Два дня проливной дождь заслонял вид из окна Петтигрю, и теория гражданских правонарушений, соответственно, преуспевала. После полудня в Страстной четверг погода чудесным образом выправилась, и Элеанор не удивилась, когда, войдя в кабинет, обнаружила, что муж смотрит в окно. Но на сей раз его энтузиазма она не разделяла. — Ты читал последний «Дидфордс эдвертайзер», Фрэнк? — спросила она тоном, в котором ее муж уловил нотку упрека. — Еще нет, — ответил он, — после ленча я был слишком занят. Только посмотри, Элеанор, — совершенно новая картина с тех пор, как проступила зелень берез на первом плане. Удивительно… Но жена не дала себя отвлечь. — А следовало бы. — Она положила газету ему на стол. — Кухарка леди Ферлонг уволилась. — Господи помилуй! Я знал, что леди Ферлонг весьма важная особа, но понятия не имел, что ее домашние невзгоды становятся сенсацией. Дай посмотрю, что там говорится. — Разумеется, про кухарку ничего не говорится. Леди Ферлонг только что позвонила мне и рассказала. Она откладывает приглашение на обед до следующей недели. — Печально слышать, однако я не вполне понимаю, какая тут связь. — Кухарка уволилась из-за твоих слов в газете. — Из-за моих слов? Но, дорогая, я в жизни ничего не писал для «Эдвертайзер». А если бы и писал, то уж точно не о соседской кухарке. О кукушках — возможно: они всегда отличная тема для писем в редакцию в это время года, — но никак не кухарки. Это явно не в моем стиле. Наверное, тут какая-то ошибка. — Никакой ошибки. Сам посмотри. Перед Петтигрю оказался очередной репортаж о процессе по иску портнихи из Маркгемптона. Передовица «Дидфордс эдвертайзер» обошлась без курьезного заголовка, которые обычно так удивляли его в утренней прессе. Зато он с ужасом обнаружил, что колонка убористого шрифта почти дословно излагает его приговор. — «Вынося приговор, — прочитал он, — высокоуважаемый заместитель отметил, что, по утверждению истицы, на миссис Гэллоп очень трудно шить. Видя миссис Гэллоп на скамье свидетелей, он вполне мог в это поверить». — Ну? — обвиняюще произнесла Элеанор. — А что тут дурного? Это чистая правда. Такой придиры, как миссис Гэллоп, я уже давно не видел. Она во всем находит изъян. Думаю, не родилась еще портниха, которая сшила бы что-то, а миссис Гэллоп признала бы, что это хорошо сидит. Мое замечание было совершенно справедливым и в тех обстоятельствах весьма мягким. — Петтигрю еще раз прочитал абзац. — Боже ты мой! — пробормотал он. — Она что, решила, что я говорю про ее фигуру? — Вероятно. А кто бы не решил? — Чепуха! Она должна была знать, что я подразумевал только… М-да, если подумать, формы у нее, пожалуй, барочные… Ну, это крайне прискорбно, но откуда мне было знать, что она семейное достояние леди Ферлонг? — Не она. Миссис Гэллоп — свекровь кухарки леди Ферлонг. Когда миссис Гэллоп прочитала в газете, что́ ты про нее сказал, она слегла с истерическим приступом, и кухарка уехала домой за ней ухаживать. Понимаешь, что ты натворил? — Сдаюсь, — устало вздохнул Петтигрю. — Чем раньше Джефферсон поправится, тем лучше. Вершить справедливость в округе, где у людей такой темперамент, выше моих сил. Теперь, полагаю, мне придется сесть и прочитать газетенку от корки до корки, чтобы выяснить, где еще я чудовищно погрешил против приличий. Петтигрю свое слово сдержал, но, внимательно просмотрев каждую колонку «Эдвертайзер», не обнаружил никаких других упоминаний о своей судебной деятельности. Однако одна местная новость позабавила его. — Только послушай, Элеанор, — сказал он. — «Популярный музей Генри Спайсера у подножия Тисового холма обогатился снабженной автографом карикатурой на нашего любимого автора, выполненной известным художником Шпионом. Эта карикатура — щедрое пожертвование мистера Хамфри Роуза, в настоящее время проводящего в здешних местах пасхальные каникулы, которому романист подарил ее на ранней стадии его карьеры. Мистер Роуз хорошо известен своим преклонением перед произведениями барда с Тисового холма». Какая чудесная страна Англия! Как по-твоему, где-нибудь еще на земле называли бы опытного мошенника, только что выпущенного из тюрьмы, «известным своим преклонением» перед чьими-то книгами? — Ты забываешь, — напомнила жена, — что текст написан скорее всего парнишкой, который еще в школу ходил, когда Роуза посадили. Он, вероятно, никогда о нем не слышал. — И о карикатуристе Шпионе, очевидно, тоже. Мне только чуть досадно, что опасный негодяй втерся к нам и выставляет себя меценатом. — А по-моему, ты несправедлив, Фрэнк. Сомневаюсь, что после семи лет в тюрьме он хоть сколько-то опасен. Скорее всего Роуз просто хочет жить тихо и респектабельно. Рискну предположить, что подарок местному музею — его способ вернуться в приличное общество. — Если единственное приличное общество, в какое он попадет, состоит из читателей Генри Спайсера, то оно будет весьма ограниченным. И вообще, учитывая, что́ я о нем знаю, Роуз никогда не перестанет быть опасным. Но поживем — увидим. Во входную дверь позвонили. Петтигрю пошел открывать. — Надеюсь, это мистер Уэндон! — крикнула ему вслед Элеонор. — Если он принес курицу, скажи ему, пожалуйста… Но это был не мистер Уэндон. Это была миссис Пинк. Петтигрю поздоровался с некоторым смущением. Крайне неловко, решил он, когда тяжебщики попадаются тебе на пути, словно они обычные люди. — Полагаю, вы пришли к моей жене, — произнес он. — Входите, пожалуйста. — Спасибо, — ответила миссис Пинк. — Я только хотела отдать ей приходской журнал. И вот это объявление… Оно про базар. Нам пришлось перенести дату. Из-за миссионерской недели, сами понимаете. — Именно, именно, — кивнул Петтигрю. Он, мол, прекрасно знает, что такое «миссионерская неделя». Однако, заметив, что вид у нее довольно усталый, спросил: — Вы всю дорогу шли сюда пешком, миссис Пинк? — Да. Но это не важно. Я привыкла много ходить. И это последний дом в Восточном Тисбери. Осталось только зайти в «Альпы», и все объявления будут доставлены. Петтигрю был знаком с деревенским обычаем, согласно которому приходские объявления непременно передавались лично, то ли ради экономии денег, то ли из-за какого-то атавистичного недоверия к почте, но его возмутила сама мысль, что эта явно уставшая женщина станет карабкаться на самую вершину. — Но вы же убьете себя! — воскликнул он. — Нет, мистер Петтигрю, меня не так легко убить. Да, признаю, дорога длинная, и, если бы пастор не спешил так оповестить всех до Пасхи, я отложила бы обход, пока не починят мой велосипед. Понимаете, произошел несчастный случай, а мастерская в Дидфорде даже осмотреть его до конца каникул не желает. — Но ведь в гараже Тодмана, конечно, могли бы… Нет, полагаю, в сложившихся обстоятельствах не могли бы. Миссис Пинк… — Его прервал заикающийся рев, возвестивший о прибытии мистера Уэндона. К тому времени, когда Петтигрю покончил с приобретением птицы, миссис Пинк уже отправилась в свое долгое путешествие. — А со свиным кормом вы ошиблись, знаете ли, — заметил мистер Уэндон, отсчитывая мелочь. — Не сомневаюсь, — добродушно отозвался Петтигрю. Странно, но он не испытывал смущения, разговаривая с Уэндоном, которого приговорил к уплате двух фунтов в месяц, а вот беседа с миссис Пинк, которая была обязана ему сохранением своей крыши над головой, вызвала у него неловкость. — Кстати, я уплатил… всю сумму. — Молодец. — Никакой не молодец… Мошенничество чистой воды, если хотите знать мое мнение. И тип, давший мне деньги, тоже мошенник чистой воды. Пока. Уэндон уже собрался уходить, когда Петтигрю задержал его. — Кстати, — сказал он, — тут только что была миссис Пинк. Думаю, вы с ней знакомы? — С вдовой Пинк? Конечно. Кто же ее не знает? — Так вот, она собирается идти пешком до самых «Альп», чтобы передать какое-то дурацкое объявление пастора. Вы не в ту сторону направляетесь? — Если уж на то пошло, — протянул Уэндон, — меня бы устроило туда съездить. Вы о том, чтобы я подбросил ее наверх? — Великолепно! Вы снимете груз с моей души. Это действительно вас не затруднит? — Вовсе нет. Подберу ее на шоссе. Петтигрю вернулся в дом с приятным сознанием того, что сделал доброе дело. Но когда он рассказал об этом добром деле Элеанор, то был несколько ошарашен. — Мой дорогой Фрэнк, мистер Уэндон, наверное, миссис Пинк тут поджидал. Он скорее всего надеялся подвезти ее. — С чего ты взяла? — Тебе не приходило в голову, что у него на нее виды? — Боже ты мой, нет! Они совсем не одного поля ягоды, я бы сказал. — Очевидно, что нет. Она для него слишком хороша. Это любому понятно. Но ему отчаянно нужно, чтобы кто-нибудь за ним присматривал, а миссис Пинк отличная домохозяйка, и у нее, наверное, есть свой небольшой капитал… — Совсем небольшой, — произнес Петтигрю. — Я случайно знаю, какой именно. — Даже малость значила бы для мистера Уэндона многое. И если он ею не интересуется, объясни, почему в день суда он повез ее домой из Дидфорда и остался на чай? — Право, Элеанор, после восьми лет брака я начал думать, что что-то о тебе знаю, но ты не устаешь меня удивлять. С каких пор ты увлеклась деревенскими сплетнями? — Ничем я не увлеклась, Фрэнк. Просто слушаю, что мне говорят. Леди Ферлонг только об этом и твердит. — А где леди Ферлонг берет все эти ценные подробности? — В том-то и драма. Раньше она получала их от кухарки. А теперь из-за тебя их больше не будет. — Ужасно. Самое малое, что мы можем сделать, самим восполнить пробел по мере наших слабых сил. — Петтигрю взял бинокль. — Есть один участок дороги по холму, который видно от нас в том месте, где дорога пересекает насыпь. Они, наверное, почти туда добрались… Да, вот и они! — воскликнул он через мгновение. — Окутаны облаком синего дыма. Нет, с горестью должен заметить, что ее рука не лежит у него на талии. Когда машина качается на рытвинах, миссис Пинк цепляется за что угодно, только не за Уэндона. Теперь они уже за деревьями. — Петтигрю отложил бинокль. — И кто-то говорит, будто в деревне скучно! — усмехнулся он. — Мамы нет дома, — сообщил Годфри миссис Пинк. — Но я жду ее с минуты на минуту. Хотите войти? — Я не слишком ее побеспокою, спасибо, — произнесла миссис Пинк тоном человека, повторяющего хорошо заученный урок. — Это только объявление от пастора о базаре. Выяснилось, что мы должны перенести дату. — Тогда я ей скажу. Боюсь, для нее это будет иметь лишь отвлеченный интерес. Я спросил, не возьмется ли она за прохладительное, а она отказалась наотрез, как я, впрочем, и думал. — Понимаю, — кивнула миссис Пинк. Мистер Уэндон тем временем рылся в багажнике грузовичка.