– Народ? – удивился Живко. – Это вы про кого говорите? Про ваших сотрудников, которых привезли на площадь на автобусах? Они, конечно же, не поймут, а вот простые горожане будут на моей стороне. – Это мы еще посмотрим, – сквозь зубы процедил Лотенко. – Анатолий Борисович, если вы такой народный трибун, то почему демонтаж памятника затеяли ночью, по-воровски? – с легкой, едва уловимой насмешкой в голосе обратился к нему Живко. – Что, при свете дня совесть не позволит центр города уродовать? Не вами этот памятник установлен, не вам его и сносить! – Полковник, кто идет против народа, тот недостоин носить милицейскую форму. – Это не вам решать, – нисколько не испугавшись угрозы, спокойно ответил Живко. – Завтра же вас с позором выгонят из органов! – заявил Лотенко. – Ну что же. – Василий Кириллович усмехнулся. – Если завтра меня отправят в отставку, то я выйду на площадь уже как простой гражданин и все равно не позволю вам крушить памятники! Диспут между Лотенко и Живко зашел в тупик. Бизнесмен ждал от американцев отмашку. Мол, мероприятие закончено, можно расходиться. Василий Кириллович не знал, к каким еще убеждениям надо прибегнуть, чтобы разогнать несанкционированный митинг. Пока полковник и Лотенко молча смотрели друг другу в глаза, к ним подскочил корреспондент Ковпаков, такой же пронырливый и подленький, как шакал Табаки из сказок Киплинга про Маугли. – Дорогие телезрители! – забубнил он в микрофон. – Сегодня вы видите полковника Живко в милицейской форме в последний раз. Завтра этот известный сталинист будет изгнан из органов внутренних дел. На первый выстрел никто не обратил внимания. Живко слышал, как у него за спиной что-то резко хлопнуло, но оборачиваться не стал. Лотенко был поглощен своими мыслями. Бизнесмены вокруг него сверлили милицейского начальника мрачными взглядами, Ковпаков безотрывно наговаривал репортаж. Не успело эхо выстрела отразиться от здания профсоюзов, как директор банка Мякоткин, стоявший рядом с Лотенко, всплеснул руками, повалился назад и чуть не подмял под себя тщедушного, болезненного Трещилова. – Ты что, Сергей Иванович, делаешь! Что с тобой? – закричал тот, склонился к банкиру, лежащему на земле, и тут же отпрянул. Лицо Мякоткина было обезображено, вместо правой глазницы зияла дыра, в глубине которой пенился кровью бледно-розовый мозг. Первым понял суть происходящего Альберт, телохранитель Лотенко. Он мгновенно сопоставил звук выстрела и окровавленное тело на асфальте и закричал: – Снайперы с крыши бьют! Спасайся кто может! Парень первым побежал в сторону обкома партии. В группе бизнесменов, сплотившихся вокруг Лотенко, началось хаотичное движение. Кто-то стал выбираться из центра наружу, а кто-то, наоборот, захотел посмотреть на убитого. – Какие еще снайперы? – спросил Лотенко, но ответа не дождался. Второй выстрел прозвучал отчетливо и громко. Ответом ему был вопль американского оператора Джона Флейка, снимавшего площадь с пятого этажа здания профсоюзов. Он выронил видеокамеру, схватился за голову и закричал так, что у людей пошел мороз по коже. Крики американца перевода не требовали. Он вопил на международном языке боли. «Арес! – припомнил радиопередачу Живко. – Фобос и Деймос. Страх и ужас. Война началась. Только кто с кем воюет?» События на площади разворачивались по канонам древнегреческих трагедий. Первым на сцену вышел Арес. Не видимый никем, он занял позицию на верхнем этаже нового корпуса облисполкома и произвел первый выстрел. Не успел Мякоткин, пораженный пулей, упасть на землю, как над площадью прошелся Фобос. Страх, пока еще не осознанный, овладел умами бизнесменов и массовки. Со вторым выстрелом в дело вступил Деймос. С его появлением толпу охватила паника. В ужасе люди бросились врассыпную с площади, и каждый из них успел подумать: «В кого будет следующий выстрел? В меня?! Сколько у снайпера осталось патронов? Три или пять? Боже, спаси мою душу грешную, дай за угол забежать!» Под вопли Джона Флейка бизнесмены, сплоченной толпой стоявшие рядом с Лотенко, побежали в разные стороны, словно тараканы, застигнутые на кухне человеком с тапкой в руке. Подсчитывая в уме количество патронов в винтовке снайпера, некоторые мужчины бежали зигзагом, надеясь сбить прицел у невидимого стрелка. Другие, наоборот, неслись по прямой, надеясь за счет скорости как можно быстрее скрыться в спасительной тени здания профсоюзов. Ковпаков, увлекшийся репортажем, не успел отреагировать на второй выстрел и был сбит с ног. Сперва на него налетел Трещилов, следом – тучный мужчина из банка «Восток». Под крики и стоны у подножия памятника Ленину образовалась куча, на верху которой барахтался молодой мужчина в джинсовой куртке. Ему первому удалось выбраться из клубка тел. Прихрамывая на одну ногу, он сделал несколько шагов к постаменту памятника, споткнулся, упал, встал на четвереньки и последние метры преодолел в этой самой позиции. Анатолий Лотенко, сбитый с толку воплями и бегством соратников, несколько секунд тупо рассматривал труп Мякоткина, пытаясь понять, что же произошло. В тот миг, когда его коснулось дыхание Деймоса, он ощутил дикий ужас от всего происходящего, передернулся всем телом и побежал к памятнику. Лотенко в два прыжка достиг спасительного постамента и спрятался за ним, прижался спиной к ледяному граниту. Не прошло и пяти минут после первого выстрела, как площадь опустела. На ней остались Живко, Сергей Козодоев, вытолкнутый толпой в первые ряды, и Сара Блант с оператором. – Сара, уходим! – умоляюще застонал оператор. – Стой на месте, трусливый слизняк! – приказала женщина. – Это мой лучший репортаж в этом году. Если ты испортишь мне картинку, то, клянусь здоровьем моих детей, я тебе яйца вырву! Прислушавшись к иностранной речи, полковник обратил внимание, что корреспондентка несколько раз со злостью произнесла слово «фак»! «Если это ругательство, то она матерится как русский мужик, нечаянно разбивший бутылку водки на крыльце гастронома», – подумал Живко. Сергей Козодоев стоял перед полковником Живко и ничего не видел. Фобос и Деймос еще утром поселились в нем и сейчас нашептывали: «Чувствуешь жжение в паху? Это бактерии твою плоть разъедают. Скоро ты станешь импотентом! Ха-ха-ха! Сережа, переквалифицируйся в гомика! Бабы тебе уже ни к чему». Из прострации Козодоева вывела Сара. – Сергей, вы меня слышите? – спросила корреспондентка. – Как вы оцениваете происходящее? Кто, по-вашему, виновен в смерти мирных граждан? – Кто виновен? – переспросил Козодоев. – Он! – Сергей ткнул рукой в полковника. – Почему вы так считаете? – осведомилась Сара, подталкивая его к действию. Но Козодоев уже не слышал ее. В невысоком немолодом офицере милиции он вдруг увидел виновника всех своих бед. – Что, доволен? – истерично выкрикнул в лицо полковнику Сергей. – Кровью нашей хочешь все залить? – Он разразился длинной матерной тирадой, адресованной лично Живко. Тот не ответил молодому нахалу. Он с какой-то грустью рассматривал Сергея, словно сожалел о том, что тот вообще родился на свет. От молчания, показавшегося Козодоеву презрительным, внутри его все вскипело и перемешалось. Тут было и отчаяние человека, пару часов назад диагностировавшего у себя несколько венерических заболеваний, и ненависть к отцу, решившему бросить его в России без гроша в кармане, и синяк, над которым, наверное, усмехался надменный полковник. – Продолжайте! – подзадоривая Козодоева, попросила Сара. Сергей посмотрел на нее, потом в объектив кинокамеры, резко выдохнул, рванул куртку на груди и завопил: – Стреляй в грудь коммуниста, сволочь! Стреляй, гад! Всех нас не перестреляешь! – Какой же ты коммунист? – с удивлением проговорил Живко. – Ты же сюда пришел памятник Ленину убирать, а теперь одежду на себе рвешь и орешь как припадочный. Ты, парень, псих, а не коммунист. – Полковник посмотрел на Сару, усмехнулся и продолжил: – Ты обычный американский холуй, лакей и лизоблюд. Что замолчал, не знаешь, как возразить? Ты, дружок, не молчи. Видишь, дамочка нервничает? Она от тебя правильных слов ждет. Продолжай, мы послушаем. – Браво, полковник! – восхитилась Сара. – Сейчас вы похожи на Клинта Иствуда. Ваша выдержка выше всяких похвал! Снайперы, кровь, пули, а вы стоите, невозмутимый и гордый. – Ах ты, крыса американская! – Сергей задохнулся от гнева. – Предательница! Чтоб ты, тварь, сдохла, где стоишь! Козодоев сжал кулаки и хотел наброситься на корреспондентку, но краем глаза заметил очень крупного человека в милицейской форме, неспешно идущего через площадь. Резиновая палка-дубинка «ПР-73» в его руках выглядела как тонкий прутик. Подойдя к Живко, милиционер остановился и спросил: – Василий Кириллович, какого черта этот гражданин вопит на всю улицу как недорезанный? Хочет нас перед иностранцами опозорить? – Судя по синяку под глазом, он уже где-то опозорился. – Знатный бланш, ничего не скажешь! – согласился этот здоровяк со словами полковника. – Гражданин, документы при себе есть? Этот простой вопрос окончательно вывел Козодоева из себя. Он обозвал полковника и его коллегу ублюдками и убежал с площади. Через несколько минут Козодоев взял в гараже служебную «Волгу» и помчался к кафе «Встреча» искать проститутку, наградившую его похабной болезнью. Сара Блант даже не заметила исчезновения Сергея. Все ее внимание было приковано к колоритному мужчине. – Кто вы, человек-гора? – выказывая неподдельное восхищение, спросила корреспондентка. – Я командир взвода патрульно-постовой службы лейтенант милиции Шалаев, – ответил атлет. – У вас, гражданочка, документы при себе есть? – Какие документы могут быть у слабой женщины? – сказала американка и улыбнулась. – Тогда… – протянул Шалаев. – Лейтенант, – томно прошептала Сара, – если вы хотите меня арестовать, то я согласна. В вашем сопровождении я готова поехать в любую тюрьму, даже в сибирскую ссылку. Шалаев от такого откровенного предложения смутился. – Мы и так в Сибири, – пробормотал он. На поясе у корреспондентки зашипела рация. Она отошла в сторону, переговорила по-английски с режиссером и руководителем проекта, вернулась и сказала: – Господа, через пару минут я буду к вашим услугам, а пока извините – работа! – Корреспондентка повернулась к памятнику спиной, сделала серьезное лицо, подала оператору условный знак и продолжила репортаж: – Мирный митинг, организованный группой демократически настроенных бизнесменов, закончился кровавым побоищем. Властям еще предстоит узнать, по чьему приказу действовали неизвестные снайперы и где они достали оружие. А пока я хочу напомнить вам слова Томаса Джефферсона: «Древо свободы и демократии лучше всего поливать кровью патриотов». Не знаю, много ли крови видел он, наш третий президент, а с меня на сегодня ее достаточно. – Она вышла из кадра. Оператор подошел к трупу Мякоткина, снял его с разных ракурсов, выключил видеокамеру. Пока он завершал съемку, Сара времени даром не теряла: