Пятнадцать лет назад одноклассница сестры покончила с собой. Выпила флакон снотворного и, сидя в ванне, разрезала ножом запястье. Когда родные обнаружили ее, она уже умерла, а вода в ванне стала темно-красной. Об этом случае даже написали в газетах. Сестра говорила, что вся школа была в шоке. Я знал ту девочку. Она дружила с моей сестрой и два раза приходила к нам домой. Сестра говорила, что она хорошо училась и была прекрасной спортсменкой. Все у нее было нормально, кроме одного: ее бросил парень и ушел к другой девчонке. – Наверное, это больно, – сказала мне сестра. – Я тоже так думаю. Ведь нужно сильно порезать руку, чтобы умереть от потери крови, да и смерть медленная. Требуется большое мужество для такого самоубийства. – Что касается меня, то я предпочел бы прыгнуть с высокого здания. Впрочем, я никогда не планировал это делать. – Я говорю не об этом. Я имела в виду боль в ее душе. – Сестра щелкнула пальцами. – Беда в том, что, когда болит душа, ты не видишь рану. Но она там есть. Реальная. Мне стало не по себе от ее серьезного тона. Почему она так понимала ту девочку? – Эй, у тебя подавленное состояние. Она совершенно проигнорировала меня и продолжила говорить: – Скорее всего, она хотела выразить свою боль. Пыталась сообщить о своих чувствах. Она нуждалась в помощи, но этого никто не замечал. А потом было уже слишком поздно. – Ты говоришь так, словно тоже нуждаешься в помощи. – Заткнись. – Она толкнула меня в плечо. К моему облегчению, у нее это прошло, и она снова стала прежней. Тогда мне, мальчишке, был не совсем ясен смысл того, что она говорила. Я взял стакан из рук госпожи Катоу и поставил его на стол. Оставив ее одну, вернулся к себе в комнату, сел на кровать и попытался преодолеть свой дискомфорт, но не смог. Даже на работе я думал о госпоже Катоу и ее левом запястье. Ее кожа была такая тонкая, почти прозрачная. И те шрамы… О чем она думала? Что стало причиной их появления? Вот почему она отказывалась говорить? Зная профессию господина Катоу и его среду общения, я предположил, что он скрывал состояние жены от общественности ради соблюдения приличий. Возможно, поэтому его жена была заперта дома и не получала медицинской помощи. Мне было больно думать об этом. Неужели она менее важна, чем его карьера? Я надеялся, что кто-нибудь увидит ее боль, прежде чем она хлынет через край. Прозвенел звонок, и я встал. Первый урок закончился. – На сегодня все, – сказал я, прежде чем произнести обычные завершающие слова. – Пожалуйста, положите на стол ваши листки с ответами и ничего не оставляйте в аудитории. Увидимся на следующем занятии, не забудьте хорошенько подготовиться. Привыкшие к этому ритуалу, учащиеся собрали свои учебные принадлежности, схватили сумки и потянулись к столу, отдавая листки. Некоторые кивали мне, уходя из класса. Вскоре осталась только одна ученица. Семь Звезд подошла ко мне и положила свой листок на остальные. – Мой отец хотел бы пригласить вас в наш дом в это воскресенье, – небрежно сообщила она. – Твой отец? – переспросил я, застигнутый врасплох таким приглашением. – Почему? – Откуда я знаю? – Она пожала плечами. Я посмотрел на нее, и она дерзко прищурилась, словно бросала мне вызов. – Я свободен утром, – сказал я. – Какой у вас адрес? Она ахнула, вероятно, не ожидая, что я так легко приму приглашение. Но через секунду к ней вернулась ее холодная надменность. – Вы сами знаете где, – ответила Семь Звезд. – Каждое утро вы пробегаете мимо нашего дома. Я выдавил из себя смешок. – Так ты видела меня? И все же у меня длинный маршрут, так что уточни. – Мы живем в одном из двухэтажных домов на той стороне долины. У нас номер двадцать три. Глава 13 Дни жвачки В то воскресенье я постарался одеться прилично: бежевый свитер поверх белой рубашки, брюки цвета хаки и коричневые кожаные лоферы. Господину Катоу я сообщил, что у меня на утренний час назначена встреча и я не смогу купить ланч для его жены. Он ничего не ответил, только коротко кивнул. Я вышел из дома и направился по своему обычному маршруту. Приблизившись к долине, я не стал спускаться вниз по дороге, а свернул к жилой застройке. Все дома там выглядели одинаково. Белые стены, высокие окна, гаражи и ухоженные сады. Без номеров на золотых табличках их было бы сложно отличить друг от друга. Я нашел дом номер двадцать три, нажал на кнопку звонка и подождал. Дверь открылась, появился мужчина в очках. Лет пятидесяти с лишним. Вероятно, это был отец Семи Звезд, но в его мягких чертах лица и широко поставленных глазах я не уловил никакого сходства с моей ученицей. Мы смотрели друг на друга. Молча. В какой-то момент мне показалось, что при виде меня он вытаращил глаза. Я выдержал его взгляд, но, сам того не желая, застыл и не мог пошевелиться. – Вы – господин Ишида? – сказал он наконец, слабо улыбаясь. – Я – Накадзима, отец Рио. Спасибо, что пришли. Я опустил голову. Возможно, у меня просто разыгралось воображение. – Рад познакомиться. – Заходите и чувствуйте себя как дома. Я снял с ног лоферы и вошел. Дом был небольшой, но уютный. Мебели тоже немного, но она была приятная глазу. Высокий деревянный стеллаж отделял гостиную от прихожей, лестницы на второй этаж и двери на кухню. – Присаживайтесь, господин Ишида. Я последовал его приглашению, ища взглядом Семь Звезд. Ее нигде не было видно. Я уселся поудобнее и стал ждать, когда господин Накадзима заговорит. Он покачал головой и вздохнул. – Я слышал о том, что случилось в магазине. Один из офицеров полиции – мой друг, и он увидел имя Рио в ежедневном списке рапортов о происшествиях. Сначала я не поверил этому. Как моя дочь могла что-то украсть? Ей всего семнадцать, и я даю ей достаточно карманных денег. Но, когда я спросил у нее, она ничего не отрицала. Так вот почему он пригласил меня. – Они отпустили ее после словесного предупреждения, поскольку не смогли поймать на месте преступления. К счастью, мой друг занимает здесь довольно высокий пост, и он убедил своих коллег не хранить в отделении персональные данные Рио. Тем не менее, – он поклонился мне, – спасибо, что вы помогли моей дочери. Я ваш должник. – Что вы, не стоит благодарности, – ответил я, испытывая неловкость. – Я решил, что так будет правильно, ведь я ее учитель. – В этом мой родительский просчет. Она у меня одна, и я слишком ее баловал. Теперь я буду с ней строже. Я придержал свое мнение при себе, зная, какая сильная воля у этой девочки. Никакие строгие окрики родителей не заставят ее вести себя правильно. – Вы завтракали, господин Ишида? – Я собирался купить сэндвич, – ответил я. – Позвольте мне приготовить для вас несколько сэндвичей. – Пожалуйста, не утруждайте себя, – нерешительно пробормотал я. – Тут нет никаких проблем. Я все равно должен приготовить завтрак для нас с Рио, – сказал он. – У меня есть цыпленок и тунец. Что вы предпочитаете? Он был настроен решительно, и я согласился. – Мне все равно. – Тогда я сделаю и то и другое. А что вы будете пить? Кофе? Чай? – Пожалуйста, кофе, без сахара. – Понял. Он ушел на кухню, оставив меня одного. Я праздно огляделся по сторонам. На одной стене висели фотографии; я насчитал двадцать пять. Напечатанные размером восемь на десять, в черных деревянных рамках, в основном фотографии женщин, но также несколько снимков блюд, модных аксессуаров и электронных гаджетов. Я догадался, что фотографом был сам господин Накадзима, но его работы не поразили меня мастерством. Я услышал звяканье, потом шум кофемолки. Господин Накадзима вернулся с подносом сэндвичей и двумя чашками кофе. – Лонг блэк, – сказал он, аккуратно ставя передо мной чашку. Я поблагодарил его и сделал глоток. Вкус был насыщенный. Как хорошо было выпить чашку свежезаваренного кофе после недель растворимого. Господин Накадзима взял сэндвич первым, и я последовал его примеру. Он нарезал их небольшими, ровными кусочками и закрепил зубочистками. – Вы фотограф? – спросил я. – Почему вы так решили? – улыбнулся он. – Из-за тех снимков? – Угу.