Тяжело вздохнув, я встаю. – Здесь жарко. Может, включить вентилятор? – Нет, сядь. – Она жестом велит мне вернуться на прежнее место. – С каким другом? – Просто… с девушкой, с которой я познакомился несколько дней назад. Лицо мамы остается суровым. Она знает, что я не собираюсь строить ни с кем отношения. Я почти десять лет не приводил домой девушек, так что всякий раз, когда я упоминаю, что гулял с девушкой, мама предполагает, будто речь о какой-нибудь цыпочке, которую я подцепил в местном спортбаре. – Она милая, – говорю я, чтобы успокоить маму. – И веселая. Она бы тебе понравилась. Лицо матери слегка смягчается. – Ты меня с ней познакомишь? – Нет. Она склоняет голову набок, скрещивает ноги и подается ближе ко мне, внимательно всматриваясь в мое лицо. – Она тебе нравится? Эта девушка? – Мам, твоя еда стынет. – Я указываю на пенополистироловый контейнер, к которому она не притронулась с тех пор, как я поставил его перед ней пять минут назад. – Ты же знаешь, стейк после микроволновки будет невкусным. Выпрямившись, она берет нож и вилку и начинает резать мясо, что-то бормоча себе под нос по-португальски. – Она хорошая девушка, – говорю я. – Приличная. Но мы просто друзья. Если это вообще можно так назвать. – Тебе нравится проводить с ней время? – спрашивает мама. – Нравится. Она кладет в рот крошечный кусочек стейка и задумчиво жует. – Я хочу лишь, чтобы ты хорошо проводил время с какой-нибудь милой девушкой. С той, которая заставит тебя улыбаться. Это мое предсмертное желание, Исайя. – Мам, не говори так. – Как? – Не говори о предсмертных желаниях. Ты не умираешь. Мамины губы изгибаются в нежно-печальной улыбке. – Meu amor, ты живешь в мире отрицания, но тебе уже давно пора выйти из него. Если ты отрицаешь смерть, ты отрицаешь жизнь. Просто обещай мне, что ты не станешь отрицать свои чувства. Снова поднявшись с кровати, я утвердительно хмыкаю, чтобы успокоить ее, потом наклоняюсь и целую ее в лоб. – Если что-то понадобится – я в соседней комнате. Глава 7. Марица Суббота № 3 – Давай говорить прямо. – Моя кузина, она же лучшая подруга, она же соседка, Мелроуз, прислоняется к дверному косяку моей ванной, пока я готовлюсь к встрече с Исайей. – Я уезжаю на три дня, возвращаюсь, а ты всю неделю проводишь с каким-то совершенно посторонним человеком? Приоткрыв рот, она смотрит на свое отражение в моем зеркале и укладывает свои взлохмаченные светлые локоны в такой же лохматый узел на макушке. – Ты чокнутая, – продолжает она. – Не то чтобы ты уже об этом не знала. Твои родители в курсе? – Нет. – А бабушка? – Нет. – Боже святый, Марица, а если с тобой что-нибудь случится? И никто даже не будет знать, с кем ты ошивалась? – Она щелкает языком. Если Исайя считает, что я склонна актерствовать, пусть сначала познакомится с ней. Если он с ней когда-нибудь познакомится. Чего, по всей вероятности, не случится. – Он служит в армии, – говорю я ей, как будто это автоматически делает его безопасным. – Многие служат в армии. – Он хороший человек, – добавляю я, потому что любой, кто готов пожертвовать своей жизнью ради совершенно незнакомых людей, в моих глазах будет хорошим, пусть даже он неприветливый и вообще нелюдимый тип. – И ты знаешь это, хотя знакома с ним без году неделя? – Она протискивается мимо меня, усаживается на крышку моего унитаза и опирается локтем о мой столик с косметикой. – Я считала тебя сумасшедшей из-за того, что ты тогда приютила бродячих собак. А потом решила, что ты еще больше свихнулась, когда ты сменила свое основное направление на изучение гендерного чего-то там, потому что до тех пор ты не проявляла ни малейшего интереса к этому вопросу, но это… это просто вишенка на торте, дорогая моя. – Нам весело вместе, – отвечаю я, пожимая плечами на все ее тревоги. Мелроуз – актриса, отчаянно пытающаяся пойти по стопам нашей бабушки. Пока что на кинопортале в Интернете о ней упоминают редко. Мелкие роли. Она все еще посещает курсы актерского мастерства и ждет больших перемен, но в прошлом году она сыграла в одной из серий «Закона и порядка» и с тех пор одержима такими передачами, как «Дата», и всем прочим, связанным с жуткими, извращенными преступлениями. Из-за этого она вдруг твердо уверовала в то, что у всех вокруг на уме сплошные скрытые мотивы. Я предпочитаю относиться к ее тревогам скептически. К тому же у меня в сумке есть перцовый баллончик на тот случай, если он решит сделать какую-нибудь глупость. И я обучалась на женских курсах самозащиты во время второго года в Беркли. К тому же, будь он маньяком, мне кажется, у него было бы множество возможностей убить меня ночью в пятницу, когда он оставался здесь, у меня – мелкая подробность, которой я не собираюсь делиться с Мел в ближайшем будущем. Собрав волосы в узел на затылке, я изучаю свое отражение в зеркале еще раз, а потом тянусь за флаконом духов «Кай» и сбрызгиваю запястья. – Сегодня мы идем на фермерский рынок в Брентвуде, – сообщаю я кузине. Она корчит гримасу. – Чего? – спрашиваю я. – С каких это пор ты интересуешься подобной хренью? – Ни с каких, – отвечаю я. – Но на этой неделе мы пробуем все новое, то, чего никто из нас никогда не делал прежде. Это неделя слова «да». Мелроуз сует палец в рот, притворяясь, будто давится чем-то. Она всегда выносит суждения поспешно. Однако меня это ничуть не обижает. Ее идеальное представление о мужчине, с которым следует встречаться, примерно таково: вдвое старше нее, с крутой спортивной машиной и с карточкой постоянного клиента во всех эксклюзивных ресторанах Лос-Анджелеса. Может, она и моя лучшая подруга, но мы с ней совершенно разные. – Ну, ладно… Пока ты шляешься со своим дружком-маньяком, я собираюсь пообедать с бабушкой в «The Ivy», – говорит она дразнящим тоном, словно я должна ей позавидовать. Потом она улыбается. – Жаль, что ты не можешь к нам присоединиться. – В следующий раз. – Я выключаю свет в санузле и направляюсь в свою комнату, беру вещи и влезаю в удобные кроссовки. Фермерский рынок всего в шести кварталах отсюда, поэтому я иду пешком. Но прежде чем направиться к двери, я пишу Исайе и сообщаю, что мы встречаемся через десять минут. Он отвечает, что уже на месте. Я фыркаю. Ох уж эти военные с их пунктуальностью! * * * – Ты выделяешься тут, как бельмо на глазу, – говорю я, когда подхожу к нему. – Почему ты так считаешь? – спрашивает он. – Не знаю. Не могу определить точно. Ты просто выделяешься. Ты не из тех людей, которые ходят по фермерским рынкам, это точно. – Может, мне сегодня надо было надеть льняные штаны и соломенную шляпу? – интересуется он. Мы идем вперед, сталкиваясь плечами через каждые несколько шагов. – Было бы неплохо. – Мы проходим мимо цветочной будки, и мое внимание привлекает букет голубых гортензий. – Погоди, я хочу их купить. – Это прихоть или необходимость? – Голубые гортензии – всегда необходимость.