— И приказал убить? Тот покачал головой. — Поглядим сейчас, что тебе было велено, — обшарил карманы его плаща Резун и успокоился, не найдя оружия. — И зачем ты за мной бегал? Кавказец угрюмо молчал. «Больше от него ничего не добиться, — подумалось Резуну. — Этот народ, что немой, без языка, хоть пытай. Все объяснения надо искать у его придурковатого хозяина. Оправлюсь-ка я к нему в гости, тем более что моя подопечная при таком провожатом сегодня уже не осмелится творить какие-либо делишки». — Вставай, — скомандовал он кавказцу. — И приведи себя в порядок. Поведёшь меня к хозяину. — Семён Зиновьевич приболел, — забормотал тот. — Ничего. Я его вылечу, — пообещал Резун, оглядывая двор. К ним не прибавилось ни случайных, заблудившихся прохожих, ни любопытствующих жильцов; рыжая дворняга ткнулась в колени, обнюхивая, и несколько кошек жались у щелей забора, не отваживаясь взбираться вверх. — Значит, этот идиот по-прежнему мне не верит? — пробурчал Резун и хмуро ткнул кулаком в грудь поднявшегося на ноги кавказца. Тот понуро молчал. — Придётся побеседовать с ним ещё с глазу на глаз. А то, как бы вы в следующий раз не придумали что-нибудь похитрей, чтобы меня угрохать. Кавказец оставался нем и безучастен. — Ну, разворачивайся, разворачивайся, плита кладбищенская, — подтолкнул его сильнее Резун. — Веди к хозяину. И не вздумай чудить. Неблизкий путь до дома Убейбоха они проделали в угрюмом молчании; кавказец шёл впереди и только ёжился временами, словно чуя настороженный взгляд Резуна, и потирал голову под капюшоном. Резун зло курил папиросу за папиросой. XVIII Город, прибитый ненастьем и ещё немноголюдный, приходил в себя от невиданного ливня. Улицы, сплошь залитые водой до тротуаров, превратились в непреодолимые препятствия. Уже на подходе к знакомому дому они угодили в огромную лужу и выбрались к подъезду с промокшими до колен ногами. Резун чертыхался, не скрывая досады и возмущения, кавказец по-прежнему сохранял мрачное молчание. У дверей подъезда он остановился, пропуская Резуна вперёд. — Иди, иди, — толкнул его в спину тот. — Ишь, вежливый! Я вперёд, а ты меня по башке шарахнешь? Хмыкнув, кавказец шагнул первым. Держа дистанцию, Резун, не торопясь, подымался следом. На втором этаже у двери с дерматиновой обивкой они остановились. — Ну! Дави звонок! — приказал Резун. — Кличь вашу Ляфаму. Они долго ждали, никто к двери не торопился. — Что-то приключилось со старухой. Она на ноги быстра. Может, не слышит? — скинул окурок в ноги Резун. — Сара Аркадьевна с утра в гости собиралась. Подругу навестить, — прорезался голос у кавказца. — Не вернулась, наверное. — Звони ещё. Что стоишь? Тот ещё раз нажал на кнопку и, прислушиваясь, пригнул голову к замочной скважине. — Дрыхнут? — Резун полез за новой папиросой. Лицо кавказца вытянулось, он вдруг по-собачьи начал с шумом втягивать воздух носом и, боязливо тронув ручку двери, потянул её на себя. Дверь поддалась и свободно отворилась. — Что это? Закрыть забыли? — остолбенел и Резун, но его уже охватило недоброе предчувствие. Кавказец просунул голову в коридор и, выгнув спину, пытался что-нибудь разглядеть в полумраке. — Где тут свет? — оттолкнул его Резун и шагнул вперёд. Сзади, чуть запоздав, щёлкнул включатель. Никто их не встречал, кроме насторожённой тишины. Коридор был мал с двумя закрытыми дверьми, ведущими в разные комнаты. — Куда тут? — остановился в замешательстве Резун. — Что-то я запамятовал. — И крикнул перед собой. — Семён Зиновьевич! Есть кто? Никто ему не ответил. — Что за чёрт? Ну и денёк! — выругался Резун. — Влево! Влево! — шепнул в ухо голос сзади. — Влево, так влево, — Резун рванул дверь на себя, попытался двинуться вперёд и сам, но застыл на пороге. — Что там? Что? — подталкивали сзади. — Тихо! — рявкнул Резун и отстранился. — Вот тебе кого беречь надо было! А ты за мной гонялся. Профырил хозяина. Люстра у потолка в зале, казалось, вот-вот рухнет. На ней отвисало грузное толстое тело с короткими босыми ножками. XIX Он сам открыл ей дверь, седой, усатый, в бордовом, по-барски величавом халате с шикарными кистями у пояса. «А Павел трепался, что дряхлый старикан, — оценила она и даже затрепетала под его взглядом, как когда-то на танцах бывало в далёкой юности. — Такой профессор ещё не одну студенточку сведёт с ума. Небось зазноба-то имеется, раз жену ещё в войну потерял…» — С кем имею честь? — воспросил он и других слов она будто и не ждала услышать. «Вот же воспитание! Сохранились такие мамонты! Когда же всё это было? — опять ошеломило её. — Теперь вот ясно, что не выдумывали их писатели…» И поспешно сказала: — Следователь по особо важным делам Зинина. — По особо важным? — вскинул он кустистые, украшавшие его благородное лицо тёмные брови, и усы подёргал. — А величать как? — Зоя… — она запнулась, находясь ещё под впечатлением, зарделась от этого, но тут же рассердилась на себя и громче закончила: — Михайловна. — Зоя свет Михайловна. Великолепно! — произнёс он и поклонился. — Не ждали, не гадали, а к нам, значит, сама Жизнь[13] пожаловала. Чуешь, Сморчок? Совсем склонившись, он пошарил рукой, кого-то выискивая в ногах, и она, опустив глаза, приметила чудненькую малюсенькую собачонку, суетящуюся у его домашних туфель. — Будем знакомы, Игнат Демидович Громов, — выпрямился он, подняв собачонку на руки. — А вот это Сморчок. Единственное на свете существо, бескорыстно коротающее время со своим хозяином. Чем обязаны, извиняюсь? — Какая прелесть! — едва успела она протянуть руки, как проворное существо само перекочевало к ней. — Милости просим, — Громов между тем отступил на шаг и распахнул перед ней двустворчатые двери в уютный кабинет с бросающейся в глаза умело подобранной старинной мебелью. — Ух ты! — вырвалось у неё само собой. — Неужели камин! Откуда такая редкость? Сооружение у стены действительно ошеломляло. Было видно, что это настоящее, не декорация, но она не удержалась. — И топится? — Ещё как, — сухо сказал он и закашлялся. Только теперь она обратила внимание на болезненный цвет его почти бескровного лица и тёмные мешки под глазами. — Пожалуйте зимой и убедитесь, — договорил он слабым голосом. — Я, право… — смутилась она. — Павел Никифорович порекомендовал… — Федонин? — чуть не вскричал он. — Так бы сразу и сказали. А я голову ломаю. — Он предложил вас в качестве консультанта… — Понимаю, понимаю, — энергично закивал он головой и весь переменился. — Теперь всё понимаю. Это Юрию Михайловичу я обязан. Донскову. Помнится, года два назад, я ещё в институте… да, да… по его настоянию мне предложено было возглавить комиссию по одному серьёзному пациенту. — Пациенту?