— Мы — офицеры, — отбрил его Минин и больше не шутил. Квасницкий молчал, не останавливаясь, то и дело снимал свои очёчки и протирал батистовым платочком потевшие стёкла. — Куда опять? — взвыл Жмотов, когда Минин круто свернул в какой-то неказистый закуток. — Здесь подворотня есть, дыра в заборе, и мы на месте. Короче путь, одним словом. — Ну, Степаныч!.. Ты прямо Гаврош из чрева Парижа… — Что ж вы, в городе живёте и его не знаете? — Другими делами занимаемся, — съязвил Квасницкий. — Не гоняемся по ночам за бешеными собаками на трамваях. — Это ты всё про то? Не успокоишься? — И про это… — Стоп! — прервал его Минин. — Пришли. И он замер. Жмотов, не удержавшись, налетел на него, едва не свалив. Но крепок был оперуполномоченный, устоял и лейтенанту помог очухаться. Перед их глазами катила, закручивала барашки серых злющих волн Волга. Они бросались на песчаный берег, разбиваясь в брызги, шипели, жалили землю, словно тысячи змей. — Ты чего это, Степаныч! Уж не купаться ли опять? — Жмотов так и упал задницей на кучу мокрого песка. — Угадал. — Да куда ж ты со своим сердцем? — Ему только лучше будет, — уже раздевался Минин. — Оно у меня поёт, когда я в воду захожу. У Квасницкого, впервые наблюдавшего это, захватило дух, враз замёрзшими губами он, если бы и захотел, не мог выговорить ничего. — Рехнулся! Как есть рехнулся! — качал головой Жмотов. Он обернулся к приятелю: — Ты плавать умеешь, Игорёк? Не пришлось бы спасать. Квасницкий лишь судорожно дёрнулся. — А вот этого не надо, — повёл голыми плечами Минин, стоя уже в одних трусах по колено в воде. — Обойдусь без вашей помощи. Он глянул на реку, зачерпнул водицы в ладонь, омыл лицо и грудь, повернулся на берег: — Ну, прощевайте, товарищи офицеры. Государственное имущество покараульте. Он кивнул на одежду и амуницию. — Степаныч, а оружие? — заканючил Жмотов. — Оба пистолета там, — ткнул рукой оперуполномоченный в кучу и нырнул в воду. — Вот сумасшедший! — Жмотов пересел с песка на кучу сухой одежды, но Квасницкий бросился к нему, столкнул и начал лихорадочно рыться. — Ты чего, Игорёк? Степаныч не соврёт. — Дурак! Ты так ничего и не понимаешь? — Во взбеленился! О чём ты? — А ты не видишь, что он задумал? По реке, прямо перед ними, скрываясь наполовину в мутных волнах, тужась и пыхтя, маленький буксир тащил огромаднейшую гружённую брёвнами баржу. Баржа по самые борта сидела в воде, и, казалось, чудом её не захлёстывали жадные волны. А Минин плыл наперерез этой барже, изо всех сил работая обеими руками, торопясь успеть к ней. Фонтаны брызг окружали его, и среди мрачного ненастья казалось, что чудесный неземной нимб мерцал вокруг оперуполномоченного. — Он же умереть хочет! — орал Жмотов, беснуясь. Квасницкому удалось отыскать пистолет и обойму, он попытался вставить её в рукоятку оружия, но трясущиеся руки мешали. — Дай-ка мне! — выхватил у него пистолет Жмотов и в секунду обойма влетела на положенное место, а пуля — в ствол. — Степаныч, назад! — выстрелил несколько раз в воздух Жмотов, вскочил на ноги и бросился к воде. За ним поспевал уже и Квасницкий с оружием в руках. — Назад, капитан Минин! — орал он. — Стрелять буду! И палил без удержу перед собой. — Куда, дурило! — оттолкнул его Жмотов. — Ты же в него угодишь. Не видишь? — Отойди! — рявкнул Квасницкий. И откуда в нём сила взялась! Жмотов от неожиданности оступился. — Идиот! — визжал на него Квасницкий. — Как был дураком, так и сдохнешь! Лучше будет, если я попаду. И он прицелился. — А-а-а! Гнида! — взвыл Жмотов и сбил Квасницкого с ног. Они упали оба, сцепившись, как звери, катались в яростной схватке на земле. Когда обессилили и чужими, отвернувшись друг от друга, посмотрели на реку, буксир с баржой пыхтел вдали. Оперуполномоченного на воде не было. XVIII Всё ещё моросило, когда под самое утро к причалу неслышно подкатил чёрный автомобиль, тускло мерцая фарами в темноте и густом слякотном мареве. Издали участковый едва его приметил, отодрав с локтей тяжёлую голову, присматривался, ещё не веря. Придя в себя, дёрнулся от неожиданности и испуга, вскочил на ноги, матерясь, бросился из будки. Гулко стучали сапоги по булыжникам. Они вышли, трое в плащ-накидках. — Лейтенант! — зло позвал старший. — Где?.. Чёр-рт ноги сломит! И действительно споткнулся, его поддержал щупленький в очках. — Признаться… — залепетал щупленький. — Когда у нас это всё… Милиции этой… как обычно, не видать. Но участковый уже подбегал, ещё не остановившись, поднял руку к околышку: — Здравия желаю, товарищ!.. И смолк, не видя ни погон, ни знаков различия у прибывших. — Что у вас? — вскинулся щупленький, отпрянул, боясь столкнуться, и плащ приоткрыл. — Участковый сержант Веников! — застолбенел тот, но ещё тяжело дышал. — Труп… товарищ лейтенант госбезопасности. — Это мы знаем. — С ночи. Я звонил в управление дежурному. Баграми мы его, с баркаса… Повредили малость лицо, тело разодрали. Но узнаваем… — И это знаю. — Похоже, ваш. — Что? — Который разыскивался… По ориентировке! — Не понял. — Я его знал, — смущённо улыбнулся Веников, совсем отдышавшись, но снова начиная волноваться. — Оперуполномоченный Минин. Он ко мне обращался. — Чего?