или в доме. Более того, почти везде Рейфа Лоутона словно накрахмалили вместе с рубашкой — он держался неестественно прямо. Мейси долго листала альбом, пока не нашла первую любительскую фотографию, которую, похоже, сделали, когда изображенные на ней люди не знали, что их снимают. Два подростка лет шестнадцати, одетые в белые теннисные костюмы, стоят в обнимку и весело смеются. Юноша слева — не Рейф! — с улыбкой смотрит прямо в камеру. Рейф стоит справа и не сводит глаз с друга. Мейси пододвинула альбом ближе. Ее внимание привлек взгляд Рейфа: однажды она видела, что так на нее смотрит Дин. Она надевала шляпку и вдруг поймала в зеркале его взгляд, хотя сам Эндрю и не подозревал, что выдал свои чувства. Глава 10 Вернувшись в гостиницу, Мейси разложила на кровати стопки документов и фотографий и начала сортировать их в хронологическом порядке. Позже она создаст другую схему, отражающую ее наблюдения и внутреннюю жизнь Рейфа: письма от друга, место, упоминаемое в разных документах, образ мыслей, запечатленный в дневнике, или новый маневр, отмеченный в полетных журналах, которые неожиданно обнаружились среди вещей юноши. Хмурым ранним утром Рейфа Лоутона сбили над вражеской территорией. Как было принято, германские власти доложили о его гибели британским, самолет нашли, а вместе с ним и металлические опознавательные жетоны, чудом уцелевшие среди обгоревших обломков бомбардировщика «Де Хэвилленд DH-4». В рапорте командира части говорилось, что местный садовник и несколько крестьян, которые рискнули выйти на поле, пытались погасить бушующее пламя, но безуспешно. Мейси всегда удивляло, что в те тяжелые времена уделяли внимание подробностям, — этот рапорт о смерти на поле боя был не первым, который она прочитала, и наверняка не последним. Мейси разложила письма веером на одеяле. Большинство было от матери, парочку прислал отец, еще несколько — школьные друзья. Чаще всего Рейфу писал некий Джереми Хейзелтон. Мейси закрыла глаза и постучала письмом по ладони. Сейчас он вроде бы член парламента. Да, точно — молодой, прямолинейный, прикованный к инвалидному креслу политик, которого в равной степени уважают профсоюзы и широкий круг избирателей. Ему прочат блистательную политическую карьеру и даже пост премьер-министра. Он проявил себя ярым сторонником женского равноправия; Мейси вспомнила, что видела в газете фотографию — его мать толкает инвалидное кресло, жена идет рядом, а сам Хейзелтон держит плакат с требованием дать женщинам право голоса. Его возмущение очередями на биржах труда и в бесплатных столовых для бедных вылилось в гневные заголовки на страницах газет: «Хейзелтон призывает рабочих на штурм Вестминстерского дворца!» Пресса сообщала о его посещениях трущоб Ламбета и шахтерских городков, черных от угольной пыли, и печатала фотографии, на которых он, не делая различий, пожимал руки рабочим и поместным дворянам. Доблесть, проявленная Хейзелтоном в битве при Ипре, обеспечила стремительный взлет его политической карьеры: он стал народным героем. Впрочем, героем состоятельным — Хейзелтон получил наследство от отца, крупного землевладельца. Мейси вновь посмотрела на снимок, сравнила его с образом Хейзелтона из хроники новостей, которую видела в кинотеатре. Юношеская улыбка перед камерой сменилась более серьезным выражением лица, но сходство осталось. Рейф не сводил глаз с юного Джереми Хейзелтона. 15:00. Вылетели с наблюдателем Каннингэмом. Пересекли линию фронта в 15:40. Ничего особенного не заметили. Продвинулись на два километра вдоль вражеских позиций на север, обнаружили колонну «фоккеров», поднялись на высоту десять тысяч футов. Повернули на базу, пересекли линию фронта в 16:00. Посадка в 17:00. Одна запись походила на другую, но в обнаруженном дневнике Мейси нашла подробности, которые никогда бы не занесли в журнал полетов. Сегодня днем облака выглядели просто потрясающе. Словно летишь сквозь тучи сахарной ваты, которую продают на море. Конечно, «гунны»[1] слегка подпортили в целом приятную прогулку, пробив обшивку выстрелами. Затем на другой странице: Сегодня занимались боевой подготовкой. Взлет-посадка, взлет-посадка, взлет-посадка — и без единого перерыва! Похоже, меня проверяли и в кои-то веки признали годным. Вот бы старик узнал! Получил высший балл, теперь жду интересную работу или даже две, пока не стал кормом для «фоккеров». Не выпуская из рук дневника, Мейси уставилась в окно. Во что верил этот юноша, который, похоже, был очень одинок? Какому богу молился, зная, что у летчиков на войне самая опасная работа? За какую надежду цеплялся в полете, где малейшая неисправность, крошечная трещина на крыле или фюзеляже могли привести к смерти в огненном вихре? И какие ангелы вознесли его в тот день, когда самолет рухнул за линией фронта? Кому он признался в любви, теряя высоту, перед тем, как погибнуть? Мейси перевела взгляд на дневник и нахмурилась. Могло ли случиться, что армейские власти не читали дневник, а просто вернули с остальными вещами? Вполне. Мейси покопалась в груде бумаг Рейфа, которые захватила с собой в номер, нашла среди книг и альбомов конверт, адресованный на его имя. Судя по штемпелю, пакет отправили из Фолькстоуна за день до гибели Рейфа. Мейси положила дневник на конверт, потом внутрь. Если тетрадь отправили почтой в поместье Лоутонов, похоже, Рейф отослал ее домой, желая защитить от посторонних глаз. Значит, дневник миновал цензуру? Возможно ли это? Однажды Мейси сама передала уезжавшей в отпуск медсестре письмо и попросила отправить, когда та приедет в Англию, хотела, чтобы отец получил его как можно скорее. Да, обойти цензуру можно. Вместо того чтобы наспех пролистать дневник, Мейси изучила его от корки до корки, время от времени сверяя даты с журналом полетов, который положила на колени. Через час она выяснила, что, во-первых, Рейф Лоутон по-прежнему общался с Джереми Хейзелтоном незадолго до своей смерти, хотя так и не нашла писем от последнего. Судя по всему, Рейф Лоутон был превосходным летчиком, которому доверили очень важное задание. До того как освоить управление самолетом, он успел поработать инженером и наблюдателем, благодаря чему стал весьма ценным специалистом. Мейси выпрямилась и напряженно свела брови, жалея, что почти ничего не знает о летном корпусе. Что это за боевое задание, когда летчику нужно садиться и сразу же взлетать? Тем же вечером Мейси дважды воспользовалась гостиничным телефоном. Она позвонила домой достопочтенному Джереми Хейзелтону, представилась избирательницей и попросила о встрече на следующий день. Еще Мейси позвонила Комптонам в Челстоун и узнала канадский адрес их сына Джеймса. Так как во время войны он служил летчиком, Мейси надеялась, что он сообщит ей нужную информацию и ей не придется обращаться в Королевские военно-воздушные силы. Она хотела найти ответы, но не желала отвечать сама. В воскресенье утром сразу после завтрака Мейси собралась в дорогу. Расплатившись, она накинула плащ, надела непромокаемую шляпу и вышла с саквояжем в одной руке и портфелем в другой под моросящий дождь. У машины Мейси уныло поджидал Брейли, ежась в поношенном макинтоше, который скорее всего раньше принадлежал Сесилю Лоутону. Капли дождя отскакивали от черной шляпы-котелка. При виде Мейси камердинер не вынул рук из карманов. — Доброе утро, мистер Брейли, хотя оно могло бы быть и получше. — Доброе утро, мисс Доббс. Мейси огляделась. Дождь моросил, не переставая, и грозил затянуться надолго. — Вряд ли вы приехали сюда, чтобы постоять под дождем и пожелать мне доброго утра. Будьте добры, помогите мне с багажом… — Конечно, простите, мэм. После того как Брейли помог уложить вещи в машину, Мейси предложила укрыться от дождя под навесом у входа в магазин. — Итак, мистер Брейли, чем могу помочь? Брейли снял шляпу и опустил воротник макинтоша. Мейси заметила белую накрахмаленную рубашку и черный пиджак, немного залоснившийся, словно его часто гладили за долгие годы службы. На носу и скулах слуги темнели пигментные пятна. Сильно поредевшие на макушке волосы зачесаны назад и набриолинены. Мейси решила, что Брейли похож на старого преданного пса. — Мисс Доббс, надеюсь, вы не станете возражать, если я выскажу свое мнение о ситуации с Рейфом Лоутоном. Брейли расправил плечи. Мейси прекрасно знала, что означает это движение, — человек пытается найти силы, которых у него нет. — Не беспокойтесь, наш разговор останется в тайне. — С этими словами Мейси улыбнулась и на миг положила ладонь на руку Брейли. Камердинер откашлялся и продолжил: — Я служу у сэра Сесила еще с тех времен, когда он был холостяком, — довольно долго по любым меркам. Кое-кто считает, что я женат на своей работе, хотя моя жена тоже служит в этом доме. Мейси кивнула. Вполне обычно, что супруги работают вместе, таким парам часто разрешают поселиться в коттедже на территории поместья. — Как вы понимаете, я много чего повидал за годы работы. — Продолжайте. — Я хочу сказать, что сэру Сесилу пришлось очень нелегко. Два мертворожденных младенца, рано умершая дочь, а оставшийся сын стал разочарованием для отца. — Да, я поняла, что они не ладили. — Как я уже говорил, он был маменькиным сыночком и даже не пытался стать сыном своего отца. — Вы уверены, мистер Брейли? Нам ведь не всегда известно, что происходит в домах, где мы работаем. Брейли сверкнул глазами, и Мейси заметила в его взгляде такую преданность хозяину, что вся ситуация предстала в новом свете. Немного помолчав, слуга продолжил: — Леди Агнес причинила мужу немало горя своей верой в то, что их сын жив. Когда умерли малыши, моя жена сказала, что от такого кто угодно сошел бы с ума. И посмотрите, через что пришлось пройти сэру Сесилу. Я же говорю, она помешалась. — Что вы от меня хотите, мистер Брейли? — с недоумением спросила Мейси. — Неужели вы приехали сюда под проливным дождем сообщить мне то, о чем я и сама могу догадаться? За спиной Брейли она заметила черный велосипед, прислоненный к стене соседнего магазина. Чтобы добраться до Кембриджа, слуга проехал под дождем около пяти миль. Да, ему явно было что сказать. — Сэр Сесил немало пережил, пока она ходила по всяким шарлатанкам! Представляете, как это могло повредить человеку в его положении? А то, что она, умирая, заставила его дать обещание найти погибшего сына? Просто кровь стынет в жилах! — Брейли замолчал и окинул взглядом улицу, все еще пустынную, хотя дождь стал слабее. — Я приехал сюда, чтобы попросить ради сэра Сесила — не ворошите прошлое! Вы же понимаете, что он затеял это расследование только для проформы. Напишите отчет или что там обычно вы делаете, и хватит. Мейси промолчала, но по-прежнему не сводила глаз с Брейли, который снова изучал улицу. Когда он перевел взгляд на Мейси, та заговорила: — Мистер Брейли, как бы я ни относилась к этому заданию, я должна его выполнить. Я бы не приняла предложение сэра Сесила, если бы не собиралась провести тщательное и подробное расследование. Тем не менее я обещаю действовать строго конфиденциально и постараюсь защитить всех, кто имеет отношение к этому делу. Я не подведу сэра Сесила. — Ясно, — сказал Брейли, надевая шляпу. — Мне, пожалуй, пора. — Он вышел из-под навеса и снова повернулся к Мейси. — Вы ведь понимаете, мисс Доббс, что я его тоже не подведу. Кончиками пальцев он коснулся шляпы, слегка поклонился и пошел по дороге, ведя велосипед рядом. Мейси подозревала, что Брейли не сядет на велосипед, пока не скроется из виду, — его трясло от страха и злости, и он явно боялся упасть. Мейси завела машину и отъехала от обочины. С Брейли нужно держать ухо востро, решила она. Преданный слуга обладал упорством сторожевого пса и, выражаясь фигурально, только что попытался цапнуть ее за ногу. Мейси прекрасно понимала, что столкнулась с завуалированной угрозой. Точно следуя указаниям, Мейси припарковала машину рядом с эдвардианским особняком в деревушке Дрэмсфорд, неподалеку от Уотфорда. Дом стоял на склоне холма, и потому палисадник спускался к тротуару маленькими террасами. Дул сильный ветер, и улицы выглядели пустынными, наверное, из-за воскресенья. Накануне Джереми Хейзелтон весьма любезно поговорил с Мейси по телефону и пригласил ее приехать часам к десяти утра, чтобы закончить разговор до обеда, впрочем, на обед приглашение не распространялось. Не успела Мейси выйти из автомобиля, как увидела пожилую пару, которая выходила из дома. Похоже, избиратели наведывались к Хейзелтону в любое время, когда он не в парламенте. Шармен Хейзелтон сама открыла дверь и радушно улыбнулась. Она была на несколько дюймов ниже Мейси; русые волосы, собранные в узел на затылке, подчеркивали скулы. Сшитое по моде темно-синее платье свидетельствовало не столько о чрезмерных затратах, сколько о хорошем вкусе. Синие кожаные туфли с Т-образным ремешком и кожаной пуговкой сбоку выглядели скромно, но стильно. — Доброе утро, мисс Доббс. Надеюсь, вас не утомила поездка? Здесь, в Кембриджшире, дожди всегда сильные. — Она впустила Мейси в дом и повела по коридору с обоями в цветочек, не дав той толком ответить на приветствие. — Джереми весь в делах с семи утра, в восемь уже принял первого посетителя. У членов парламента работа никогда не заканчивается.