– Верно, – произносит официантка с холодной улыбкой. Проходит мимо меня, потом останавливается и поворачивается. – Наверное, вам лучше уйти. – Знаю. – И, вероятно, вам не следует больше приходить сюда. Я медлю, потирая подбородок. Через секунду я вспоминаю про письмо и достаю его из кармана. – Передайте это ей, – говорю я блондинке, протягивая ей письмо. Я не жду, пока она что-то ответит или сунет его обратно мне. Я ухожу оттуда ко всем чертям. Я не хочу расстраивать Марицу сильнее, чем уже расстроил. Мне невыносимо видеть, какую боль я ей причинил, и не только потому, что я неравнодушен к ней – но и потому, что она не страдала бы так, если бы… если бы она не любила меня. Наши чувства? В какой-то момент они были взаимными. Но это явно уже не так. И по-другому это уже не будет ни сейчас, ни когда-либо потом. Глава 38. Марица – Эй, ты тут в порядке? – Рейчел входит в двери туалета и останавливается рядом со мною перед зеркалом. – Да, все хорошо. – Я заставляю себя улыбнуться. Примерно минуту назад я загнала внутрь слезы, набежавшие мне на глаза, – в ту же секунду, как избавилась от его присутствия. Я не знала, что встреча с ним так подействует на меня. Впервые увидев его, я на полсекунды решила, что это Йен, но потом я увидела выцветшую футболку, более короткую прическу и тяжелый взгляд и тогда поняла… – Он все еще здесь? – спрашиваю я. Рейчел гладит меня по спине, словно добрая мамочка – по сути, она и есть мамочка, только не моя, – и вздыхает. – Нет. Я велела ему уходить. И никогда больше сюда не возвращаться. Я усмехаюсь при мысли о том, как Рейчел, ростом в пять футов два дюйма, прогоняла прочь высокого Исайю. – Но перед тем, как уйти, он попросил меня передать тебе вот это. – Рейч лезет в карман своего фартука и достает сложенный, пожелтевший лист бумаги, потом протягивает его мне. – Не хочу, – говорю я, делая шаг назад. – Риц… – Нет, серьезно. Я покончила с этим. – Я качаю головой, глядя на потолок, выложенный плиткой, с пятнами от воды. – Я не знаю, почему он считает, будто это письмо что-то изменит. Оно не изменит тот факт, что он отказался от меня, Рейч. Он отказался от меня. – Я сохраню это письмо для тебя. – Она невесело улыбается. – На тот случай, если ты передумаешь. – Наверное, нам надо идти, а то нас уволят, – говорю я. – Как моя тушь? – Ну, на енота ты пока не похожа. Я оглядываю свое лицо в зеркало. Покрасневшие щеки и блестящие глаза выдают тот факт, что я немного психанула, но, сделав пару глубоких вдохов, я начинаю выглядеть более презентабельно. Выйдя в коридор, где несколько минут стоял Исайя, я сворачиваю за угол и через окно наблюдаю, как он залезает в свой винтажный «Порше», припаркованный возле кафе. Проходит секунда – и он скрывается из виду. Скрывается из моей жизни так же быстро, как ворвался в нее. Глава 39. Исайя – Привет, мам, я привез тебе обед, – окликаю я, входя в ее квартиру. Пока меня не было, врачи прописали ей новое лекарство, и в последнее время она не настолько сонная. Основную часть времени она проводит в гостиной, а иногда даже на пять-десять минут выходит погулять вокруг жилого комплекса, когда чувствует себя в силах. – Тут моллюски из «Берточелли». Это шаг в верном направлении, несомненно. – Исайя, – откликается мама, – у нас гость! Поставив коричневый бумажный пакет на кухонную стойку, я кладу рядом с ним ключи и обнаруживаю, что на мамином диване развалился мой братец Йен. – Капрал. – Йен поднимается, подходит ко мне, протягивая правую руку, а я смотрю на маму и вижу, что она улыбается во весь рот, словно ждет, что мы внезапно помиримся после всего, что было. Я с явным отвращением пожимаю ему руку, но он вдруг заключает меня в объятия. – Давно не виделись! Хорошо выглядишь. Я рад, что ты вернулся домой живым. Вранье. Все это – вранье. Йен – самый лживый ублюдок, которого я когда-либо знал, и я знаю его лучше, чем кто бы то ни было еще. – Пойдем, присядем, поговорим, – заявляет Йен, указывая в сторону гостиной. – Я как раз рассказывал маме о девушке, с которой познакомился. Мама поворачивается ко мне, ее темные глаза сияют. – Судя по его словам, она идеальна, Исайя. Йен, расскажи своему брату то, что ты поведал мне. Йен растягивает губы в своей дерьмовой улыбочке, под стать его дерьмово-коричневому ремню и дерьмово-коричневым ботинкам, потом усаживается в центре дивана рядом с матерью и берет ее за руки. – Она милая, веселая и добрая, – говорит он. – И у нее самые красивые глаза, какие я когда-либо видел. – Еще раз, как ее зовут? – спрашивает мама. – Марица, – отвечает Йен, глядя прямо на меня. – Марица Клейборн. Я его прикончу. И теперь становится понятно… все то, о чем она сказала мне в кафе, она узнала от него, и я на двести процентов уверен, что он выставил меня в самом худшем свете, в каком только мог, потому что Йен всегда так делает. Он всегда так делал. Мы никогда не были дружны. Мы никогда не были братьями. Мы всегда были соперниками – по крайней мере, в его глазах. Йен хотел получить все, что у меня когда-либо было, все, чего я когда-либо добивался. Все. Я сжимаю кулаки и стискиваю зубы. Йен продолжает разливаться о том, какая Марица чудесная, и мать наслаждается этим, словно котенок миской молока. Она говорит ему, как сильно хочет познакомиться с этой девушкой и как она счастлива, что он наконец-то встретил кого-то особенного. – Я намерен в скором времени познакомить ее с Бенсоном, – говорит он, имея в виду своего сына. Сына, который едва не стал моим, вот только моя девушка – бывшая девушка – в последнюю минуту пустила все планы под откос. – Ты же знаешь, через пару недель у меня день рождения, – говорит мама, хлопнув в ладоши. – Калиста хочет устроить барбекю в парке возле ее дома. Ты должен привести туда эту девушку! – Я так и планировал, мам, – отвечает Йен, сверля меня насмешливым взглядом. – Прошу прощения, мальчики, я сейчас вернусь. – Мама поднимается с кресла и идет по коридору в туалет. – Я убью тебя, – говорю я почти беззвучно. Йен встает и поправляет свой галстук. Он выглядит словно поганый паяц. Или мальчишка, влезший в отцовский костюм, чтобы поиграть во взрослого. Он просто скользкий, гнусный торгаш, пытающийся казаться успешным, но я вижу его насквозь. Я всегда видел насквозь все, что он делал, – это как прирожденный талант, который я отточил и развил с годами. – Ну да, если бы ты всякий раз меня убивал… сколько бы это было в целом? Ты ведешь счет? – интересуется он. – Пошел на хрен.