Мейси вышла из ресторана в переулок, быстро дошагала до оживленной улицы и свернула налево. Огибая угол, она вдруг почувствовала, что за ней следят, и оглянулась. Ощущение было настолько отчетливым, что Мейси шмыгнула в узкий проход между домами, который вел во двор, прижалась к затененной стене и стала ждать. Мимо торопливо прошел высокий мужчина. Он надел шляпу и внимательно осмотрелся. «Это человек из ресторана, он следит за мной!» — сообразила Мейси. Немного подождав, она заметила еще одну боковую улочку. Мейси вышла на свет, вытащила из портфеля путеводитель, полистала, чтобы сориентироваться. Затем осторожно перебежала мощеный двор, нырнула в переулок и выскочила из него, предварительно посмотрев направо и налево. Оказавшись на улице, Мейси взглянула на часы и торопливо зашагала к метро. В голове роились мысли. За ней следят. Но кто? А Морис? Обычно он всегда настороже и внимательно следит за тем, что происходит вокруг. Он не мог не заметить человека в ресторане. Мейси нахмурилась, на лбу у нее выступили бусинки пота, зажившая было рана вновь начала саднить. «Похоже, не стоило забывать о покушениях, — подумала Мейси. — Опасность существует даже здесь, на другом берегу Ла-Манша». Мужчина, который ее преследовал, двигался по-кошачьи, легко и быстро. Мейси на миг закрыла глаза, вспоминая лондонское метро и человека, который метнулся к краю платформы. Нет, не он. Она повернулась лицом к дороге и, увидев такси, подняла руку. Поездка в автомобиле вдруг показалась куда более безопасной, чем прогулка пешком. Взвизгнув тормозами, такси остановилось, и Мейси села в машину. — Montmartre, s’il vous pla t. L’hôtel Adrienne[6]. Водитель кивнул. Мейси откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и попыталась очистить разум. Она вновь вспомнила слова Мадлен Хартнелл: «Вас оберегают двое». Хорошо бы! Мейси открыла глаза и стала смотреть в окно. Такси долго кружило по узеньким улочкам, пока наконец не съехало на старую булыжную мостовую и не остановилось у гостиницы. Чувствуя себя одинокой и уязвимой, Мейси подняла воротник, прячась от легкого ветерка. Она подошла к стойке из темного полированного дерева, за которой никого не было, и позвала, желая привлечь внимание: — Attention. Attention, s’il vous pla t![7] В дверях, ведущих в подсобные помещения гостиницы, показался старик и, шаркая, подошел к Мейси. На нем были темные брюки, галстук-бабочка и белая рубашка с чересчур длинными рукавами — впрочем, специальные подвязки не давали им пузыриться у манжет. — Bonjour, mademoiselle[8]. Он широко улыбнулся и, положив ладони на стойку, продолжил по-английски: — Чем могу быть полезен? Мейси удивилась, но не стала спрашивать, как хозяин отеля догадался, что она не француженка. Похоже, одежда и манеры выдают ее сильнее, чем хотелось бы, решила она. — Месье, мой близкий друг останавливался здесь во время войны, и я подумала, что у вас сохранилась запись о его пребывании. На следующей неделе я еду к нему на могилу и хотела бы посетить все места, где он хоть немного радовался жизни, пока его не убили. Не могли бы вы помочь? — Для вас это вроде паломничества, так? Мейси кивнула. Старик вышел из-за стойки и с улыбкой взял Мейси за руки. — Да, есть те, кто приезжает сюда, вот как вы сейчас, а есть и другие, кто бывал здесь и выжил в тяжелое время. Вы знаете, когда ваш друг останавливался у нас? Мейси высвободила руку из цепких пальцев хозяина гостиницы и достала из портфеля маленькую, пожелтевшую по краям квитанцию, обнаруженную в дневнике Рейфа Лоутона. Старик вытащил из жилетки очки со стеклами в форме полумесяцев, нацепил на нос и уставился на листок бумаги. — Ah, bon[9]. — Он повернулся к Мейси. — Я сам выписывал этот счет. Его глаза наполнились слезами, он снял очки и сжал переносицу большим и указательным пальцами правой руки. — Excusez-moi, mademoiselle. Я столько их видел: наших французских парней, англичан и шотландцев, канадцев, американцев, австралийцев… Они все приезжали в Париж на денек-другой поразвлечься. — Он улыбнулся. — Ну, вы понимаете, девушки… Мейси с улыбкой кивнула. — А потом их не стало. — Он щелкнул пальцами. — Не стало, и все. — Скажите, мой друг останавливался здесь один? Старик задумался. — Un moment[10]. Нужно посмотреть в журнале. Шаркающей походкой он прошел в кабинет; оттуда донесся стук открывающихся и закрывающихся дверей, шорох падающих бумаг, потом неразборчивый возглас. Наконец хозяин отеля вернулся, сдувая пыль с гроссбуха в выцветшем кожаном переплете. — Voilà![11] Я нашел журнал. Ну-ка, давайте посмотрим. Он положил книгу на конторку и начал листать, бормоча: — А, вот постоянный клиент, молодой человек из Ирландии. Приезжал сюда пару лет назад с женой и детьми. — Он покачал головой. — Если бы она только знала! — Старик переворачивал страницы, вспоминая вслух тех, кто умер, и тех, кому посчастливилось вернуться, и тех, от которых были одни неприятности. — Много их здесь побывало, но я помню, все помню. Мейси терпеливо ждала, облокотившись о конторку и время от времени отгоняя от себя облачка пыли. — Ага! Нашел! Старик подтолкнул книгу поближе к Мейси, и они вместе склонились над страницей. — Да, вот он. Приходил с другом. — Хозяин гостиницы вновь надел очки и, прищурившись, наклонился к книге. — Ну и почерк у этого парня! Похоже, он совсем не умеет писать. — Вы правы. Мейси опустила плечи, разглядывая четкую подпись Рейфа Лоутона, и еще одну, совершенно неразборчивую. Интересно, чья это рука, мужская или женская? Мейси повернулась к старику. — Почему вы решили, что эта подпись принадлежит мужчине? Он выпятил нижнюю губу, совсем как Стефан час назад, и развел руками. — Мадемуазель, разбираться в почерках — моя обязанность. Я постоянно этим занимаюсь. — Он хлопнул по книге ладонью. — Здесь расписался мужчина, — уверенно заявил он, касаясь руки Мейси. — Во время войны мы ничего не замечали и ничего не спрашивали. Через неделю они могли погибнуть. Мы видели только улыбку, улыбались в ответ и брали франки. Это война. Мейси улыбнулась, взяла со стойки пожелтевший счет и сунула в портфель. — Вы так любезны, мсье… — Вернье. Меня зовут Андре Вернье. — Старик слегка поклонился. — Рад был помочь. Хотите взглянуть на комнату? — Спасибо, мсье Вернье. Достаточно, что я видела вашу гостиницу. — Мейси помедлила, затем вновь полезла в портфель. — Скажите, а этот клуб на Монмартре еще существует? — Она протянула Вернье спичечную коробку. Тот взял ее и поднес к самому носу, чтобы прочитать надпись. — Кафе «Дрюк». Да, есть такое. И по-прежнему принадлежит выходцам из Индокитая. — Он с ухмылкой вернул Мейси спички. — В чем дело? — Теперь я абсолютно уверен, что ваш друг был здесь с мужчиной, — с улыбкой заявил Вернье. — Почему? — Потому, мадемуазель, что кафе «Дрюк» только для garçons, для мужчин. — Ясно, — кивнула Мейси. — Давайте, я вам покажу, где оно. — Вернье вывел Мейси на улицу и махнул рукой, показывая, в каком направлении идти. — Минут десять ходьбы, и то, если пойдете совсем медленно. Они попрощались, старик расцеловал Мейси в обе щеки и только потом отпустил. Наверняка Рейф был в Париже с Джереми Хейзелтоном, но Мейси сочла неразумным делать поспешные выводы, желая рассмотреть все возможные варианты. Она понимала, что работа с фактами похожа на подбор драгоценных камней: каждый нужно выложить на ровную поверхность, беспристрастно изучить и только потом добавить к остальным самоцветам. Судя по всему, кафе «Дрюк» знавало лучшие дни. Черные выщербленные двери украшала голова гигантского дракона, нарисованная таким образом, что когда посетитель распахивал створки, дракон широко открывал пасть. Острые зубы, созданные искусным резчиком, рельефно выступали на дверных створках; впрочем, время не пощадило деревянное чудовище — часть зубов отсутствовала. Мейси толкнула приоткрытую дверь, вошла в кафе и прищурилась, давая глазам привыкнуть к полутемному помещению с тусклыми красными фонарями на стенах, обтянутых щелком. — Excusez-moi? Мадам? Здесь есть кто-нибудь? — Мейси осторожно шагнула в тень и натолкнулась на стул, ножки которого со скрежетом проехали по кафельному полу. — Эй, осторожнее! — Извините. — Мейси поняла, что за стойкой, заставленной грязными стаканами и переполненными пепельницами, кто-то есть. — Excusez-moi, s’il vous pla t. Раздался надтреснутый смешок, вернее, почти кудахтанье, от которого едва не задребезжали стаканы. — Я говорю на твоем языке, англичанка. — А, вот вы где. — Мейси подошла к бару, держась очень прямо, и протянула руку поднявшейся из-за стойки женщине. — Меня зовут Мейси Доббс. Я здесь для того, чтобы… Женщина снова расхохоталась и сжала ладонь Мейси изящными пальцами. — В чем дело? — Мейси Доббс… Типично английское имя. — Она приблизила лицо к Мейси, затем отвернулась и щелкнула выключателем. В центре зала зажегся свет, и Мейси наконец огляделась. Похоже, вечеринка началась неделю назад и только сейчас закончилась. — Меня зовут Ева. Мейси Доббс нужна помощь? — Я приехала сюда потому, что мой друг детства был здесь в увольнительной во время войны, перед тем как погиб. Она вытащила спичечный коробок и протянула его женщине. Та повернулась к свету, и Мейси смогла ее разглядеть: на вид лет пятьдесят; черные волосы скручены на затылке в тугой узел, который удерживают две разукрашенные заколки; длинное вечернее платье, вышитый жакет. Небрежный, смазанный макияж не скрывал красоты азиатки. — Да, твой друг приходил сюда. А чем я помогу? Люди тысячами заходили в двери моего кафе, и все топили горе, пока горе не утопило их самих. Впрочем, хорошее было времечко, Мейси Доббс, ах какое было время! — Что вы имеете в виду? — Люди, обреченные на смерть, живут без оглядки. — Я тоже была на войне. Здесь, во Франции. Ева смерила ее взглядом, затем взяла пепельницу и отыскала длинный окурок. Достала из коробка спичку, чиркнула о стену. Спичка сразу же загорелась. Женщина прикурила, затушила спичку, глубоко затянулась и только потом повернулась к Мейси.