Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 45 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Время: пауза и ритм Время как Божество и Ход Событий. Время — одно из величайших архетипических переживаний человека, постоянно ускользающее от любых наших попыток рационально его истолковать [1]. Поэтому неудивительно, что еще на заре человеческой цивилизации время воспринималось как Божество или даже проявление Высшего Божества, от которого оно проистекает словно поток реки жизни. Только лишь в современной западной физике время стали помешать в узкие рамки математической теории, используемой нами для описания физических явлений. В этой связи стоит отметить, что разум первобытного человека не разграничивал столь строго внутренний и внешний, материальный и психический опыт. Он жил в потоке внутренних и внешних событий, открывая для себя в каждый момент бытия постоянно качественно и количественно изменяющиеся сосуществующие физические и психические явления. Даже наши, на первый взгляд, очевидные идеи «прошлого», «настоящего» и «будущего» далеко не так универсальны. К примеру, у индейцев хопи этих времен в языке нет вообще, их картина мира базируется на двух аспектах: проявленном и потому «объективном» и том, что только начинает проявляться и, следовательно, «субъективном». Некие конкретные объекты в таком случае считаются проявленными и уже относятся к прошлому; внутренние образы, представления и ощущения мыслятся «субъективными» и на пути к проявлению, склоняясь больше к будущему времени. Грань же между тем, что заканчивает свое проявление в мире и тем, что только начинает манифестировать себя, тонка словно лезвие ножа. Хопи не имеют представления о вечно текущем времени, для них это, скорее, множественность едва различимых тончайших моментов. Творец всего сущего у них — ’a’ne himu, «Великое Нечто», некая разновидность космического дыхания [2]. Дети также не живут в нашем привычном часовом времени, их восприятие настраивается на ритм, скорость и частоту задолго до того, как они адаптируются к нашему понятию о времени [3]. Для древнего человека время воплощало собой саму жизнь и ее божественную тайну, что сохранилось в древнегреческих представлениях о времени. Греки отождествляли время с небесной рекой Океаносом, опоясывающей землю и всю вселенную в виде змея, кусающего себя за хвост, на спине которого располагался Зодиак. Он также назывался Хронос (Время) и позднее был соотнесен с Кроносом, отцом Зевса, и богом Эоном. Эон изначально воплощал жизненный флюид творений, продолжительность жизни и каждую отдельную судьбу. Этот флюид продолжал существовать и после смерти человека в виде змеи [4]. Он был «порождающим элементом» подобным водам на Земле, и в особенности, Океаносу-Кроносу, творцу и разрушителю всего сущего. Философ Ферекид[81] учил, что базовой составляющей вселенной является время, от которого произошли огонь, вода и воздух [5]. Океанос был также формой изначальной Мировой Души [6]. В период эллинизма Эон-Кронос был отождествлен с персидским божеством времени Зерваном [7]. Древние персы выделяли у этого бога два аспекта: Зерван акарана (akarana), Бесконечное Время, и Зерван дарегхо-чвадхата (daregho-chvadhata), Время Долгого Царствования. Последнее было причиной существования в мире смерти и распада и иногда соотносилось с Ариманом, темным и злым началом. Орфики и митраисты поздней античности отождествляли Зервана в обоих его противоположных аспектах со своим Эоном [8]. Я процитирую текст призывания Эона: «Я приветствую тебя, о ты, наполняющий воздух, дух, протянувшийся от небес до земли… ограниченный бездной… дух пронизывающий и оживляющий меня вновь. Ты, прислуживающий лучам солнца, что озаряют весь мир… великая тайна вселенной, дух небесный, эфирный дух, земной, пылающий, в ветре и свете пребывающий… дух темный, что сияет подобно звезде… Повелитель наш, бог Эонов… Творец всего сущего» [9]. Эон, бог времени, наиболее явно представляет здесь динамический аспект бытия, который мы сегодня называем принципом психофизической энергии. Все противоположности — изменения, протяженность, даже добро и зло, жизнь и смерть — включены в этот космический принцип. Также Эон иногда соотносился с солнечным божеством, этим, очевидно, величайшим указателем временных измерений. Посвященный взывал к нему так: «О Повелитель, связующий духом своим огненные ключи четверичного пояса… ходящий в пламени, света творец, огнем дышащий и отвагой пылающий… Эон, повелитель света… отвори же мне двери» [10]. Этот бог унаследовал многие из сторон египетского солнечного бога Ра, управлявшего временем. Каждый час дня и ночи высшее божество меняло свою форму: он взлетал подобно скарабею и погружался в подземный мир словно крокодил: в момент своего воскресения после полуночи он принимал форму двуглавого льва Рути[82], «Вчера и Завтра» [11]. Осирис, воскресший человек, ставший богом, также говорит о себе: «Я есть Вчера, Сегодня и Завтра» [12]. Обитает он в «Доме Вечности» или «Доме Тысяч Веков». Помимо солнечного божества древние египтяне персонифицировали бесконечное время отдельным богом Хехом[83], несшим с собой Анкх, символ жизни, в правой руке. Как и в Греции, в Египте змея также была связана со временем, символизируя жизнь и здоровье, и каждый человек находился под покровительством «змеи жизненных сил», даймоном времени и жизни после смерти [13]. Похожий архетипический символизм времени как божества и бесконечного потока жизни может быть найден и в Индии. В Бхагават Гите (3 или 4 в. до н. э) бог Кришна явился Арджуне в одной из своих самых устрашающих форм. Арджуна увидел в нем всех остальных божеств вместе: «Глаз бессчетных зрачками глядел Он, уст бессчетных губами шептал Он, форм невиданных и украшений и оружий бессчетность являл Он»[84]. Великим потоком исчезали они в его пламенеющей пасти, разверстой навстречу им [14]. Затем Вишну сказал: «Знай, я Время, что уничтожает миры, когда приходит их час, и приношу я в них разрушение». Не только Вишну, но также и Шива символизирует в Индии время. Он «представляет энергию вселенной, истекающую в творение и созидающую формы, которые проявляют себя». Одно из имен Шивы — Маха Кала, «Великое Время», или Кала Рудра, «Всепожирающее Время» [15]. Его Шакти или активная энергия появляется в образе Кали, ужасной богини разрушения, которая также означает Время, понимаемая как женская форма Кала, иссиня-черную ночь и смерть. Мистическая философия индуизма воспринимает этот мир как нереальный, ложный; время же в особенности ложно, так как обманывает непросвещенную высшим знанием душу верой в исключительно собственное бытие и реальность внешнего мира. Но на самом деле этот постоянно меняющийся, ежесекундно гибнущий и возрождающийся мир не более чем иллюзия: «Поистине, для того, кто знает так эту упанишаду о Брахмане, [солнце) не восходит и не садится; для того вечно [длится] день»[85]. Этот «вечный день» и есть Бог как таковой. Североамериканское племя индейцев-дэлаверов так описывает явившегося им Бога: «Великий человек, облаченный в день, сияющий ярче всего виденного ранее, день из множества лет, а может и бесконечный в течении своем. Целый мир раскинулся над ним и вся земля и все, что есть на земле, было в Нем» [16]. Хотя в Древнем Китае высшее божество никогда не персонифицировалось, время здесь также выступало в качестве аспекта динамического творческого принципа вселенной. Время, таким образом, относится к мужскому принципу Янь, изображаемому в виде трех прямых линий, а его женская противоположность Инь — в виде трех прерывистых линий — соотносилась с пространством. Оба этих принципа в совокупности манифестировали Дао, тайный закон, управляющий ходом вещей во вселенной. Янь, «Творец, действует в мире незримом Духом и Временем; Инь — воспринимающее начало материи в космосе, подводящее материальные вещи к своему завершению» [17]. Время, следовательно, «является средством воплощения потенциального». Линии, которые символизируют Янь, удвоенные, означают Чень (Небеса) и выражают бесконечное движение небес. Это течение во времени есть образ силы, присущей творческому принципу; оно символизируется драконом и обозначает качество, тогда как воспринимающее означает количество [18]. Как пишет Марсель Гранэ, Инь и Янь — это не статические космические принципы, а чередующиеся друг с другом космические ритмы [19]. Время в Китае никогда не считалось чем-то абстрактным или просто «пустым» промежутком между событиями. Иероглиф «че», обозначающий время, значит, скорее, благоприятные либо неблагоприятные обстоятельства для совершения какого-либо дела. «Время и пространство», говорит Гране, «воспринимались всегда как сочетание возникающее в определенном месте или ситуации» [20], «некий узел одновременных событий. То, что связывало такие события вместе, называлось чин, „длительность“. Прошедшие времена, настоящее время, утро и вечер, сочетаются вместе, чтобы образовать эту длительность… Время, тем не менее, иногда вовсе не имеет длительности, так как исходная точка времени не имеет длительности» [21]. Так как ситуации есть лишь «ростки», они находятся за пределами времени и человек может влиять на них; только тогда, когда они обретают временную протяженность, они становятся фиксированным бытием. Тесные связи времени и космической творческой энергии исходят от божества, упоминаемого в верованиях майя и ацтеков касаемо времени. Наиболее часто используемое в языке майя слово для обозначения времени, кин (kin), отображается знаком, показанным ниже, который означает «солнце» и «день»[86] [22]. Выглядит он как четырехлепестковый цветок, разновидность плюмерии[87]. Линии под ним — это «солнечная борода», «солнечные струны», «солнечные стрелы», и я думаю, что они обозначают жизненную, порождающую энергию солнца. Змея здесь также присутствует: майя поклонялись двуглавой змее, одна голова которой означала жизнь, а другая — смерть [23]. У ацтеков время ассоциировалось с высшим божеством, богом-творцом Омотеотлем, одновременно отцом и матерью всех вещей во вселенной, который называли «зеркалом, озаряющим все творение», Повелителем Пламени и Времени. Бог этот породил четырех остальных богов: алого Тенкатлипока, обитающего на востоке; черного на севере; белого на западе и синего на юге. Этим четырем богам посвящены определенные растения, животные и качественно отличные годы. Посередине же правит бог огня. Четыре Тецкатлипока, в свою очередь, породили все остальное и только через них смогли возникнуть время и пространство. Вообще, идея времени у ацтеков несколько грубовата и прямолинейна. В какой-то период торжествуют восток и позитивные силы, в другой — суровый и аскетичный север; сегодня живем мы счастливо, завтра же, быть может, попадем в полосу неудач. «Возможна ли истина в этом мире?», вопросил однажды мудрец и поэт, «ведь все так похоже на сон». Только лишь после смерти, сказал другой, сможем мы «узреть лицо Его», высшего бога, имя которому Ночь и Ветер «и который является непостижимой тайной» [24]. В противовес этим мифам, в которых Бог сам есть время (и не-время), наша собственная иудео-христианская традиция понимает Бога как находящегося за пределами времени, создавшего время вместе со всей вселенной. После того как Бог разделил воды небесной тверди с водами земными и создал солнце и луну, день и ночь вступили в свои права и время начало свой ход. И хотя мы верим, что материальный мир подчиняется законам и конкретные события способны повторяться, существуют также повторяющиеся чудеса, магические и парапсихологические феномены, проистекающие от непосредственного вмешательства Творца, постоянное драматическое противостояние между Его творением и человеком. Одним из самых радикальных таких событий, полностью разорвавших ход времени, было воплощение Иисуса Христа. Согласно 1 Пет. 3:18[88] Христос умер за наши грехи единожды и навечно (hapax, semel). Поэтому и развитие истории направляется этим однажды свершившимся фактом, который больше не повторится. Памятуя о возвращении Христа, раннехристианские секты ориентировались больше на будущее, нежели на прошлое, ожидая пришествия Христа во всей славе [25]. Точно также иудеи ждут пришествия Мессии в конце времен. С появлением Блаженного Августина христианская традиция восприняла новый аспект идеи времени: мысль о том, что Бог обитает не в только в пространстве вселенной, но и в сокровенных глубинах души человеческой. Поэтому и время, будучи «делом рук» Божьих, обрело психологическую составляющую. Настоящее есть ничто, если не переживается душой; прошлое — это памятный образ души, а будущее существует только в форме наших духовных ожиданий. Но обычное время преходяще и по сути своей бессмысленно, оно исчезает, когда душа воссоединяется с Богом [26]. Позднее я еще затрону частичное возвращение понятия циклического времени в христианской цивилизации; то же, что всегда в ней присутствовало, так это ассоциация времени с идеей прямого вмешательства Творца в творение. Даже для Ньютона еще существовало и абсолютное пространство и абсолютное время, которые были эманациями Бога, хотя в практической физике оба они стали параметрами и время стало возможным измерять с помощью движущихся тел. Такому начинающему зарождаться делению «божественного времени» на время измеримое сопутствовало появление часов, нашего самого привычного инструмента для отсчета времени [27].
Изначальная идея времени как бесконечного потока лежит в основе тех приборов для измерения времени, которые работают на основе движения или течения чего-либо — жидкости в водяных часах и ртути в ртутных — или песка [в песочных]. Клепсидру, то есть водяные часы, по разным данным изобрели либо халдеи либо египтяне. Принцип их работы был очень прост: вода вытекала из верхнего сосуда в нижний, на который были нанесены метки (на самом деле, здесь допустили ошибку, поскольку, когда давление в верхнем сосуде падало, вода текла гораздо медленнее). В классической античности клепсидры получили очень широкое распространение. Около 100 г. до н. э. они даже были установлены на рынке в Афинах как официальные городские «часы». Также в Афинах и Риме такие часы стояли в залах суда, чтобы измерять время и ограничивать выступления. В период Средневековья водяные часы также повсеместно использовались и в Европе и в Азии. Песочные часы, в основе которых лежала аналогичная идея времени как потока, были еще менее точными и впервые появились в четырнадцатом веке. Другим символом космической энергии, в дополнение к воде, был огонь, как мы уже видели в многочисленных божественных образах, описанных выше. Поэтому огонь также использовали для того, чтобы измерять время. Араб Аль-Язари (Al-Yazari) в трактате, датированном примерно 1206 г. н. э. описывает световые часы, а именно свечу, которая горела тринадцать часов подряд. Внутри нее на разных уровнях расположены были шарики. Каждый час шарик падал, активируя маленькую механическую фигурку, которая обрезала фитиль. Первыми же, кто стал пользоваться огнем для измерения времени, были китайцы. Они рассыпали легковоспламеняющийся порох дорожкой в виде кругового лабиринта и поджигали его с одного конца, так что он напоминал медленно горящий бикфордов шнур. Некие общие пожелания типа «двойной удачи» или «долгой жизни» часто выкладывались в центре, и тут же подвешивались на нитках небольшие камешки: когда нить сгорала, камешек падал и будил спящего. Все эти системы, отмерявшие время песком, водой, горящим порохом подразумевали, что время по сути своей линейно и, в частности, в классической западной физике время изображается линией с тремя параметрами евклидова пространства, применимых к любым событиям. Альберт Эйнштейн пересмотрел этот взгляд, заявив, что временные обозначения с точки зрения наблюдателя всегда будут относительными. Только из-за того, что скорость света столь велика — 186 000 миль в секунду[89], мы можем не учитывать этот фактор в практической макрофизической реальности; однако, как только наблюдатель также начинает двигаться с высокой скоростью, временной интервал между самим событием и его непосредственным наблюдением создает проблему установления последовательности событий. Например, два события, которые одному человеку кажутся произошедшими одновременно, другие посчитают разделенными, пусть даже секундами. В физике высоких энергий, где мы имеем дело со взаимоотношениями между атомными частицами, которые движутся практически со скоростью света, время полностью относительно. Вообще можно сказать, что идея времени-пространства как некой координирующей и объективной системы значительно утеряла свою ценность и находится под вопросом. Ее можно использовать не более чем как инструмент, служащий наблюдателю для описания реальности [28]. Далее Эйнштейн показал, что требование признать законы природы действующими одинаково во всех системах координат, то есть для любого наблюдателя в любом положении, может быть удовлетворено в описании электромагнитного феномена, только если все временные и пространственные особенности признать относительными. Каждое изменение системы координат влечет за собой смешение времени и пространства математически определенным способом. Таким образом, ясно, что время и пространство неразрывно связаны и образуют четырехмерный континуум, названный блок-вселенной Минковски-Эйнштейна. Прозрение Эйнштейна является в каком-то смысле возвращением, математически точным и на более высоком уровне, к верованиям ацтеков и их Тецкатлипока, обозначающим четыре стороны пространства. Фритьоф Капра[90] цитирует Сутру Аватамсака буддизма махаяны [29], где утверждается, что в состоянии просветленного растворения граница между разумом и телом, субъектом и объектом исчезает, обнаруживая тесную связь одного объекта с другим, связь не только пространственную, но и временную: «Чистый опыт показывает нам, что нет пространства без времени и нет времени без пространства, так как они взаимопроникающи». Эйнштейн своей теорией относительности сделал значительный шаг вперед, сам, возможно, не осознавая связи ее с древним понятием о времени как потоке внутренних и внешних событий, облаченным теперь в сухой язык формул. Сила притяжения также включается в пару «время-пространство», внося в нее некоторую кривизну из-за гравитационных полей тяжелых тел [30]. В изогнутом времени-пространстве эта кривизна влияет не только на геометрию пространства, но также на продолжительность временных интервалов: «Время не течет с такой же скоростью, как в „плоскостном времени — пространстве“, и точно также, как кривизна изменяется периодически в зависимости от движения тяжелых тел, аналогично себя ведет и временной поток» [31]. Блок-вселенная в трехмерном приближении. Любопытным совпадением выглядит тот факт, что одновременно с тем, как физики открыли относительность времени, Юнг пришел к тому же выводу, исследуя человеческое бессознательное. Он убедительно показал, что в сновидениях время теряет свою непреложность и понятия «до» и «после» лишаются всякого смысла. Если же мы продвинемся еще глубже, на уровень архетипов, время, возможно, исчезнет вообще. Человек всегда догадывался об этом факте, иллюстрируя его многочисленными историями о том, как некто попадает к феям, в рай, в царство смерти или к каким-нибудь гномам либо иным чудесным существам; возвращаясь затем в свой мир, человек думает, что провел там всего пару часов или ночь, но обнаруживает, что все его современники мертвы, деревня давно истлела, и слышит лишь расплывчатые россказни о единственном выжившем, который исчез сотни лет назад. Рип ван Винкль[91] Вашингтона Ирвинга[92] — замечательный образчик таких историй. Всякий раз, затрагивая глубокий, архетипический уровень Психэ, мы чувствуем, будто сталкиваемся с бесконечностью. Имеем ли мы связь с вечностью и бесконечностью либо нет? Юнг указывает на колоссальную значимость этого вопроса для нашей жизни. «Когда же мы понимаем и чувствуем, что уже здесь, в этой жизни, присутствует бесконечность, желания и помыслы наши меняются. В итоге расчет принимается лишь то, что существенно, что мы воплотили, а если этого нет, жизнь прошла впустую»[93] [32]. Самое, на мой взгляд, впечатляющее приложение эйнштейновского концепта времени-пространства обнаруживается в астрофизике, так как астрономы и астрофизики работают со столь огромными расстояниями, что даже свету требуется некоторое время, чтобы преодолеть путь от наблюдаемого объекта к наблюдателю. Именно поэтому астроном никогда не видит объект таким, какой он есть сейчас, а только таким, каким он был раньше. Даже с нашими новейшими телескопами мы можем наблюдать за галактиками, исчезнувшими на самом деле миллионы лет назад. Мы наблюдаем за звездами, звездными скоплениями на всех стадиях их развития, но, так сказать, в прошлом [33]. То же самое относится и к силе притяжения. Поскольку галактики и звезды обладают колоссальной массой, искривление времени-пространства приобретает здесь очень важное значение, проявляя себя в так называемом гравитационном коллапсе массивных тел[94] — тем, что происходит в черных дырах. Благодаря взаимному притяжению собственных частиц, которое увеличивается по мере того, как расстояние между частицами сокращается, звезда обретает все большую плотность и время-пространство все более искривляются, и в итоге даже свету не удается вырваться оттуда. Вокруг звезды формируется «горизонт событий», непроницаемый для наблюдения и любых сигналов — таким образом, звезда оказывается отстоящей от нас во времени. Мне кажется, что нечто подобное мы испытываем, переживая опыт смерти. Когда 6 июня 1961 года Юнг умер, моей пациентке, которая не была с ним знакома, приснился сон: Она на поляне в солнечный день, вокруг много людей и среди них сам Юнг, он одет в странный костюм: спереди зеленый, а сзади черный. Еще там была черная стена с вырезанной дырой, точно по контурам фигуры Юнга. Он ступил в эту дыру и исчез, осталась только черная стена, однако пациентка знала, что он по-прежнему среди них, хотя и невидим. Она взглянула на себя и увидела, что одета в точно такое же черно-зеленое платье. Умирая, мы можем лишь ступить за «горизонт событий» живых людей, продолжая свое существование в ином, недоступном человеческому глазу состоянии. Циклическое и линейное время. Два аспекта, касающиеся примордиальной архетипической идеи времени: необратимо линейный характер времени и его циклический аспект, мы затронули выше в примерах взятых из мифологии. Последний, преобладающий в большинстве примитивных цивилизаций, базируется, скорее всего, на наблюдении за движением небесных тел и повторяющихся сезонных изменений. Река Океанос и пожирающий свой хвост змей Зодиака демонстрируют эту идею. Кроноса-Хроноса часто непосредственно называли «круглым элементом» и «подателем мер». Макробий пишет: «Поскольку время есть устойчивая мера, оно происходит от обращения небес. Здесь начинает свой ход время и здесь же, по легенде, был рожден Кронос, что есть Хронос. Этот Кронос-Сатурн есть творец времени» [34]. В Индии полностью преобладало циклическое представление о времени. Первичной единицей времени была юга или век (1080000 лет). Полный цикл или махаюга состоял из четырех таких юг, число четыре означало тотальность и совершенство [35]. Первая юга каждого цикла была чем-то вроде Золотого Века и каждая последующая юга была хуже предыдущей, пока все творение не подходило к итоговому «великому растворению» и весь процесс не начинался снова. Названия юг были взяты от броска костей. Одна махаюга или великий год состояла из 12 000 «божественных лет», включавших в себя 360 обычных лет — всего 4 320 000 лет. Тысяча махаюг составляет кальпу, равную по продолжительности одному дню Брахмы. Здесь время представляется космическим ритмом, последовательным уничтожением и новым сотворением вселенной. Для человека этот циклический аспект времени в негативном смысле означает сансару, вечно вращающееся колесо перерождений, жизни и смерти. Только просветленный йог или буддист, постигший Брахмана или Сознание Будды в себе как «ослепительную вспышку истины», в этой жизни может освободиться от необходимости перерождения [36]. Такой человек становится выше любых оппозиций и память его растворяется в божественном [37]. Мирча Элиаде[95] убедительно показал, что у многих цивилизаций существуют мифы о Вечном Возвращении, весьма незначительно отличающиеся друг от друга. Идея состоит в том, что в какой-то (вневременной) момент творения, который он называет illud tempus («то время»), начинают проявляться архетипические модели вещей и всех человеческих поступков [38]. Как бы там ни было, земные воплощения этих архетипов демонстрируют тенденцию к распадению. Повторяя мифы о творении и разыгрывая соответствующие ритуалы, человек тем самым заново вводил архетипические модели в свою жизнь. Аналогично этому на Пасху празднуется не только воскресение Христа, но и тотальное обновление всего творения (39]. В христианстве идея illud tempus приобрела отчасти внутренний смысл: рай или Царствие Небесное находится в нас самих и достичь мы его можем, когда захотим того, с помощью метанойи[96]: фундаментального изменения отношения к миру [40]. Китайцы также знали об изначальном (primordial) времени (illud tempus), когда культурный герой устанавливал модели поведения и уклад жизни. Время они понимали и в циклическом и в линейном аспектах. В основании китайской идеи времени, как это показано в И-Цзин, Книге Перемен, лежат две круглые временные мандалы. Одна называлась «Порядок Первых Небес» или «Изначальный Порядок» и представляла собой круг, состоящий из восьми Куас (Kuas), базовых принципов бытия. Янь, Порождающее или Небеса (Ch’ien), располагался на юге; Инь, Принимающее или Земля (K’un) — на севере. Вся последовательность выглядела так, как показано на рис. выше. Эта система была вневременной, хотя и не лишенной движения. В «Изначальном Порядке» силы всегда действовали как пары противоположностей. Гром пробуждает прошлогодние семена. Ветер-противоположность его, растапливает лед, дождь омывает семена, солнце согревает их своим теплом. Потому и говорят: «Вода и огонь не борются друг с другом… Уход же за посевами сдерживает взаимное расширение…. Противоположность ее — Радость, приносит радость урожая. В итоге… Творение, демонстрирующее великий закон Бытия, и Восприимчивое начало, воплощенное убежищем материнского лона, куда все возвращается, завершая круг жизни» [41]. Противоположности, таким образом, не конфликтуя, дополняют друг друга, создавая необходимый баланс. Этот «Изначальный Порядок» соотносился с арифметической мандалой Хо-Ту (Ho-t’ou): Движение повторяется внутри этого порядка. Согласно китайской традиции, Король Вэн (King Wen) и Герцог Чжоу (Duke of Chou), находясь в заключении у тирана Чу Сипа (ок. 1150 г. до н. э.) открыли новую временную мандалу, названную «Последними Небесами» или «Внутренним Мировым Порядком», Ин Ит Ли (In it Li, Огонь) располагался на юге вместо Ch’ien (Небес), K’an (Вода) — на севере вместо K’un (Принимающего начала). Триграммы больше не группировались в пары оппозиций, но изображались во временной прогрессии, в которой они проявляли себя в нашем мире через годичные циклы. Все это демонстрирует «божественное вмешательство в природу». «Первые Небеса» означают Продолжительность, «Последние» — движение, но и те и другие цикличны по своей форме. «Последние Небеса» также ассоциируются с числовой мандалой, так называемой Ло-Шу (Lo-shou, узором реки Ло), включающей в себя базовую числовую схему вселенной. Это магический квадрат, в котором все колонки, ряды и диагонали чисел в сумме дают 15. Такой квадрат считался в Китае базовой моделью вселенной, в соответствии с которой организуется музыка, архитектура, и даже составляется меню. Конечно, у китайцев была также астрологическая система времени, которое напоминает нашу собственную традицию [43], Однако, ее солнечный Зодиак содержит фигуры животных отличные от нашего; кроме того, наши знаки ежемесячные, тогда как у китайцев используются ежегодные символы. Календари майя и ацтеков обнаруживают поразительное сходство с китайскими астрологическими системами. Майя не только считали время высшим божеством, солнечным богом, но и каждый год, месяц, день и даже час соотносили с определенным числом, которое было одновременно и богом. То же касается и ацтеков, которые также имели в своем распоряжении временную мандалу. Хотя время и существовало в потенциальной форме с начала проявленного Бытия, как принцип, связанный с высшим Божеством Времени, в полной мере оно смогло проявиться только после сотворения четырех Тецкатлипока. После периода равновесия, аналогичного балансу оппозиций в китайском «Порядке Первых Небес», каждый из этих Тецкатлипока захотел стать солнцем. Таким путем пришли в мир борьба и перемены, что впоследствии привело к линейному воззрению на время, которое разворачивается в пяти последовательных зонах или Солнцах. Солнце «4 Тигра» длится 676 лет, после чего людей пожирают оцелоты и солнце гаснет. Затем начинается Солнце «4 Ветра», которое заканчивается тем, что все уносит ветер, а люди превращаются в обезьян. После этого начинается эпоха Солнца «4 Огня», в итоге все полыхает пламенем и люди становятся индейками. И наконец наступает наша эпоха, Солнце «4 Движения», в которой главенствуют голод и землетрясения, «и придет после этого конец всему», как гласит Legenda de los Soles [44].
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!