– И? – Сидоров придумал, как ему в этом помочь. – И как? – Сама у него спросишь. Он будет через пять минут. – Черт тебя подери, Волынцев! Марфа выпростала ноги из пледа, вскочила и принялась раскидывать кучу одежды на полу. Нашлись джинсы и футболка. – Где мои трусы и лифчик?! – в панике завопила она. Федор, с удовольствием наблюдавший, как она голой мечется по комнате, указал на полку с посудой. Предметы ее туалета свисали с длинной ручки старой медной турки. Интересно, кто их туда запулил? Пока она судорожно одевалась, Федор поставил чайник и принялся нарезать колбасу и сыр. «Дежавю», – подумала Марфа, вспомнив, как он угощал ее этими неизменными припасами в день их знакомства. Как же давно это было… – Приветствую! Гостей, так сказать, принимаете-с? Марфа так обрадовалась этому «так сказать», что чуть не кинулась к полковнику с поцелуями. – Как же, как же, конечно, принимаем-с! Проходите, господин полковник! Марфа суетливо забегала, пытаясь как-то скрыть следы того, что происходило в комнате. Сложила плед, поправила подушку и зачем-то пригладила шкуру на полу. Впрочем, полковник сразу сел спиной к ней и пододвинул чашку с дымящимся чаем. Наиделикатнейший человек, решила Марфа и успокоилась. – Павел Константинович, мы сейчас как раз пытались понять, где может быть картина. – Я тоже очень хотел бы это знать. Полковник разгладил усы и осторожно пригубил чаю. – И все же я не могу понять: как про картину догадался Мышляев? – напряженным голосом спросила Марфа. – Не припомню, чтобы он интересовался живописью. Сидоров посмотрел на нее как-то странно, словно сомневался, стоит ли говорить, но потом все же неохотно произнес: – Владимир Владимирович, при всей их исключительной образованности, знатоком действительно не были-с, а вот другой человек… – Какой еще человек? Кроме него, картину никто не видел! – вскинулась Марфа. – Это вы, уважаемая, думаете, что никто не видел, а на самом деле господин Мышляев, так сказать, кое с кем там встречались. – Где? В моей квартире? – Да-с. – Да с кем он мог встречаться? И почему я не знала? – Да потому, что вам не положено было знать. – Какого черта?! Сидоров шумно выдохнул и отхлебнул еще глоток. – Характер этих встреч был, так сказать, интимного свойства. Марфа вытаращилась на него. – Он что, водил ко мне любовницу? – Водили-с. Только не любовницу… – А кого? – Ты что, глупая? – не выдержал Федор. – Да почему я глупая? – начала Марфа и осеклась. Она поглядела совершенно круглыми глазами сначала на Волынцева, потом на полковника. – Он встречался у меня дома… с мужчиной? – Ну, так сказать, да. И этот человек известен как коллекционер живописных, так сказать, полотен. Наверняка именно он узнал руку мастера и предложил мил дружку провернуть незатейливую операцию. Марфа, совершенно обалдевшая от услышанного, только ресницами похлопала. – А вы… как узнали? – Шила в мешке, так сказать, не утаишь. – Да когда он успел? – Тогда, когда вы, голубушка, кровь мешками проливали в своем Приозерске. И ведь надо же, как своевременно вас туда послали! Сидоров помотал головой как бы в недоумении и отпил из чашки. – Вы думаете, я неслучайно в командировку загремела? – Я ничего не думаю, потому что абсолютно точно знаю, что к вашей ссылке кое-кто приложил свою мохнатую руку. – Я спрашивала у Тимоши, он сказал, что помочь ветерану попросили жители, которые обратились к депутату Куколевскому. – Точно так-с, к господину Куколевскому, который, в свою очередь, попросил подключить прессу. – И что тут криминального? – А то, что Куколевский прямо назвал вашу фамилию. – Да Тимоша мне так и сказал! Это же в порядке вещей! – Наверное, – пожал плечом Сидоров. – Только меня сразу насторожил один маленький нюансик: господин депутат курирует как раз тот комитет, в котором работал Владимир Владимирович Мышляев. И еще – именно с ним в паре Куколевский собирался идти на выборы. – Отец как-то упоминал эту фамилию. Не тот ли это Куколевский, что владеет одной из лучших коллекций западноевропейской живописи двадцатого века? – спросил Федор. Марфа выпучила глаза: – Так это он с ним… так они… так меня… – Перестань, Марфа! – рассердился вдруг Федор. – Ты же не вчера родилась! – Мне и в голову не могло прийти, – ошарашенно промямлила она, чувствуя, как быстро краснеют щеки. – Да полноте-с, мадам Марецкая, все это чистая бытовуха, посему не будем на ней заостряться. Лучше послушайте дальше, ведь это далеко не все, что вам следует знать. – Нет, подождите! – все не могла успокоиться Марфа. – Так Мышляев с Куколевским встречались на моей жилплощади еще до командировки? Фигня! Я всего несколько дней, как въехала. – Вот ведь неугомонная! Какое это имеет значение? Ну встречались значит! Посудите сами: такая хата шикарная. Стоит ли упускать возможность? Идея с картиной могла возникнуть случайно, после того, как господин Куколевский поняли-с, что за пейзажик висит у вас на стене. Успокойтесь уже! Марфа сжала руки и засунула их между коленями. Федор покосился на нее сердитым глазом. «Дурой меня считает, – догадалась Марфа. – Злится, что не разглядела в Мышляеве гея». – Значит, подмену Мышляев устроил? А как? – уточнил Волынцев, подливая полковнику кипятку. – Не просто, скажу вам, не просто. Для начала нужен хороший копиист. Вы, уважаемая, ведь разницы не заметили, так? Сидоров поглядел на сокрушенную Марфу. – Да говорю же: я вообще ее не разглядывала! – ответила она, пытаясь взять себя в руки. – Ну висит открытка на стене – и пусть себе висит! – Так вот-с. Копиист стоит недешево, кроме того, должен быть человеком надежным и без своей корысти. – И где же таких бескорыстных берут? – снова вступил Федор. – Сначала их берут за горло. Например, замели человека с наркотиками, а потом отмазали. Спасли, так сказать, от нар. Ты ж этому спасителю теперь по гроб жизни будешь обязан и все что угодно для него сделаешь. Так или не так? Марфа кивнула. Полковник довольно хмыкнул. – Скорее всего, этот обязанный пришел в вашу квартиру, пока вы были-с в отъезде, и старательно, не торопясь, с чувством, с толком, с расстановкой сделал копию, а потом Мышляев, уже без художника, конечно, картину подменил. – То есть копиист ни о чем не догадывался?