– Да зачем ему? Он отблагодарил своего благодетеля, на дозу получил и пошел себе. По всему видно, Мышляев его не боялся. Никто все равно слушать не будет. Ну мало ли что наркоману примерещилось. А тем временем… – Так Мышляев все это для Куколевского сделал? – нетерпеливо перебила полковника Марфа, до которой стало что-то доходить. – Следствие предполагает, что в доле были оба, но у господина Куколевского роль, так сказать, главнее. Заполучить картину – одно, а продать ее – совсем другое-с. – Мышляев сам мог продать что угодно: и картины, и… людей, – грустно произнесла Марфа. – Не все так просто, уважаемая! Посудите сами: кто такой этот ваш Мышляев? Мелкая сошка, чиновничек средней руки. А неизвестное полотно Черчилля – это сенсация мирового уровня. Продать его и при этом не загреметь на нары – это вам не фунт семечек сщелкать. Тут нужно знать не только входы, но и выходы на коллекционеров высочайшего уровня. Куколевский – фигура, а ваш Мышляев – прыщ на ровном месте. – Никакой он не наш, – буркнула Марфа. – А чей? Не мой же! – бросил полковник, посмотрел на красную Марфу и уже мягче добавил: – Вы особо себя не вините, что, мол, не распознали в этом Мышляеве подлую натуру. Многие удивятся, когда все станет известно. Такие, как он, всегда всем нравятся. Умеют впечатление произвести. Он и Гершвина обработал, и, так сказать, депутата. Ласковый теленок двух маток сосет. Федор поперхнулся и закашлялся. Сидоров спохватился, виновато крякнул и стал старательно жевать кусок колбасы. Волынцев воспользовался паузой и спросил: – Вы полагаете, что подлинник Черчилля находится у Куколевского? – По всему выходит, что так. – И какой план? – Будем ждать, когда картина появится на черном рынке. Тут все и выяснится: кто-с и чего-с. – А если Куколевский не захочет ее продавать? – спросила Марфа и взяла пустую чашку. Федор тут же налил чаю и пододвинул вазочку с вареньем. – А что еще с ней делать? – удивился Сидоров. – Повесить на даче? Вы хоть примерно представляете стоимость картины? Не забывайте, скоро выборы, а значит, господину депутату нужны деньги. Да и опасно оставлять эту вещицу у себя. Не дай бог кто увидит, начнет думать, свяжет с убийством Мышляева… – Вы хотите сказать, что… Мышляева… Сидоров покрутил головой: – Пока это лишь предположение. Все выяснится, когда вышеназванный депутат попадет к нам в руки, а голыми руками, извиняюсь за каламбур, господина Куколевского не возьмешь. Тут целая операция понадобится, потому что взять его можно будет только во время сделки. Так сказать, с поличным. Для этого надо знать, где и когда она состоится. Тут Сидоров быстро глянул на Волынцева. – У меня появилась мысль, – осторожно начал он, – подстегнуть нашего любителя живописи к активным действиям. А то в самом деле, чего доброго, затихарится. – У него выборы на носу. Сами сказали, – вступила Марфа. – Ну выборы выборами… А с другой стороны, начнешь шустрить с картиной – привлечешь ненужное внимание. Куколевский – калач тертый, зря подставляться не будет. Как раз именно потому, что выборы. – Так что вы придумали? – спросил Федор, понимая уже, что полковник говорил все это именно для него. – Есть у меня одна идейка, ребята. А что, если мы, так сказать, ускорим события и поможем Куколевскому найти покупателя? – А если он уже нашел? – Ну, во‐первых, это вопрос предложенной цены, а во‐вторых, надежности покупателя. Мы подсунем супер-пупер-надежного, чтобы Куколевский не сомневался: о сделке никто никогда не узнает и его имя не всплывет ни в каком случае. Ну а в‐третьих, мы найдем безупречного посредника. Человека, так сказать, с нашей стороны. – У вас кто-то есть на примете, товарищ полковник? – Кажется, да. Сидоров посмотрел на Федора испытующе. – Ты давно знаешь Бронштейна? – Бориса Яковлевича? А при чем… Или вы о нем сейчас говорили? Сидоров молча кивнул и склонился над чашкой. – Я знаю его давно, но не то чтобы близко. Друг отца. Хороший человек. Специалист отличный. Когда обратился за помощью, не отказал. Ну, это вам известно. – И не только это. Мы немного покопались… Короче, он ведь все равно уже в теме. Сможет помочь нам вывести Куколевского, так сказать, на чистую воду? – Не знаю. Он ведь болен. – Тем более. Пусть сделает доброе дело. Там, – Сидоров вскинул вверх подбородок, – ему зачтется. – Не уверен, что Элохим сочтет обман за праведный поступок, – хмыкнул Федор, – но попробовать можно. Даже если Бронштейн не согласится, разговор останется между нами. – Ну, об этом мы позаботимся, – непонятно сказал полковник и посмотрел на притихшую Марфу. – Ну что, Марфа Посадница, нам ли быть в печали? Рискнем здоровьем? Марфа кивнула и вдруг подумала, что Тимоша, наверное, уже уволил ее из редакции за прогулы. Она даже не позвонила ему ни разу! Родные и родственники Как только Сидоров, договорившись с Федором о том, как будут действовать, чтобы привлечь Бронштейна, уехал, Марфа схватилась за телефон и набрала номер главреда. – Тимофей Данилович! – затараторила она, как только услышала его голос. – Простите меня, пожалуйста! Я очень виновата, конечно, только я не виновата! У меня форс-мажор нарисовался! Вы не поверите! – Чертова ты балаболка! – заорали в трубке. Марфа сразу догадалась, что промахнулась и попала на буйный армянский период. – Тимофей Данилович! – Не поминай мое святое имя всуе! – еще больше разбушевался Тимоша. – У тебя что, пальцы на руках отсохли? Так набери мой номер ногами! Или у тебя и ног нет? Уф! Хоть слово вставить! Он ведь и час так разоряться может! – Ой, про… Алло! Алло! Вы меня слы… Я вас не слы… Сов… Гром… гово… Для верности она покричала в телефон еще немного и быстренько отключилась. Лучше потом она купит огромаднейший букет цветов для Ануш Акоповны, бутылку лучшего армянского коньяка для Тимофея Даниловича и явится с повинной к ним домой. Они еще немного поругаются, а затем простят. А уж если она заявится вместе с Федором… Марфа представила, как обомлеют они при виде ее мужчины, как засуетится Ануш Акоповна, стараясь приветить его как можно лучше, как Тимоша напустит на себя солидности и начнет вести всякие умные разговоры, имеющие на самом деле только одну цель – распознать, тот ли человек рядом с ней. Так всегда поступают родные. Она выглянула в окно. Федор сидел на лавочке, думал о чем-то и курил. Сама не зная зачем, Марфа снова достала сотовый и набрала номер матери. – Але! Кто говорит? – ответили ей голосом сестрицыного мужа Рустама. Как будто он не понял, кто говорит! Небось на экране написано! – Привет, Рустам. Это Марфа. – О! Какие люди! Не забыла еще номера? – Я вообще-то маме звоню. – Она в ванной, моется. Подойти не может. – А Рита? – В магазин ушла. Телефон дома оставила. – Ладно. Я перезвоню. – Перезванивай, но лучше в конце недели. Сейчас проблем много. Марфа тихонько выдохнула и сказала очень весело: – Тогда передай им привет и скажи, что у меня все в порядке! – Передам. Ну давай. Пока.