– Кто там тебе написывает? Любовница? – Снежана прижалась ко мне и склонила голову мне на плечо. – Я еще заревную. Ты же знаешь, какая я собственница, мальчик мой. Мне кажется, я в тебя влюбилась. – Перекрестись. Сунул сотовый в карман. – Погуляй пока здесь, я в сортир. – Хочешь с тобой пойду? Приласкаю…ммм? – Или подержишь, чтоб попал? – Фу! Ты пошлый! – Та ладно. Тебе нравится. Посмотрел на Зарецкого, который уже что-то жрал с тарелки и запивал бокалом с пивом. Хряк вонючий. Расхаживает в доме отца… живет здесь и лапает все своими вонючими руками. Оскверняет каждый угол. Сволота. Найду документы и лично его уберу, пусть и сяду за это лет на сто. Насрать. Я мразь завалю все равно. Пошел за Оксаной. Чувствую, как от злости трясет всего, и челюсти трещат. К туалету подошел и несколько раз сильно постучал. – Открывай, Оксана! Открой, бл*, или я сейчас вынесу дверь! Открыла. Перепуганная, я ее внутрь толкнул и захлопнул нас внутри туалета на ключ. – Что это, мать твою? Что ты здесь делаешь? Это из-за него к детям не приехала? Отвечай! – Работаю! – огрызнулась и отшатнулась от меня подальше. Как от прокаженного или какого-то больного. Но я ее за руку и к себе. Потерпит меня. Ничего с ней не случится. – Кем работаешь? Что ты для него делаешь, м? – Отпусти! Какая тебе разница? Я теперь свободная и ты…ты со своей пришел. Перестань меня допрашивать! Иди туда и развлекайся! Если бы я там развлекался, если бы…Как ты! А вслух прорычал, сдавливая ее запястье. – Быстро чтоб убралась отсюда. Это не тот человек, у которого ты можешь работать. Это страшная мерзкая тварь, и тебе нечего с ним делать! – Я и только я решаю, что и где мне делать! Не смей приказывать! Ты мне теперь никто! – Ни хера! Я буду решать! Сейчас развернёшься и уедешь отсюда, поняла?! С какой злостью смотрит на меня, с ненавистью… и я вспоминаю, как когда-то вот так. Черт, как много у нас дежавю. «Хотела пройти мимо, но я преградил ей дорогу, выставив руку вперед, и уперся ею в косяк двери, возле ее головы. – Даже не поздороваешься? – Здравствуй. Можно я пройду? – Нельзя. – Нам не о чем говорить – А мне кажется, есть о чем. Значит, со мной тебя тошнило, а вот с этим ботаником все нормально? Не тянет блевануть? Меня очень потянуло, когда я тебя с ним увидел… Ее щеки вспыхнули. Как же охрененно она краснеет. – Нет, не тянет. Хотела удрать, но я удержал ее за плечо. – Почему? Потому что он твоего возраста? Я сейчас зубы ему выбью, может, тогда стошнит? Ты с ним спишь? Хочешь, я сам его об этом спрошу? – Убери руку, я хочу пройти. Я не намерена отвечать на твои наглые вопросы» – С чего бы это? Я работаю. Я теперь разведенная, и пособия от тебя не получаю. – Тебе нужны деньги? Я дам. Говори сколько. Сейчас переведу! – Мне твои подачки не нужны! Замахнулся и влепил кулак в стену возле ее лица. – Ты с ним спишь? Да или нет? Отвечай! Да, бл*дь, или нет? – Не твое дело! Какого хрена она сейчас такая красивая? Какого бл*дского хера блестят так глаза, и губы такие, и кожа матовая, нежная, и волосы с ума сводят. Так и пахнут яблоком. Много лет назад я ее возле этого туалета… и сам поплыл, член, как каменный стоит, штаны оттопыривает. – Уходи отсюда, я сказал! Быстро! – Ты мне не указ. Я работаю и работу свою закончу. – Как работаешь? В постели этого урода? – В отличие от тебя, мне необязательно трахать все, что движется! Сучка! Ударила… и я схватил ее за горло, толкнул назад. – Ты трахаешь все, что моложе тебя, да? Трахаешь мальчиков на работе! Влюбляешься направо и налево. Какое у тебя… сердце-проститутка. Сколько любовей туда вмещается? А жирного как всунешь? По частям? Или растянется? А может, ты используешь смазку, а, Оксана? – Замолчи! – шипит мне в лицо. – Когда-нибудь ты пожалеешь обо всем, что говоришь мне! – Это угроза? – Нет… это правда. – Какая правда? Какой правды я еще не знаю? Что может быть отвратительней того, что я вижу сейчас? Впилась в мою руку сжимающую ее горло. – Ты знаешь только то, что видишь. Вот и знай себе дальше! Тебя ведь твой вариант всецело устраивает! – Мой вариант? А есть другой? Как же она близко и как же она пахнет чем-то запретно сладостным, чем-то невыносимо запредельно дурманящим. Я ведусь, я плыву, меня просто расплющивает рядом с ней, и мою волю крошит, как пенопласт. – Ты…ты его, правда, любила, Оксана? Не знаю, зачем спросил, а сам наклонился и нюхаю ее лицо, ее кожу, ее волосы у виска. И стонать хочется от удовольствия. – Кого? – Того…покойника своего…любила? В глаза ей смотрю, в омуты эти зеленые, в мои персональные озера смерти, в которых тонет все: самоуважение, гордость, ненависть, презрение. Я вижу, как сам полыхаю на дне ее глаз. – Любила. Выдохнула и очарование пропало. Исчезло вместе с ядовитыми словами. – Могла бы солгать. – Зачем? Ты же так хотел услышать правду! Оттолкнула меня и дёрнула ручку двери, а я ее животом в нее вдавил. – Какая же ты тварь! Тебя дети ждали… я ждал. А ты, бл*, работала. С этим ублюдком. За деньги. – Отпусти меня! – Отпущу. Сейчас. Две минуты! Послушаешь меня, и отпущу! – Отпусти, Руслан!