Годфри был в смятении и говорил почти бессвязно: — Извините, я не знал, что вы будете тут, конечно. Я хотел сказать… Боюсь, в каком-то смысле… Все это моя вина. — Ужин подадут через несколько минут. Дамы и господа, прошу занять места. — Это в дверях столового зала возник метрдотель, возбужденный, но обходительный. Несколько гостей, неспешно собравшихся за последние несколько минут, последовали за ним с явным облегчением. Миссис Рэнсом хотела встать, но Роуз задержал ее: — Раз уж мы здесь, надо досмотреть до конца. Начало многообещающее. — Ваша вина? — переспросил Петтигрю. — Я правильно понял: это вы натравили полицию на злополучного повара отеля? И если да, то почему? — Видите ли, закончив писать, я решил пойти прогуляться. Я воспользовался вашим биноклем… — Обернувшись, Годфри заметил Уэндона. — Боже! Какая неловкость! — забормотал он. Петтигрю проследил за его взглядом и вдруг расхохотался. — Из всех нелепых развязок! — воскликнул он. — Кажется, я понимаю! — Он обратился к Элеанор: — Пойдемте в зал. Годфри может объяснить все за ужином, воспользовавшись меню как подсказкой. Неожиданно появился суперинтендант Тримбл. Сержант Брум едва не наступал ему на пятки. Главный констебль Макуильям занял позицию в дверях, ведущих к главному входу отеля. — Мистер Уэндон? — произнес Тримбл. — Можно на два слова? Повернувшись, Уэндон впервые посмотрел в зал. Его безвольное лицо раскраснелось, в нем читался вызов. — Что? — спросил он. — Если вы на минутку выйдете… — Предпочитаю остаться здесь. Можете поговорить со мной тут. Взгляд Тримбла на мгновение скользнул мимо Уэндона к двери. От главного констебля последовал едва уловимый кивок. — Если вам угодно, — согласился суперинтендант. Прокашлявшись, он заговорил так, словно декламировал заранее заученный текст: — Я только что из помещения кухни этого отеля, где конфисковал отруб недавно забитой свиньи, о происхождении которой повар не мог отчитаться. У меня есть причины полагать, что это вы снабдили повара означенной свининой, не имея на то требуемой лицензии, которая давала бы вам такое право. Мой долг предупредить вас, что все вами сказанное будет занесено в протокол и предъявлено как улика. — Ха! Ха! — размеренно произнес Уэндон. — Что вы сказали? — Я сказал: «Ха! Ха!» Можете заносить в протокол и предъявлять как улику, если пожелаете. И добавить: если повар утверждает, что свинина от меня, то он чертов лжец. — Тогда объясните, что повар делал сегодня вблизи вашей фермы? — Его там не было. Тримбл протянул руку сержанту Бруму. С видом фокусника сержант извлек откуда-то газету, внешние листы которой были испачканы кровью. — Порция означенной свинины, — продолжил Тримбл, — была завернута в газету, которую я сейчас вам показываю. Это номер «Дидфордс эдвертайзер» за позапрошлую неделю, и на первой странице написана карандашом ваша фамилия. Очевидно, ее написал владелец газетного киоска, доставивший вам газету. Объясните, как получилось, что мясо было завернуто в эту газету, мистер Уэндон? Уэндон помолчал, а потом вздохнул. — Ладно, — кивнул он и медленно осмотрел помещение, с усталым презрением скользнув взглядом по всем присутствующим. — Надеюсь, все получают удовольствие при виде того, как закон преследует порядочного фермера. Роуз, мошеннически лишивший меня и других многих тысяч фунтов. Миссис Рэнсом, которая ждет не дождется купить фунт-другой мяса из-под полы. Все вы смотритесь сейчас добродетельно. Особенно этот треклятый ханжа-молокосос… Полагаю, это вы шпионили сегодня за моей фермой с биноклем? Вас за это следует благодарить? — Вы готовы сделать заявление, мистер Уэндон? Сержант Брум уже держал наготове блокнот, над которым занес карандаш. — Почему бы и нет? Что хотите от меня услышать? Опираясь на стойку, Уэндон начал давать показания сержанту. Потом Петтигрю, в первый и последний раз, вмешался в ход событий. Прихватив с собой Годфри, он отошел к двери и сказал вполголоса несколько фраз Макуильяму. — Благодарю вас, сэр, — отозвался главный констебль. — Как раз то, что мне было нужно. Мистер Тримбл, не одолжите мне на минутку вещественное доказательство? Некоторое время он изучал окровавленные газетные листы, а потом удовлетворенно кивнул. Дождавшись, когда Уэндон закончит, а сержант Брум уберет блокнот, он шагнул к фермеру и сказал тихо, почти небрежно: — Есть еще кое-что, о чем мне хотелось бы вас спросить, мистер Уэндон. Это та самая газета, это ее вы читали у себя в машине возле «Альп» в тот день, когда привезли миссис Пинк? В день, когда она была убита? Уэндон молчал. Какой-то странный, сдавленный звук вырвался у него из горла. — В ней есть заметка, где говорится, что мистер Роуз подарил местному музею карикатуру на Генри Спайсера. Вы ее прочитали? И снова ответа не последовало, но Уэндон словно съежился, будто одежда стала вдруг слишком для него велика. — Вы, конечно, знали, что портрет находился в собственности миссис Пинк, поскольку видели его у нее дома. Она объяснила, что вся обстановка принадлежит ее мужу. Заметка в газете подсказала вам, что миссис Пинк жена мистера Роуза. Вот почему вы решили убить ее. Повисла долгая и гнетущая пауза, нарушаемая лишь шумом затрудненного дыхания Уэндона. — Вы убили ее, Уэндон, какой бы доброй и невинной она ни была, просто потому, что ее муж должен был вам деньги. Ваши попытки получить что-либо от него обернулись неудачей, ведь все свое имущество он перевел на жену. Вы сочли, что после ее смерти оно к нему вернется и тогда вы и другие кредиторы сможете до него добраться. Много вы бы не получили, потому что вы только один из сотен, у кого есть права на суммы из наследства. А вот если бы вы оставили ее в живых, миссис Пинк выплатила бы вам все причитающееся до последнего пенни, потому что пожалела вас. Вы потеряли восемь тысяч фунтов, Уэндон, только потому, что были алчны и черствы, хотя деньги сами шли вам в руки. И тут Горацио Уэндон заговорил. — Неправда! — воскликнул он. — Скажите мне, что это неправда! Восемь тысяч триста четырнадцать фунтов! Она собиралась отдать их мне? Боже! Что я наделал! — Я еще не закончил, — безжалостно продолжил Макуильям. — Вы могли бы выйти сухим из воды, если бы не решились на крайне очевидную ложь, понимаете? Но вы сочли, что должны солгать, если хотите пожать плоды своего преступления. Решив, что мистер Роуз арестован, вы явились с выгораживающими его показаниями — показаниями совершенно ненужными, потому что имелся говоривший правду свидетель, который сообщил то же самое. Почему вы так поступили? Потому что сообразили, что единственный человек на свете, которого никак нельзя допустить до тюрьмы, — мистер Роуз. Если Роуз будет приговорен за убийство жены, то ни он, ни его наследники ничего из ее наследства не получат. Вы остались бы на прежнем месте, должником без гроша за душой. Надо отдать должное вашему уму, Уэндон, что вы это поняли, но тем не менее эта ложь стала для вас фатальной. Петтигрю пробормотал что-то себе под нос. Стоявшая около него Элеанор была единственной, кто разобрал его слова, и они ее озадачили. Уэндон молчал. С видом полнейшего отчаяния он медленно сделал несколько нетвердых шагов. Тримбл подхватил его под одну руку, Брум — под другую, и, волоча ноги, он без сопротивления позволил себя увести. — Фрэнк, — произнесла Элеанор, — что означали твои слова? — А разве я что-нибудь говорил? — Перед тем как полицейские его увели, я отчетливо слышала, как ты что-то сказал. Прозвучало как «Криппен». — Если это прозвучало, то, наверное, так и было. — Но при чем тут Криппен? Я про него знаю, кто не знает? Он отравил свою жену из любви к мисс Ле Нев, которую, одев как мальчика, повез в Америку. Но Скотленд-Ярд послал радиограмму на корабль… — Совершенно верно. Как ты заметила, про Криппена многим известно. Но не каждый знает про Криппена все. К несчастью для Уэндона, главный констебль как раз знает. — Хотелось бы послушать, что такого было в Криппене, чтобы он хотя бы чем-то походил на мистера Уэндона. Потому что я решительно ничего не понимаю. — Между Криппеном и Уэндоном нет ничего общего, кроме того, что оба они убийцы. Суть в том, что Уэндон мог бы оказаться на месте мисс Ле Нев. Элеанор беспомощно повернулась к Годфри. — Вы гораздо умнее меня, — произнесла она. — Вы понимаете, в чем тут дело? Годфри покачал головой. — На самом деле все очень просто, — объяснил Петтигрю. — Криппена, как известно, повесили за убийство. Но не всем известно, что после казни Криппен еще раз, теперь уже посмертно, фигурировал на разбирательстве уголовного суда, когда мисс Ле Нев, которой он оставил все свои деньги, предприняла попытку затребовать их. Она потерпела неудачу по той простой и печальной причине, что деньги мистера Криппена принадлежали миссис Криппен до того, как он с ней разделался, а закон не позволяет преступнику получить выгоду от своего преступления. Не могут получить выгоду от его преступления также наследники и, соответственно, кредиторы. Вот почему я сказал, что если бы Роуза приговорили за убийство его жены, Уэндон очутился бы на положении мисс Ле Нев. Главного констебля, как и всех остальных, сбивало с толку то, что Уэндон настаивал на невиновности Роуза, которого он ненавидел. Я случайно упомянул Криппена в связи с оспоренными завещаниями, и его осенило. Вот и все. — Значит, невзирая на твои протесты, Фрэнк, это ты раскрыл дело. Суперинтендант никогда тебе не простит. — Будем надеяться, он не узнает. По сути, моя роль почти ничтожна. И если благодаря кому-то произведен этот арест, то я бы назвал Годфри. — Это не так, сэр, — возразил молодой человек. — Я случайно заметил нелегальную торговлю свининой, но понятия не имел, что она приведет к чему-то еще. — Я не об этом, хотя история со свининой сыграла полиции на руку. Дело в задачке, которую я вам на сегодня задал. Понимаете, когда мы с главным констеблем обсуждали историю с Криппеном, нам стало очевидно, что Уэндон, вероятно, убил миссис Пинк просто потому, что она жена Роуза. Но была одна загвоздка: как доказать, что он это знал? Разве только она сама ему рассказала, что представлялось маловероятным. Далее. Уэндон скорее всего выяснил это довольно поздно, ведь до самого последнего момента все указывало на то, что он с ней в самых дружеских отношениях. Вот тут-то и сыграли свою роль вы, Годфри. В начале вашего отчета вы упомянули, что, когда повели миссис Пинк на чай в «Альпы», Уэндон остался снаружи читать местную газету. А в этой газете, как я случайно узнал, содержалась заметка о том, как Роуз подарил музею карикатуру на Генри Спайсера, а ведь эту карикатуру Уэндон видел у миссис Пинк. И когда он наткнулся на заметку, его осенило. Не дожидаясь вашей матери, он оставил яйца служанке и спешно уехал, чтобы подстеречь бедную миссис Пинк, когда та спускалась с холма. Похоже, Уэндон из тех слабохарактерных людей, которые всегда действуют под влиянием минуты. Впервые шанс рассказать про это главному констеблю мне представился сегодня вечером, и… Петтигрю внезапно осекся. — Скучная тема, — заметил он. — Возможно, я покажусь вам черствым, но очень хочется есть… и пить. Однако прежде чем отправимся ужинать, у меня к вам предложение, Годфри… — Ты про это знал? — спросила миссис Рэнсом Роуза. Тот кивнул. — Как финансист я, естественно, искал финансовый мотив, — ответил он. — Это казалось очевидным. — Но ничего не сообщил! Даже когда все шло к тому, что меня арестуют! — Моя дорогая Мэриан, он был моим свидетелем. Я не мог подвести его. — Если и есть на свете холодный, самовлюбленный негодяй, Хамфри, это ты! — Слова были горькими, но прозвучали с оттенком восхищения. — Да, — тихо произнес Роуз, и то, что он прочитал у нее на лице, побудило его продолжить: — Мне следует предупредить тебя, Мэриан, что с настоящего момента у меня совсем не будет денег. Все заберут кредиторы.