– Есть, сэр, – отчеканил Уиллис и вышел из кабинета. – Так, а теперь рассмотрим другую версию, – продолжил лейтенант. – Что, если мы имеем дело с Глухим? Боже мой, как бы мне хотелось, чтобы это был не он. Надеюсь, что это все-таки Ла-Бреска с Калуччи и этой светловолосой кралей, которая прошлым вечером увела Ла-Бреску прямо у тебя из-под носа, Мейер… – Так точно, сэр. – Я поговорил с начальником полиции, с заместителем мэра и самим мэром. Мы приняли следующее решение. О выплате пятидесяти тысяч долларов не может быть и речи. План такой. Мы попытаемся задержать любого, кто заберет жестяную коробку. Возможно, на этот раз у нас в руках окажется ниточка, которая приведет нас к убийце. Кроме того, мы должны выделить охрану Скэнлону. На этом пока все. Значит, так: двоим поручаю установить наблюдение за скамейкой. Остальные займитесь приманкой. Чтобы сегодня же у меня здесь сидел подозреваемый! Будем его допрашивать, пока не посинеет! А чтобы он вдруг не начал орать о своих правах, заранее позаботьтесь об адвокате. Чтобы сегодня же взяли след! Вам все ясно?! – Так точно, сэр, – ответил Мейер. – Так точно, сэр, – эхом повторил Клинг. – Уверены, что можете установить наблюдение за скамейкой, приготовить приманку и при этом не обгадиться, как во время слежки? – Уверены, сэр, все сделаем как надо. – Тогда принимайтесь за дело! С пустыми руками можете не возвращаться. – Есть, сэр, – дуэтом сказали Мейер и Клинг. С этими словами оба детектива вышли из кабинета. – Так, теперь с тобой. – Бернс повернулся к Хоузу. – Что думаешь насчет наркоманки, которая была в комнате убийцы? – Думаю, он специально позвал ее к себе, – промолвил Коттон. – Хотел быть на сто процентов уверен, что она обдолбается и будет в отключке, когда ему придет время стрелять. – В жизни не слышал подобного бреда, – фыркнул Бернс. – Выметайся отсюда к чертовой матери! Помоги Мейеру с Клингом, свяжись с больницей, узнай, как там Карелла, устрой еще одну засаду на тех двух подонков, что его отделали, короче, займись уже чем-нибудь, ради бога! – Есть, сэр, – ответил Хоуз и вышел из кабинета. Энди Паркер, разбуженный глухими голосами детективов, получивших выволочку, отер рукой лицо, высморкался и произнес: – Маляры просили передать вам привет. Они все сделали и ушли. – Слава богу, – вздохнул Мейер. – Кстати, тебе звонили из прокуратуры, – добавил Энди. – Кто именно? – Ролли Шабрие. – Когда? – вскинулся Мейер. – Кажись, с полчаса назад. – Почему меня не позвал? – По-твоему, мне надо было вломиться в кабинет к лейтенанту во время летучки? – изумился Паркер. – Нет уж, спасибо. – Я ждал этого звонка, – промолвил Мейер и поспешно набрал номер Шабрие. – Кабинет мистера Шабрие, – произнес бодрый женский голос на другом конце провода. – Бернис, это Мейер Мейер из восемьдесят седьмого участка. Я тут узнал, что мне звонил Ролли. – Совершенно верно, – согласилась Бернис. – Ты не могла бы меня с ним соединить? – Он уже уехал и сегодня больше не появится. – Что значит «больше не появится»? – удивился Мейер. – Сейчас только начало одиннадцатого. – Ну… – немного замялась Бернис, – просто никто не любит работать по субботам. * * * Черная жестяная коробка с пухлой «куклой», сооруженной из пятидесяти тысяч клочков газетной бумаги, лежала в Гровер-парке прямо посередине третьей по счету скамейки, стоявшей на дорожке, которая брала начало от Клинтон-стрит. На скамейку ее водрузил детектив Коттон Хоуз. Перед тем как пойти на задание, он натянул на себя термобелье, два свитера, пиджак с брюками и ухогрейки. Хоуз был профессиональным лыжником. Ему доводилось ходить на лыжах, когда максимальная дневная температура не превышала минус двадцати, а минимальная опускалась до минус тридцати пяти. Хоуз помнил, как у него немели от стужи руки и ноги, как он стремительно летел на лыжах вниз по горному склону. Быстрей, быстрей вперед – не потому, что спуск доставлял ему удовольствие, не ради спортивных рекордов, а чтобы быстрее добраться до костра в лагере, прежде чем он превратится в сосульку и разлетится на тысячу льдинок. И все же Хоузу казалось, что он никогда в жизни так не мерз, как сейчас. Работать по субботам само по себе неприятно, а уж когда тебе вдобавок приходится торчать на морозе, от которого кровь стынет в жилах, – так это вообще кошмар. Помимо Хоуза, тем субботним утром мужественно сносили порывы ледяного ветра и лютую стужу следующие люди: 1. Торговец баранками, стоявший у входа в Гровер-парк. 2. Две монахини, перебиравшие четки на второй по счету скамейке. 3. Парочка влюбленных, страстно ласкавшихся в спальном мешке за третьей скамейкой. 4. Слепой, сидевший на четвертой скамейке. Он поглаживал немецкую овчарку-поводыря и кидал крошки голубям. Торговцем баранками был привлеченный к операции детектив Стенли Фолк из восемьдесят восьмого участка, расположенного на другом конце парка. Ему шел пятьдесят девятый год, и он очень гордился своими роскошными седыми усами с подкрученными вверх кончиками. Из-за этих усов он был известен чуть ли не каждой собаке в районе, и потому его редко использовали в операциях вроде этой. С другой стороны, усы вселяли ужас в представителей преступного мира – совсем как характерная бело-зеленая раскраска патрульных машин. Фолк не обрадовался, когда узнал, что его в такую погоду собираются привлечь к операции восемьдесят седьмого участка. На задание он оделся потеплее, натянув несколько свитеров, а поверх них – черную вязаную шерстяную кофту и белый фартук. Фолк стоял возле тележки со штырями, на которые были нанизаны баранки. В ее крышку был вделан передатчик. Перебиравшими четки монахинями были детективы Мейер Мейер и Клинг. Вместо молитв они шепотом поносили Бернса, устроившего им выволочку в присутствии Хоуза и Уиллиса. В результате Мейер и Клинг чувствовали себя последними кретинами и были готовы провалиться под землю от стыда. – Дурацкое какое-то ощущение, – прошептал Мейер. – В смысле? – не понял Клинг. – Нарядили не пойми во что, словно на вечеринку трансвеститов, – отозвался Мейер. Что касается страстной парочки, то претендентов на роль влюбленного оказалось двое, и в результате Хоузу с Уиллисом пришлось кидать жребий. Дело в том, что изображать партнершу поручили работнице полиции Эйлин Бёрк, с которой Уиллис много лет назад расследовал одно ограбление. Рыжеволосая, зеленоглазая, длинноногая Эйлин являлась обладательницей роскошной фигуры и груди. Да, она была гораздо выше Уиллиса, который едва дотягивал до метра семидесяти двух, из-за чего чуть не получил от ворот поворот, когда подал документы на работу в полицию. Впрочем, разница в росте Уиллиса нисколько не смущала – его всегда тянуло к высоким девушкам, и те отвечали ему взаимностью. – Нам по сюжету надо целоваться, – сказал он Эйлин и прижал ее к себе в тепле спального мешка. – У меня сейчас губы начнут трескаться, – ответила она. – Они у тебя шикарные, – искренне произнес Уиллис. – Мы на задании, – напомнила Эйлин. – Угу. – Руки с моей задницы убрал! – грозно промолвила Бёрк. – Ах, это, оказывается, задница? – удивился Уиллис. – Слушай… – начала она. – Да слышу, слышу, – оборвал ее детектив. – Кто-то идет. Давай, целуй меня скорее. Бёрк послушалась. Уиллис поглядывал одним глазом на скамейку. Мимо прошла гувернантка, катившая перед собой детскую коляску. Как только можно гулять с маленьким ребенком в такую погоду, когда кажется, что наступил новый ледниковый период! Уиллис продолжал целовать детектива второго разряда Эйлин Бёрк. – Фафыца на пфла, – попыталась произнести Эйлин. – М-м? Эйлин отстранилась от Уиллиса и, переведя дыхание, повторила: – Я сказала: кажется, она прошла. – Это еще что? – неожиданно спросил Уиллис. – Не пугайся, guapo[8], это всего-навсего мой пистолет, – ответила Эйлин и рассмеялась. – Да на дорожке! Слушай! Они прислушались. К скамейке кто-то шел.