Каждый раз, возвращаясь домой, Никита Вельяминов испытывал нешуточное беспокойство. После памятного происшествия он усилил охрану, поменял сторожей и посулил холопам, что спустит с них три шкуры, если они станут покрывать своевольство Алены. Похоже, принятые меры принесли свои плоды, и все же окольничий серьезно беспокоился. Впрочем, сестра в последнее время вела себя вполне благонравно, не давая поводов для претензий. Спешившись, окольничий придирчиво осмотрел двор. Все было чисто, караульные ели его глазами, и, так и не найдя к чему придраться, он вошел в дом. Алена встретила его поклоном и тут же поднесла ковш с квасом. Брат с удовольствием выпил и, решив, что все в порядке, улыбнулся сестре. – Все ли ладно? – примирительно спросил он. – Слава богу, – отвечала она, также улыбнувшись. – Вот и хорошо, – почти успокоился Никита, – чем занималась? – Приданое шила, – почти проворковала Алена, мгновенно насторожив брата. – Али надумала?.. – удивленно спросил он, припомнив о сватовстве Буйносова. – А чего тут думать… смотр-то скоро будет? – Какой еще смотр? – А то ты не ведаешь! – Да откуда же ты все знаешь? – изумился окольничий. – Ведь я не велел никого пускать… – Слухами земля полнится, – загадочно отвечала сестра. – Вздорные то слухи! – Так чего ты тогда взъярился? – Ничего! Только попомни, даже если смотр и случится, тебе на нем не бывать! – Посмотрим. – Да что же это такое! Слышишь меня – в своем дому я хозяин! – Слышу, братец, а только против судьбы не пойдешь. – Господи, да что же вы, Евины дочери, такие вздорные! Ежели что втемяшится, так никаким колом не выбьешь… – То ли еще будет, братец… вот сам когда женишься, тогда и хлебнешь с шила патоки. – Спасибо, успокоила, – засмеялся Никита, потом, оборвав смех, серьезно спросил: – Сестрица моя милая, а с чего ты взяла, что он тебя выберет? Ведь если смотр случится, со всей Руси девиц привезут, молодых да пригожих, в шелках да бархате и узорочье богатом… – А я – самая красивая. – Эва как! И других красавиц, значит, нет? – Отчего же не быть – есть, а только выберет он меня! – Да почему ты так решила? – Это не я решила, а он. Только еще не знает об этом. – Тьфу!.. Перед тем как выступить в поход на Смоленск, королевич Владислав решил дать пышный бал и пригласил на него всю здешнюю шляхту. Это вызвало немалое воодушевление среди местного панства, и приглашенные рекой потекли в столицу. Всякому ведь лестно оказаться на таком празднике, хотя не каждый мог это себе позволить. Те кто побогаче, надевали роскошные кунтуши и садились на великолепных лошадей, а приехав, сорили деньгами, стараясь пустить собравшимся пыль в глаза. У других и одежда и кони были попроще, но гонору они имели ничуть не меньше. Третьи и вовсе шли пешком, надеясь хоть издали посмотреть на чужое великолепие. Отдельную категорию составляли шляхтичи, имевшие дочерей. Тут уж никому не интересно, приносят ли пенензы твои маетки, или ты от нищеты уже заложил жидам дедовскую саблю. Уж если Господь наградил тебя дочкой, так будь любезен, одень ее как королевну да найди возок, чтобы с удобством довез ее до замка, и пусть все видят, какая красавица у тебя выросла. Может, приглянется какому знатному да богатому пану, да и выскочит за него замуж, освободив небогатых родителей от обузы. Правда, надо смотреть в оба, ибо вместо достойного жениха может оказаться какой-нибудь голодранец с пустыми карманами, да и еще, чего доброго, вскружит юной паненке голову. Тут уж точно греха не оберешься, когда твоя кровиночка окажется с большим животом, а жениха уж и след простыл. Поэтому родители на балах ноздрями мух не ловят, а бдительно следят за своими дочерями. Да и как тут не следить, когда перед глазами постоянно мелькают совсем потерявшие стыд Карнковские… Хотя нельзя не признать, что красавица панна Агнешка если и потеряла свою репутацию, то не без прибыли для своего престарелого отца. Теодор Даждбог Карнковский, благодаря протекции королевича, получил немалое староство и сумел поправить свои дела. Так что отцы семейств хоть и воротили от него нос, но иной раз задумывались – а может, дело того стоило?.. Что же касается самой Агнешки, то ослепленная любовью панна не обращала на пересуды никакого внимания и просто блистала, затмевая своей красотой и нарядами самых знатных и богатых девиц в Литве. Вот и сегодня, пока они танцевали с Владиславом, за ними следило множество глаз, и если бы не устроенный затем перерыв, недоброжелатели своими взглядами непременно прожгли бы в панне Карнковской дыру. Как это часто бывало в промежутке между танцами, вокруг королевича тут же собрались его приближенные и принялись вышучивать собравшихся, не переходя, впрочем, известной черты. – Обратите внимание на эту парочку, мой принц, – шепнул на ухо Владиславу Казановский. – Вы говорите об этом скромно одетом шляхтиче с весьма красивой пани? – переспросил королевич и тут же вскрикнул, удостоившись щипка от своей возлюбленной. – О боже, неужели ты ревнуешь, Агнешка? – Вот еще, – сверкнула глазами фаворитка, – у вашего высочества совсем плохо со зрением, ибо эта «красавица» по крайней мере вдвое старше меня! – Ну уж не настолько, – осклабился пан Адам, – пани Марыся, конечно, чуть старше вас, но никак не вдвое. – Ты ее знаешь? – А как же, и ее и мужа – пана Якуба Храповицкого. – Подожди, так это тот самый… – Да-да, это тот самый Храповицкий, которого «мекленбургский дьявол» отпустил из плена без всякого выкупа. – И отчего же такое благоволение? – Вот уж не знаю. – Перестань, Адам, ни за что не поверю, что ты ничего не знаешь! – Ну, есть один слушок… – помялся, набивая себе цену, Казановский. – Не томи, негодник, что за слушок? – Говорят, что герцог с давних пор влюблен в его жену и потому был снисходителен. Но умоляю вас, не вздумайте даже обмолвиться об этом. Двум шляхтичам эта история уже стоила жизни, ибо пан Якуб весьма искусен в сабельном бое. – Ты думаешь, в этой истории есть хоть капля правды? – Не знаю, но когда Радзивилы захотели выкупить бедолагу Кшиштофа, у них ничего не вышло, а ведь у этой семейки водятся денежки. – Да уж; ты не представишь их? – Да ведь вы знакомы с Храповицким – он был со своей хоругвью в Смоленске, когда ваш отец готовил прошлый поход на Москву. Помните, тогда еще порох взорвался и унес с собой этого чертова фон Кирхера… – Да, помню, – помрачнел Владислав, которому было неприятно это воспоминание, – но все же пригласи их. Казановский, не чинясь, тут же поднялся и уже через минуту подвел чету Храповицких к королевичу, после чего те обменялись приветствиями в самых изысканных выражениях. – Внимание вашего королевского высочества весьма лестно для нас, – поклонился пан Якуб. – А мне весьма лестно, что столь известный своим воинским искусством шляхтич присоединится к моей армии, – любезно отозвался тот. – Увы, я лишен такой завидной возможности, – отозвался Храповицкий. – Отчего же? – Как вам, вероятно, известно, я был в плену у русского царя. Условия, на которых он отпустил меня, совершенно исключают возможность присоединиться к походу. – Он взял с вас клятву не воевать против него? – Вовсе нет, он попросил меня не участвовать в походах против него, – с грустной улыбкой отвечал пан Якуб, сделав ударение на слове «попросил». – Если же его войска пересекут границы Речи Посполитой, я в своем праве. – Никогда не слышал о подобных условиях освобождения, – нахмурился королевич. Храповицкий собрался было что-то ответить ему, но пани Марыся мягко остановила супруга и обратилась к Владиславу сама: – Нынешний русский царь – человек весьма необычный, и не все его действия бывают понятны окружающим, однако он человек чести и никогда бы не потребовал от моего мужа чего-то недостойного. – Вас послушать, так он просто цвет рыцарства! – громко воскликнула Агнешка, которую весь этот разговор с самого начала раздражал. – Я знал много достойных рыцарей, – отвечал пан Якуб, не глядя на фаворитку королевича, – но ни одного, кто бы мог с ним сравниться! – А почему вы называете герцога Иоганна Альбрехта русским царем, – спохватился Владислав, – ведь единственный законный царь Московии – это я? В голосе королевича зазвенел металл, и взгляд сделался острым, как будто он целился из пистолета, однако Храповицкий не успел ему ответить, потому что к королевичу подошел личный посланник богемского короля граф Хотек в сопровождении двух офицеров. – Какой превосходный бал, ваше королевское высочество, – учтиво произнес он, сопроводив свои слова изящным поклоном. – Благодарю вас, граф. – Но он, разумеется, не сможет задержать начало кампании? У нас не так уж много времени. – Никоим образом, все уже подготовлено, и мы выступаем через три дня, – отвечал ему королевич, чувствуя себя школьником, попавшимся на том, что не выучил урок. В какой-то мере так оно и было, ведь именно посланник привез ему деньги для ведения войны и бдительно следил, чтобы они расходовались по назначению. – О, это весьма приятные известия!