— Я вообще-то спал, — угрюмо ответил я, стараясь всем своим видом показать недовольство его бестактностью. — На том свете отоспишься, — весело ответил дед, — просили тебе мигнуть[4]. Кхе-кхе! — Что? — не понял я. — С воли тебе привет шлют, — пояснил дедушка и начал мастерски одной рукой тасовать карты. Кто, интересно, мне с воли может передавать привет, подумал я. И тут меня осенило. Неужели Мариша? Больше некому. Так она намекает, что у нее и на зоне есть связи. Значит дед с ними заодно. Я зло взглянул на него и напрямую спросил: — Ты кто такой? — Тутошний я, камеровой, кхе-кхе. У бабушки лопату украл,[5] чалюсь[6] теперь… Я внимательно посмотрел на него. Что-то тут не так. Несет какую-то околесицу. Может, какой-нибудь местный сумасшедший? Или просто издевается… — Послушай, — сказал я, — не знаю, в какие игры вы играете, но, если ты с Маришей… — Если бы у бабушки был хрен, она была бы дедушкой, — перебил меня дедок, театрально перекинув карты в другую руку. — Что? — опешил я, — «Дедок-то, и точно, похоже, не в себе». — Короче, — начал он, внезапно посерьезнев, — прогулка[7] у тебя короткая будет. Скоро на ашмалаш[8] тебя повезут. Подсобят там тебе немного. Так что не переживай, дальше Солнца не угонят,[9] кхе-кхе! — Что Малаш? Я, отец, тебя вообще не понимаю… — Еще к тебе борюя[10] подсадят, — не обращая внимания, продолжал дедок, — бухтеть будет[11]. Обычное дело… — Кого-кого подсадят? — Иряту одного. На этапе мы вора, а на зоне — повара. Кхе-Кхе! Ты лишнее не барми[12], помни, без шума все сделаешь, сажелку[13] твою отпустят! — Так, дед, — снова напрягся я, — кончай шутки шутить. Ты от Мариши? Внезапно послышался лязг открывающейся двери. На пороге стоял полицейский. — Соколов, на выход с верхней одеждой, — громко и отчетливо объявил он. Я повернулся к дедку, а его нет. Я огляделся. Нигде нет. В камере я один. Что за фокусы? — Соколов, на выход, — с нескрываемым раздражением повторил полицейский. Я растерянно встал с кровати, взял из шкафа свою куртку и, перед тем как выйти из камеры, еще раз оглядел помещение. Никаких других заключенных в камере не было. Неужели мне померещилось? Как же так? Это не нормально. Может быть, я и правда схожу с ума? — Гражданин старшина, — обратился я к сопровождающему меня полицейскому, — а в камере, кроме меня, еще кто-нибудь содержится? — Не дури, — строго ответил мне конвоир, — ты там один… — Просто мне показалось… — Отставить разговоры, — прервал меня полицейский, — вперед! Оказалось, что следователь запланировал обыск в моей квартире. За мной явился знакомый уазик со знакомым конвойным. Из изолятора меня привезли прямо к моему дому. Там уже стоял форд Следственного комитета и непримечательная лада, в которой сидели Малаш, с теми же экспертом и участковым. Рядом топтались Вера Михайловна, староста нашего дома, и ее муж. Понятые, понял я. — Итак, приступим, — объявил следователь, вылезая из своего автомобиля, — вот разрешение суда на производство обыска в жилище, а это постановление на обыск в гараже! Следователь объяснил всем присутствующим правила и порядок обыска, объявил, что мой адвокат уведомлен о производстве обыска, но присутствовать не может. После этого предложил проследовать к месту производства обыска. Дверь он открыл изъятым у меня ключом, и мы все зашли внутрь. Обыск начали с подвала. Работали быстро и профессионально. Изучили все: и кровати, и мусорное ведро, и печь. Следователь простукивал стены, заглядывал под кровати, все внимательно осматривал. Эксперт выборочно проверял стены и пол небольшим прибором. Наверное, искал скрытые полости. Потом он обошел помещение с каким-то газовым анализатором, похожим на небольшой баллон с прикрепленным к нему шлангом. Затем потушили свет, и эксперт все обошел с ультрафиолетовой лампой, иногда распылял какое-то вещество из аэрозольного баллончика. В общем, если бы обыскивали бы не мою квартиру, а я не был подозреваемым, было бы занимательно. Вера Михайловна и ее муж во все глаза с большим интересом наблюдали за происходящим. На подвал ушло минут пятнадцать. В конце следователь велел эксперту изъять из печи золу, после чего обыск перенесся на лестницу. Постепенно добрались до квартиры. — Стоп, — внезапно скомандовал следователь, — Олег, кто дверь в дом запирал? — Он, — ответил Малаш, кивнув в мою сторону, — а что? — Ты видел, как он это делал? — Конечно, я все это время рядом стоял, — подтвердил Малаш, пробираясь к следователю, — а в чем дело? — У кого еще ключи от дома есть? — спросил следователь у меня. — Ну, всего два комплекта. У меня и у Кати… Малаш и следователь многозначительно переглянулись. — Это чей почерк? — спросил следователь, протянув мне аккуратно зажимаемый пинцетом тетрадный лист. На нем корявыми печатными буквами было написано: «Не забывай, твоя баба у нас!» Вот это да! Вот о чем говорил дедок в камере! Вот значит, как мне решили подсобить! Нет, это точно не галлюцинации! И дед в изоляторе точно каким-то образом связан с Маришей. — Не знаю, первый раз такой почерк вижу! — честно признался я. — Ну, теперь-то вы мне верите? Верите, что я не убивал Катю и не знаю, где она! — Разберемся, — не теряя хладнокровия сказал следователь, — Понятые, прошу обратить внимание! Во время обыска был обнаружен вот этот лист бумаги, воткнутый в дверную щель. Олег, нужны еще понятые. Саша, надо снять отпечатки пальцев с перил. И с входной двери. И откатать бы пальчики у понятых и подозреваемого, сможешь? Эксперт тяжело вздохнул. Олег переадресовал поручение участковому и тот спешно убыл. Следователь ключом аккуратно открыл дверь, и мы переместились в квартиру. Обыск продолжился. Квартиру обыскивали гораздо дольше. Следователь и оперативник осматривали все очень обстоятельно. Практически сразу же были обнаружены все мои золотые червонцы. — Чьи они? — требовательно спросил Малаш. — Мои, — честно признался я. — А откуда они у тебя? — Тетка оставила. Вместе с квартирой. — Да-да, тетя Шура таким образом деньги вкладывала. Банкам не доверяла и наличным тоже — инфляция ведь. Вот и покупала периодически золото, — вдруг вступила в разговор Вера Ивановна. — А вы откуда знаете, — спросил следователь, глядя на нее с прищуром. — Ну, мы все-таки дружили, как ни как. Шура моей крестной была, упокой Господь ее душу! — Ясно, — кивнул удовлетворенно следователь, — монеты я изыму до выяснения. Не волнуйтесь, в протоколе все будет отражено, ничего не пропадет. Обыск занял около полутора часов. Изучили все грязное белье из корзины. Эксперт все его опрыскал из своего баллончика и просветил ультрафиолетовой лампой. В камине также изъяли золу. В морозилке изъяли все мясо. Особое внимание уделили половой швабре. Её тоже опрыскали из баллончика и изучили под ультрафиолетом. Похоже, искали, кровь. Они все еще думали, что я убил Катю, и это меня ужасно пугало. Но обыск квартиры никаких видимых результатов не принес. После этого минут пятнадцать обыскивали чердак, а потом еще с полчаса гараж. Тоже без видимых результатов. — Все, — объявил следователь, — сейчас составлю протокол, и подозреваемого можно увозить. Олег, давай сюда понятых, оформим изъятие записки! — Извините, — спросил я, — а можно мне кое-какие вещи с собой взять? Следователь долго испытующе посмотрел на меня. Я уже было решил, что он меня сейчас пошлет, но он вдруг спросил: что тебе нужно? — Тапки, зубную щетку, пасту, трусы… — Можно? — уточнил следователь у конвойного, и, когда тот кивнул, сказал, — давай быстрее, пока я протокол составляю. Хорошо, что протокол решили заполнять в квартире. На кухне. Я собрал все, что мне нужно, даже раньше того, как следователь закончил марать бумагу. Потом подписал протокол и поехал в свой новый дом — в изолятор временного содержания. Следственная группа осталась у меня в квартире. Времени уже было около девяти вечера. За весь день я съел только пару яиц. Ну, еще стакан кофе выпил. Утром. Часов в семь-восемь. С тех пор, кажется, прошла целая вечность. И, если в обед я, с внезапно обвалившимися проблемами и эмоциональными переживаниями, не чувствовал голода и даже не думал о еде, то сейчас, под ложечкой резко засосало. Жалко, что этого не случилось во время обыска, я бы тогда додумался что-нибудь подрезать в холодильнике. Сейчас, стоя на приеме в дежурной части изолятора, я только и мог думать, что о еде. Со всеми этими следственными действиями я пропустил ужин, и теперь должен буду терпеть до завтрака. «Поскорее бы в камеру, думал я, — там, вроде бы, бак с водой был». Надо же, спохватился я, сам рвусь в тюрьму… В камере уже сидел какой-то стремного вида мужик. В майке, трениках и тапках. Худой, с короткими темными волосами, старым морщинистым лицом, металлическими зубами и кучей татуировок по всему телу. Дедка видно не было. Я вошел в камеру, прошел к своему месту, уселся на него и сказал: — Привет. — Ты шо, фраер?[14] — отозвался мужик моложавым голосом, неожиданно выдающим, что его обладателю около тридцатника. Надо же, а выглядит за сорок. — Что? — Законов не знаешь? Зашел, представился, статью назвал. Потом, когда разрешат, заходишь! Первоход что ли? — Ну да, — с неохотой ответил я.