Легкий фрегат «Искатель», разведывательного класса, летел на скорости, превышавшей все дозволенные нормативы, никем не управляемый и не способный свернуть в сторону или маневрировать. И прямо перед ним простиралось открытое и свободное пространство, давно расчищенное от всевозможного дрейфующего мусора тысячами корабельных прыжков, только пустота и простор, где остерегаться надо лишь других кораблей, что могли выйти из прыжка на данном участке. Работающие в форсированном режиме двигатели оставляли яркий инверсионный след сгорающего воздуха и разгоняя корабль все быстрее и быстрее, делая его похожим на торпеду, неумолимо летящую вперед. Фрегат двигался так быстро, что сканеры успели его засечь в самый последний момент, когда он практически вошел в портовую зону, уже находясь в слепой зоны основных автоматических защитных орудий, ворвавшись в царившую здесь суету. Небольшие воздушные суда, вроде сервисных шлюпок, орбитальных лихтеров, траспортников и причальных экспрессов не были препятствием для разогнанного до скорости снаряда корабля, просто вспыхивая и сгорая в переведенных на максимальную мощность носовых щитах. Некоторых относило в сторону инерцией движения столь крупного судно, и они, вращаясь и теряя управление, сталкивались друг с другом или врезались в неподвижные орбитальные станции и дрейфующие причалы, вызывая только еще больший хаос и беспорядок. Фрегат же прошелся вдоль правого борта стоявшего на приколе фрегата «Меркив», принадлежащего клану пиратов Черного Меча, сминая его дефлекторные щиты, выдвижные антенны и палубные настройки, серьезно повредив две носовые башни, зацепив их щитами и практически полностью своротив дула орудий. Мгновенная закипевшая плазма в орудийных отсеках детонировала с мощностью хорошей бомбы, разорвав в клочья толстые кожухи, закрывавшие разгонные кольца и вырвавшись в относительно свободное внутреннее пространство башен. Там плазма, быстро переходя в газообразное состояние, взорвалась во второй раз, разрывая многометровые броневые пластины как тонкие щепки. Меньше, чем за секунду после столкновения нос «Меркива» оказался охвачен бушующим голубым плазменным огнем. А фрегат уже летел дальше, на полной скорости врезавшись в кормовые надстройки другого крейсера, «Менлай Лоннау», принадлежащего младшему сыну герцога Харисского, лишенного наследства и отправившегося в вольное странствие, быстро приобретя славу жестокого и циничного корсара, не стеснявшегося никакими средствами для достижения собственных целей. Незаконнорожденный сын стоял на мостике своего корабля, командуя выходом из сухого дока, когда моментально закрывший все обзорные экраны нос фрегата, сминая так и не поднятые толком дефлекторы, проломил одну из кормовых башен. Не замедлившись от моментально образовавшегося на месте башни взрыва, дальше снес большую часть кормовых конструкций вместе с капитанским мостиком, буквально размазав его по толстому бронированию. Охваченный пламенем, «Менлай Лоннау», уже никем и ничем не управляемый, пролетел дальше, ударившись в борт стоящего на другой стороне дока линкор «Кизиас», основную ударную силу собираемой здесь эскадры, бронированным носом проломив бортовое бронирование. Двигаясь дальше, подгоняемый работающими двигателями, проникая все глубже и глубже, круша переборки, внутренние помещения и межуровневые перекрытия. Охваченный пламенем нос фрегата зацепил системы охлаждения орудийных башен, и в ту же секунду десятки тонн жидкого азота, разом вылившиеся из разорванных труб, залили ближайшие помещения. Несколько десятков человек погибли очень странной смертью в этом огненном аду, моментально замерзнув насмерть. А фрегат летел все дальше вперед, от столкновения потеряв часть носовых щитов и сам охваченный огнем, превратившийся уже в болид, который ничем нельзя было остановить. На полной скорости влетев в ремонтный док, фрегат практически сразу снес большую часть жилого сектора, превратив небольшие квартирки рабочих и зону отдыха для матросов и членов экипажа в сплошную мешанину металла, охваченную огнем. Из-за удара отклонившись от курса, фрегатбуквально переломил стоявший на профилактическом ремонте дредноут «Хассель», к его несчастью, со снятым бронированием, и раскаленный нос врезавшегося в него судна разорвал шпангоуты и каркас как тонкие ниточки, разбив корпус корабля пополам. Реактор «Хасселя», задетый уларом, потерял часть внешней защиты и ядерное топливо из разбитых емкостей смешалось, достигнув критической массы, и следом раздался взрыв, превосходивший все виденное ранее, общей мощностью не менее трех мегатонн, разорвавший на куски весь ремонтный док и обрушивший на стоявшие у причалов корабли наемников и пиратов настоящий дождь из обломков и охваченных пламенем кусков обшивки. Сам фрегат, уже превратившийся в раскаленную болванку, потерявший носовые щиты и остатки еще имевшегося носового бронирования, врезался в причал, проломив его и, как пуля, пробив борт второго линкора эскадры. Гордость флота Гельского феода, один из старейших и мощнейших кораблей всего Рейнсвальда, стоявший здесь для того, чтобы возглавить будущее выступление на назначенную цель. Двенадцатикилометровая громадина линкора задрожала от мощного удара во всех своих частях, когда фрегат, круша броню и переборки, наконец-то окончательно развалился на части, и в этот же миг взорвался его собственный реактор, достигнув критической стадии. Этот взрыв с корнем вырвал одну из башен линкора, отправив вместе с ней в полет большую часть бронирования и каркаса бортовой части корабля. Снова содрогнувшись во всех своих частях, линкор «Лорд Нарриав» разломился. Его носовая часть, больше чем не удерживаемая, рухнула на находившийся внизу корвет, смяв его как тонкую бумагу. Казалось, агония линкора будет бесконечной, но следом взорвался один из дополнительных реакторов, и ударной волной кормовую часть отбросила назад, на и так изуродованный причал, где корабль и остановился, задержанный многочисленными ребрами жесткости и каркасными опорами. На все произошедшее не потребовалось и нескольких секунд, так быстро все произошло, в реальном времени превратившись в череду ярких взрывов, потрясших всю эту часть Самрийской верфи, где находилась эскадра Вассария, уже почти готовая к своему завоевательному походу. Над Самрией на несколько минут расцвело настоящее солнце, от света которого люди закрывались руками и хватались за глаза, крича от боли из-за опаленной сетчатки. А потом на портовую зону обрушился целый дождь обломков самых разных размеров, пробивавших защитные купола и стены. Еще не отгремели последние взрывы, продолжавшие рвать на части и так изуродованную секцию порта, как еще действующие сканеры и уцелевшие орудия орбитальной защиты засекли появление в ближайшей точке выхода из прыжка целой эскадры, сразу строившейся в боевое положение. В первой линии располагались корветы, разбитые на пять небольших групп, во второй находились фрегаты, усиленные тяжелыми крейсерами, а за ними, разрывая пространство в вихрях защитного поля, один за другим вышли в реальность три десятикилометровых линкора. На ходу выравнивая строй, корабли двинулись к верфи, наводя орудия на уцелевшие корабли эскадры. Без каких-либо определяющих знаков и сигналов, с закрашенной или сбитой символикой, только огромные черные черепа на бронированных бортах, где должны были находиться гербы феода, к которому принадлежат. На Самрийских верфях под сигналы тревоги многие вольные корабли спешно покидали свои места, обрывая крепления и оставляя не успевших вернуться из города матросов, быстро уходя в сторону от сражения. Другие ложились в дрейф и начинали готовить орудия и бортовые батареи, наводя их на из ниоткуда взявшегося противника, но опасаясь открывать огонь первыми. Стрелять начали только дальнобойные орудия воздушной обороны верфей, из тех, что еще уцелели после столь неожиданно нанесенного удара и не отключились после произошедшей катастрофы, но одиночные залпы на предельное расстояние не могли причинить серьезного вреда приближающимся кораблям, только вспышки выстрелов указали на местоположение орудий. И уже вскоре, когда эскадра подошла ближе, корветы дали залп торпедами, направленными в первую очередь на окончательное подавление противовоздушной обороны, но часть торпед пошла по уцелевшим кораблям эскадры Вассария, пытавшимся организованно выйти из горящей секции. Многочисленные обломки и остовы горящих кораблей и почти полностью разрушенного дрейфующего причала мешали правильному построению, так что кораблям буквально приходилось выползать из порта, по одному обходя разломанные корпуса и отчаянно маневрируя, чтобы не оказаться одному против целой эскадры. Влетевшие в этот хаос торпеды только еще больше усилили беспорядок. Не успев выпустить перехватчики, и не сумев полностью поднять дефлекторные щиты, корабли пытались увернуться от быстро приближающихся торпед, но возможности для маневра были минимальны. Два крейсера и вовсе столкнулись бортами, ошибившись при перестроении из-за быстро приближающейся торпеды. Фрегат «Квинст», уже успевший выйти и порта, развернул носовые дефлекторы и успел перехватить первые три торпеды, но еще две все же прорвались и угодили в уязвимые кормовые надстройки, тут же расцветая вспышками тактических ядерных зарядов. Еще удерживаясь в полете, «Квинст», чадя разгорающимся пожаром, отвернул в сторону, но, пройдя всего несколько километров, лег в дрейф, пытаясь справиться с огнем, чтобы остановить пожар прежде, чем дойдет до реактора. Эдвард смотрел на Самрийские верфи с таким же чувством, с каким охотник смотрит на маленького детеныша, чью мать только что застрелил. Жалость, быстро исчезавшая под потоком осознания того, что изменить уже ничего нельзя, и грубое, но непоколебимое чувство, что отступать уже некуда и необходимо идти дальше, доводя свою работу до конца. Стоя на капитанском мостике линкора «Трайвера», назначенного флагманом, он видел на мониторах перестроение кораблей противника, в спешном порядке пытавшихся создать что-то вроде единой линии фронта, развернутого к приближающейся эскадре. «Трайвер» принадлежал Карийскому баронату, крупнейший корабль в эскадре, вооруженный сверхтяжелыми орудиями с массускорителями, запускавшими снаряды на скорости в несколько тысяч километров в секунду, пробивающие практически любые щиты и корабельное бронирование насквозь. Раздалась команда офицера, и буквально через пару секунд носовая башня, вооруженная спаренной пушкой, повернулась и дала залп. Человеческий взгляд не успевал проследить за яркими точками снарядов, оставивших в пространстве тонкий след сгоревшего воздуха, в доли секунды прошедшие расстояние в пятнадцать тысяч единиц и поразившие легший в дрейф «Квинст». Бронирование буквально разваливалось на части после первых же попаданий, охваченное плазменным огнем, но корабль еще жил, судорожно выжимая из работающего в аварийном режиме реактора последние толики энергии, удерживаясь в воздухе. – Господин барон? – к нему подошел Де Кастери, – с вами все в порядке? Вы выглядите разочарованным, – спросил он с сомнением, словно опасаясь услышать приказ об отступлении, но заставил только Эдварда вздрогнуть и встрепенуться – Докладывайте, – велел молодой барон, подходя к трехмерному проектору, в реальном времени отображающему ситуацию на поле боя. Многочисленные оранжевые точки отмечали нейтральные суда, красными светились корабли потенциального противника, а зелеными точками указывались союзники, идущие сейчас ровным строем на сближение с скоплением вражеских красных отметок, – первый этап пройден, теперь сближение… – Так точно, – кивнул Де Кастери, – брандер сыграл свою роль, оказавшись даже эффективнее, чем мы предполагали первоначально. Времени на перегруппировку у них уже не осталось, так что, скорее всего, бой будет идти против отдельных групп и кораблей противника, – он отмечал указкой места возможных столкновений, – мы постараемся действовать максимально быстро и эффективно, прежде чем подойдет возможное подкрепление со стороны Вассария. Нанесем максимально возможный урон, после чего снова отступим в гиперпространство, не оставив после себя никаких следов. – Кроме разоренного порта, – протянул Эдвард, – постарайтесь выманить их на открытое пространство, – приказал он, указывая на вражеские корабли, все еще находящиеся в смятении и бессистемно разлетаясь из разрушенных доков, – нам не нужны лишние разгромы верфей… Есть атаковать сейчас, большая часть портовой зоны окажется под огнем… разрушения будут колоссальными… – Господин, мы можем их перебить так и не выпустив из порта, – запротестовал Де Кастери, – да, конечно, будут дополнительные разрушения причалов и доков, но данный подход гораздо эффективнее, нежели втягивание в артиллерийские дуэли в кораблями противника в открытом пространстве, – он попытался добавить еще что-то, но барон в данном вопросе был непреклонен. – Капитан, я повторяю, дайте им выйти из порта, после чего займемся их уничтожением, – твердым тоном сказал Эдвард, не приемля никаких возражений, – я не собираюсь окончательно добивать Самрийские верфи только из-за того, что таким образом мы потратим меньше снарядов. И главное, наша цель корабли, а не сами верфи, или вы опасаетесь, что мы не сможем с ними расправиться в честном бою? – одарив своего офицера жестким взглядом, указал на голограммное изображение, где постепенно выстраивалась эскадра противника. – Нет, никак нет, – щелкнул сапогами Де Кастери, – сделаем как будет приказано, – он кивком головы попрощался и спустился с капитанского мостика к связистам, передать новый приказ барона. Еще не совсем понимая, почему противник внезапно сбросил скорость и дал время для подготовки, остатки недавно мощной эскадры воспользовались полученной передышкой, перегруппировавшись и перестроившись в боевой порядок, понеся существенные потери и лишившись почти трети кораблей. Наемники уже не были уверены, что стоит ввязывать в бой с неизвестным противником, потеряв инициативу и вынужденные столкнуться с превосходящими силами. Им обещали разграбление практически беззащитной колонии, для чего необходимо только смять сопротивление небольшой эскадры тристанцев, но про то, чтобы их начнут уничтожать прямо в вольном порту, не было сказано ни слова, а умирать, да еще и за чужие, к ним никак не относящиеся, интересы, никто не горел желанием. Два корвета, видимо, решив не рисковать в столь опасном бою, начали спешно отступать к ближайшей точке прыжка, отколовшись от остального соединения, но, как оказалось, таинственный противник не собирался никого выпускать. Пять вражеских корветов начали преследование, поддерживаемые группами перехватчиков. Юркие и подвижные пятиместные аппараты, несшие пушечное и бомбовое вооружение, прорвавшись сквозь зенитный огонь и атаковав отстающий корабль, нанеся серьезные повреждения основному двигателю и почти уничтожив один из рулевых, из-за чего скорость его резко упала, и меньше, чем через десять оказался в зоне поражения орудий корветов противника. Отчаянно отстреливаясь и пытаясь маневрировать, корвет еще жил несколько минут, прежде чем многочисленные попадания импульсных и плазменных орудий, буквально рвавших его лишенное дефлекторов бронирование, вызвали детонацию реактора и боеприпасов. Наемник исчез во вспышке взрыва, а его товарищ почти успел дойти до того места, где возможен переход в прыжок, но в последний момент получил попадание торпеды, сброшенной с одного из перехватчиков, точно в сопло основного двигателя. Взрыв двигателя практически разорвал кормовую часть корвета, и потерявшее управление судно перешло в дрейф, чуть позже так же оказавшись под перекрестным огнем преследователей. Пока уничтожались убегающие корабли, основные силы втягивались в схватку на расстоянии меньше десять тысяч километров до верфи, для подобных сражений практически минимально допустимое. Наемники, видя судьбу товарищей, решили идти на прорыв, надеясь, что хоть кому-то удастся прорваться сквозь строй вражеских кораблей и успеть уйти в прыжок. Первыми в артиллерийскую дуэль вступили корветы, дав еще один залп из торпедных аппаратов, заставляя идущие навстречу друг другу корабли менять маршруты, маневрировать и сбивать прицелы. Фрегаты и крейсера выпустили отряды штурмовиков и перехватчиков, принявшиеся сбивать летящие к кораблям торпеды, и небо между эскадрами расцвело многочисленными взрывами и длинными очередями из скорострельных пушек и излучателей. Одноместные истребители различных модификаций вступили в яростный и жестокий бой, в котором нельзя было допускать ошибок, и даже малейшая оплошность могла показаться фатальной. Может быть, из-за этого у пилотов этих авиамашин всегда была традиция оставлять свою номерной знак на борту корабля, оставляя либо технику, либо инженеру своей стальной птицы, чтобы потом забрать по возвращении, если оно, конечно, вообще будет. Со стороны такой бой казался быстрым и подвижным танцем, где любое случайное касание или иная ошибка танцующих может закончиться смертью. Истребители двигались на предельно допустимых скоростях, преследуя друг друга, засыпая небо длинными очередями лазерных и импульсных зарядов, пытаясь обмануть противника в мастерстве фигур высшего пилотажа, уходя от преследования или же, наоборот, внезапно появляясь у своего недавнего преследователя на хвосте, чтобы несколько раз выстрелить и, пробив защитные щиты, уничтожить его. Те группы, что прорывались сквозь эту пляску смерти, тут же рвались к вражеским кораблям, стараясь атаковать антенны связи, рулевые двигатели и другие уязвимые точки столь крупной цели. Всего лишь несколько торпед достигло своих целей, сумев прорваться через истребителей и зенитный огонь. Два корвета атакующих получили незначительные повреждения, с другой же стороны, получивший одновременно три попадания из-за ошибок в генерации дефлекторного щита, быстро терял высоту еще один корвет, с охваченными огнем верхними палубами. Вскоре после обмена первыми залпами началась и артиллерийская дуэль. Орудия главного калибра били по противнику, расчерчивая окружающее пространство инверсионными следами снарядов, пролетавшими на огромной скорости только для того, чтобы в следующую секунду взорваться с невероятно яркой вспышкой, соприкоснувшись с дефлекторным щитом корабля-цели. Порой снаряды пробивали щит, постепенно слабеющий из-за новых попаданий, или же рвали на части многометровой толщины броневые слои, выбрасывая в открытое пространство куски сверхпрочного металла размером с аэромобиль. Линкоры и фрегаты, подходя ближе, совершали маневры поворота или уклонений, молотили друг друга залпами орудий бортовых батарей, не столь мощных, как орудия основного калибра, но куда более многочисленных и скорострельных, способных после нескольких полных залпов нанести и более серьезные повреждения, чем попадание сверхтяжелого снаряда. Многочисленные вспышки от попаданий и ответных выстрелов буквально осветили борта противоборствующих кораблей, прорываясь сквозь дефлекторные щиты, не способные выдержать столь массивный обстрел, и постепенно круша бронирование, выводя из строя отдельные орудия и разбивая внешнюю обшивку, от чего в небо тут же устремлялись всполохи пламени. Поврежденные и охваченные огнем отсеки блокировались противовзрывными переборками, и туда тут же направлялись команды дронов и ремонтников, заново восстанавливающих обшивку, накладывающих заплаты и тушившие пожары. От каждого попадания на пульте повреждений загорался очередной тревожный огонек, гаснувший по мере того, как пробоины запечатывались, и восстанавливалось хотя бы временное функционирование отсеков, но гасли они гораздо медленнее, чем появлялись новые. С капитанского мостика линкора весь бой больше напоминал шахматную партию, где не видно фигур противника. Они появляются только тогда, когда до них могут дотянуться твои собственные фигуры, все остальное же исчезает из поля зрения, приходится предугадывать действия противника, предсказывать его маневры и рассчитывать, куда самому следует ударить, чтобы случайно не подставить уязвимое место под удар противника. Эдвард чувствовал, как пот струиться по лбу, но времени не было даже на то, чтобы утереться, слишком много противоречивых данных, слишком много информации о своих и чужих кораблях сыпалось из донесений, приходилось все это выслушивать, анализировать, отметать ненужное и выбирать главное, чтобы использовать в следующую секунду. Вражеский крейсер с поврежденной кормовой башней, оставлявший за собой длинный шлейф плазменного огня, горящего топлива и кислорода, зашел с правого борта, открыв беглый огонь из лазерных излучателей и ракетных установок, обрушившись на дефлекторный щит, и так едва действующий, принявший уже слишком много попаданий и не успевающий восстановиться. «Трайвер» был вынужден сбросить скорость и повернуть вправо, открывая ответный огонь по противнику. Несколько минут оба корабля методично обрабатывали друг друга, после чего снова разошлись, двигаясь по разным орбитам вокруг Самрийской верфи. На линкоре начался пожар на одной из батарей, где выпущенная с крейсера ракета угодила в только подготовленный для стрельбы лазерный излучатель, взорвавшись и вызвавших последовательную детонацию только что подключенных энергетических батарей. К счастью, его получилось быстро локализовать, но теперь за кораблем шел длинный шлейф дыма. – Передайте Старву, чтобы перешел на более высокую орбиту, его корветы нужны, чтобы поддержать Эсселя! – командовал Эдвард, практически не обращая внимания на громогласную артиллерийскую перестрелку и царивший вокруг организованный хаос сообщений, приказаний и отчетов, – и мне нужен «Ирриат», пусть немедленно отходит на правый фланг, иначе мы рискуем упустить этот фрегат… Демон! Какого черта Ирвис делает на левом фланге?! Кто будет затыкать дыру в центре? И пусть уже отзывает свои перехватчики, этот корвет уже никуда не денется, хватит на него тратить боеприпасы, – он оглянулся на Де Кастери, стоявшего чуть выше, рядом с рулевым и корректировавшим курс из-за приближающихся торпед, только что выпущенных в сторону линкора от подошедшего слишком близко корвета. Дав залп, он попытался отступить, но ответный выстрел сразу трех башен основного калибра, пробив его корпус насквозь, вызвал цепную реакцию взрывов, сотрясших корвет от носа до кормы. Разбитый и загоревшийся ярким голубым пламенем от изливавшейся из разбитого реактора плазмы, корвет ушел в дрейф и начал быстро терять высоту. – К нам снова приближается этот крейсер! – и так поврежденный, получивший еще несколько попаданий от второго линкора, корабль с изображением улыбающегося демона на месте герба, вновь заходил на расстояние залпа, сделав крутую петлю по высокой орбите. – Пусть подождет! У нас своих проблем хватает! – отмахнулся Де Кастери, с руганью обрушившись на рулевого, почему-то начавшего переход на более высокую орбиту. Корабли тем временем снова сошлись в артиллерийской дуэли, где почти истощенные дефлекторы практически не играли роли, снаряды пропахивали многослойное бронирование как тонкую жесть, круша внутренние переборки и вызывая все новые и новые вспышки пламени и разгерметизации отсеков. Эдвард видел сканированное изображение крейсера на одном из обзорных мониторов, с разбитой носовой броней и жуткими пробоинами, порой в глубину на несколько палуб. Сам «Трайвер» выглядел примерно так же, если верить панели повреждений, где загорались, гасли и снова загорались все новые и новые иконки, отображавшие пробоины и не отзывающиеся на проверочные сигналы отсеки. Совершенно неожиданно атакующий крейсер взорвался, обдав корпус линкора многочисленными обломками, и на несколько секунд внешние камеры ослепли от мощной вспышки, из-за чего часть экранов побелела на некоторое время. – Мы потеряли «Харзер»! – доложил один из связистов, вскочив со своего места и упомянув один из фрегатов Карийского бароната, присланный Рокфором в качестве поддержки, – Только что доложили! – Демон! – ругнулся Эдвард, – вышлите Ирвиса, пусть размажет того сукиного сына, кто это сделал! Необходимо заткнуть эту дыру как можно быстрее! И, в конце концов, добейте уже этот линкор, пока он не снес еще кого-нибудь! – упомянул про последний сверхтяжелый корабль противника, серьезно поврежденный и уже вставший в дрейф, но продолжавший вести огонь. На его счету уже был один сбитый фрегат, из тех трех тристанских, что вышли в экспедицию на Аверию, маневрировавший и случайно угодивший под прицельный огонь его орудий главного калибра. Шахматная партия постепенно становилась яснее, разваливаясь на отдельные участки, ходы и перестроения. Фигуры словно стали быстрее и лучше, в то время как вражеские быстро сокращались в числе, отступая к уже определенным полям, потеряв инициативу и вынужденные словно действовать по указке, оказываясь именно там, где было лучше всего. В какой-то момент шахматная доска, на которой вместо вырезанных из кости фигурок передвигались огромные боевые корабли, а пустые поля наполняли обломки и остовы, дрейфующие в открытом пространстве, стала совершенно ясной и четкой, противник не мог больше прятать свои ходы, как не мог и реагировать правильно на всю окружающую его ситуацию. Партия завершилась совершенно неожиданно, словно взял еще одну пешку для нового хода, с удивлением замечаешь, что вражеских фигур на доске больше нет, завершающий удар оказался всего лишь одним из череды многих, и только горящие остовы вражеских кораблей напоминали о том, что здесь еще совсем недавно происходило. Операция успешно завершена, план сработал так, как и рассчитывалось, не развалившись от столкновения с реальностью. И пусть было множество всяких сомнений, вопросов и неуверенностей до последнего момента, сейчас они казались уже незначительными, почти полностью растворяясь в свете одержанной победы. Конечно, были и потери, на «Харзере» был младший сын герцога Альского, еще совсем молодой парень, рвавшийся в свой первый в жизни настоящий бой, проходивший здесь стажировку перед отбытием в Королевскую армию, дома. В Альсе его ждала девушка, Эдвард помнил, как он показывал ее фотографию как-то вечером после общего собрания. Да что говорить, на «Харзере» было три с половиной тысячи матросов, солдат и членов экипажа, и почти у каждого девушки или даже семьи, которые теперь уже никогда их не дождутся, и все из-за того, что сам он не смог миром разрешить вопрос с Вассарием. Тристанский барон смотрел на формируемую внешних сканерами трехмерную картинку пространства перед кораблем, высвечивающие многочисленные обломки и куски обшивки, притягиваемые магнитным полем линкора и вращающиеся вокруг его корпуса как небольшие спутники. Любая война, пусть даже самая маленькая и порой состоящая всего лишь из одного сражения, приносила с собой слезы и кровь, отнимая друзей и товарищей. И как бы он ни хотел, ему придется снова и снова вести войска в бой, лишь потому, что он хочет защитить хотя бы то, что ему уже принадлежит. – Приготовьте десантные челноки, – приказал спокойным тоном, не показывая сковавшее грудь напряжение, – начинаем вторую фазу операции. Только теперь бросил взгляд на корабельные часы, показывавшие, что с того момента, как они вышли в реальное пространство, прошло чуть больше одного часа, но казалось, будто целая вечность, растянутая и тягучая, каждое мгновение которой сейчас сияло в голове яркими следами, выжженными в памяти вспышками орудийных залпов. Вторая фаза операции заключалась в окончательной зачистке порта от войск Вассария и уничтожении всех его офицеров. Пусть даже флот разбит, но там внизу, на поверхности острова, было расквартировано несколько полков наемников и регулярных частей его феода, готовые подняться на корабли в любой момент. Их тоже необходимо было уничтожить, чтобы, во-первых, никто не смог рассказать о том, что здесь произошло, а во-вторых, чтобы в следующий раз граф трижды подумал, прежде чем пытаться повторять подобное. Войска на поверхности уже знали, что произошло с эскадрой, как знали и то, что на этом нападающие не остановятся, так что готовились к отчаянной обороне, пытаясь сообщить своему сюзерену о нападении. Может быть, это у них и удастся, перекрывать подпространственную связь у Эдварда не успел, но все же подкреплению требуется время, чтобы прибыть к независимому порту, находившегося на расстоянии нескольких сотен парсеков от Рейнсвальда, и к этому моменту всяческое сопротивление здесь уже должно быть подавлено. С расчетом на максимально быстрый и мощный удар тристанским бароном подготовлены и десантные отряды, состоявшие из проверенных ветеранов и бойцов с тяжелым вооружением. Им уже отдан приказ не трогать гражданское население, как в воздушном бою не тронули вольные и относящиеся к Самрийским верфям корабли, но здесь потери среди мирных жителей наверняка будут, поскольку и обороняющиеся, и атакующие не собирались себя ограничивать в используемых средствах. В этот раз Эдвард не стал лично возглавлять атаку на поверхности, убежденный Де Кастери и теми доводами, что никто не должен видеть барона, вне зависимости от того, во что он будет одет, как и то, что его руководство с орбиты будет гораздо полезнее, нежели несколько удачных выстрелов по противнику из винтовки. Так что, стоя перед голограммным столом, где уже были отмечены основные скопления войск противника, молодой барон с напряжением наблюдал, как спускаются десантные челноки, попадая под зенитный огонь скорострельных орудий и скрытых батарей излучателей ближнего действия. Эту противовоздушную защиту подавить практически невозможно, такие мобильные установки вполне могут перемещаться и развертываться посредством пары человек, благо вес и размеры позволяли подобное. Приходилось надеяться только на бронирование и дефлекторные щиты, да еще на курсовые пулеметы, с помощью которых экипаж мог отвечать прицельным огнем по подобным огневым точкам. Как человек, с детства воспитываемый как командующий войсками, как старший офицер, обязанный подавать пример, Эдвард чувствовал, что сейчас просто обязан быть с теми, кого только что послал прямо на жерла пушек, не способный им помочь никак иначе, кроме как поддержкой штурмовиками и истребителями, прикрывавшими десантные группы. Челноки опускались в порту один за другим, практически с ходу вступая в бой. Войска Вассария бросались в отчаянные контратаки, стремясь уничтожать зоны высадки прежде, чем там успевали укрепиться десантники, но получалось у них это слабо без своей поддержки с воздуха и под постоянными налетами штурмовиков, звенья которых, хоть и понесли потери, но продолжали уверенно контролировать воздушное пространство. Единственным неизвестным моментом здесь все еще оставалось поведение войск самой Самрии, до сих пор не вступившими в бой. Кажется, отцы анклава сообразили, что именно здесь происходит, и вмешиваться в разборки между рейнсвальдскими дворянами не собирались, решив, что лучше пожертвовать частью порта, чем рискнуть всем и выступить на одной из сторон в конфликте, поскольку ответ придется держать в любом случае, вне зависимости от того, кто победит или проиграет. Эдвард не отрывался от голограммного стола, руководя общим планом сражения и отправляя подкрепления тем, кто в этом больше нуждался, или же усиливая группировки десантников, сумевших добиться определенных успехов. С первыми поступавшими докладами и сообщениями ситуация начала проясняться, становясь больше похожей на реальность. Отряды регулярных сил Вассария дрались с жестокостью обреченных, не пытаясь идти на переговоры и совершенно не желая сдаваться, потому их и истребляли до последнего человека, в ход шли даже огнеметы и появившаяся трофейная бронетехника. Кажется, Вассарий действительно замышлял полноценное вторжение, внизу был целый мобилизационный склад, с огромными запасами оружия, армейского снаряжения и тяжелой техники, совершенно новой, без знаков принадлежности и регистрационных номеров, из-за чего являлись отличным трофеями. Наемники же таким же высоким боевым духом не отличались, первоначальные огневые контакты с ними так же характеризовались жестокостью и большими потерями с обеих сторон, все-таки сражаться они умели, но при этом не видели никакого смысла умирать за своего нанимателя. После первых неудачных контратак среди наемников было замечено бегство и дезертирство, как поодиночке, так и целыми группами, покидавшие все равно бессмысленные бои. Многие просто бросали оружие и сдавались, клянясь, что не собирались делать ничего плохого. С появлением первых отчетов о взятых в плен наемниках Эдвард хотел сначала отдать приказ об уничтожении всех солдат противника, без какой-либо разницы, сдавались ли они или нет, но все же передумал. Пленники будут доставлены на корабли, где пройдут психологические проверки и ряд тренингов, после чего вступят в отряды колониального ополчения Аверии, где либо покажут себя хорошими бойцами, готовыми к службе в регулярных войсках, либо погибнут. Либо, что самое плохое, покажут собственную бесполезность и все равно будут уничтожены. Такой вариант понравился даже Де Кастери, согласившегося в таким приказом, что был тут же доведен до солдат. Сдача в плен солдат противника допускалась, в том числе и тяжелораненных, медицинские отсеки вскоре будут забиты битком, судя по поступающим сообщениям, но обратный путь до Аверии был коротким, да и санитарные бригады были готовы к подобному, уже сейчас обустраивая в коридорах дополнительные койки, раскладывая скатки, медицинскую аппаратуру и препараты. Страшно представить, что все это может пригодиться, но Эдвард, уже участвовавший в подобных компаниях, знал, что когда челноки будут подниматься обратно, груженные ранеными и уставшими бойцами, то даже всех этих приготовлений окажется недостаточно. Порт внизу горел. Сломленные, прижатые к стенки и лишенные поддержки, войска Вассария все еще сопротивлялись, цепляясь за последнюю отчаянную и лишенную всякой опоры надежду. Наверное, Эдвард бы и сам так себя вел, окажись в подобной ситуации, сражаясь до последнего патрона в отчаянном желании перебить как можно больше врагов, прежде чем доберутся до него самого, но сейчас находился на другой стороне, методично и хладнокровно уничтожая другим скопления вражеский войск, опорные точки и огневые позиции. Туда, куда войскам не получалось пробиться сразу, направлялись штурмовики, пушечным огнем и бомбовыми ударами подавляя последнее сопротивление, оставляя после себя лишь обгорелые руины, а идущие следом десантные отряды добивали тех, кто еще подавал признаки жизни. При этом же старались избегать ненужных потерь и среди мирного населения, оставляя эвакуационные пути открытыми. Через бреши в охваченных боями кварталах уходили рабочие верфей, их семьи, многочисленные служащие, простые обыватели, зашедшие на портовые улицы с желанием пропустить пару кружек в местном кабаке, и многие другие, о ком нельзя даже точно сказать, что именно делали здесь. Через эти же пути уходила и часть дезертиров, на ходу срывавшая с себя форму и бросавшая одежду. Некоторых ловили патрули, расстреливая на месте, другого отношения к людям, изменившим воинской клятве, и быть не должно, других выдавали сами беженцы, боявшиеся, что репрессии могут применить и к ним, но кое-то все же проскальзывал, уходя от боя. Опасности в них уже никакой не было, от своего бывшего сюзерена будут скрываться едва ли не тщательнее, чем от Эдварда, поскольку их осудят и расстреляют за дезертирство, ни о чем не спрашивая. Пусть уж лучше доживают остаток своих дней на Самрии, в тишине и позоре. Эдвард сильно рисковал, ведь приходилось распылять силы, зачищая квартал за кварталом, дом за домом, в то время как совсем рядом стояла хорошо вооруженная и оснащенная армия Самрийского анклава, а из открытого пространства в любой момент могло подойти вызванное подкрепление Вассария. Де Кастери, стоявший рядом, выглядел гораздо спокойнее, докладывая о происходящем и указывая на возможные варианты развития событий. Адмирал больше напоминал игрока в покер, держащего в руках выигрышную комбинацию и дожидающегося финала. – Господин! К нам приближается одиночный корабль. Не вооружен, посылает запрос на стыковку, – доложил один из связистов, подскочивший со своего места как ужаленный, в то время как внизу, на поверхности Самрии, войска барона добивали последние очаги сопротивления, – какие будут приказания? – Кто это? – Эдвард обернулся на голос, оторвавшись от голографического стола и бросив взгляд на один из основных обзорных экранов, куда уже выводилось изображение небольшого пассажирского транспорта, медленно приближающегося к нависшей над портом эскадре. Корабельные орудия уже взяли его на прицел, но даже по первоначальному сканированию ясно, что никакой угрозы это небольшое пассажирское судно представлять не может, во всяком случае, до того момента, пока не пристыкуется. Ведь внутри может оказаться все, что угодно, от отряда берсеркеров до бомбы планетарной мощности, способной испепелить линкор от носа до кормы. – Есть запрос на видеосвязь, – повернулся связист, – Разрешите подключение? – Включите только голосовой канал, – велел Эдвард, – никакого видео. А так разрешите связь, посмотрим, кто же с нами хочет поговорить… – хотя он был практически уверен, что это самрийцы. Отцы вольного порта вряд ли станут так просто наблюдать за всем происходящим, когда война ведется буквально у них дома, грозя в любой момент обрушиться и на жилые кварталы. – Говорит представитель правительства анклава Самрии Удтар Ди’Отри, – сразу же ожил динамик, когда связист щелкнул переключателем, – Повторяю, говорит представитель анклава Самрии! Мы требуем выхода на связь с командующим эскадрой, совершившей нападение на наши верфи и на находившиеся там корабли! Немедленно ответьте, иначе мы будем вынуждены принимать меры! – Мы можем сбить его прямо сейчас, – сказал Де Кастери, глядя на Эдварда, все еще стоявшего молча и выслушивающего попытки выйти на связь посла Самрии, – одного залпа хватит… – И втянуться в бой с кораблями анклава? – усмехнулся Эдвард, – после только что пережитого боя? Нет, на это нас не хватит. Не с такими силами, – он кивнул связисту, чтобы включил двухсторонний канал, и спокойным тоном ответил, – с вами говорит командующий эскадрой. Я готов выслушать ваши предложения, если, конечно, вам вообще есть, что предложить. – Мы требуем допустить нас на борт и немедленно прекратить эскалацию конфликта на территории Самрийского порта! – ответил посол, чем несколько удивил Эдварда, не ожидавшего подобного резкого тона, как и того, что не было никаких попыток угроз, только прямая констатация своих требований. Возможно, они действительно не представляют, с кем сейчас разговаривают, и значит, что долгие часы, потраченные на маскировку кораблей, не прошли даром, принеся результаты. – Как скажете, готовьтесь к стыковке, – усмехнулся Эдвард и отключил связь, не дав послу сказать больше ни одного слова. Заметив удивленное лицо Де Кастери, пожал плечами, – пусть знают точно, с кем могут вступить в конфликт, если в открытую выступят на стороне этого недоделанного кандидата на престол, – он скривил презрительную усмешку. Такой король Рейнсвальду не нужен, что боится идти в открытую и действует исподтишка, чужими руками, сам оставаясь в относительной безопасности и непричастности к собственным делам. Необходимо уметь брать ответственность, чтобы в тебе признали настоящего короля, а не ряженую куклу, посаженную на трон. – Как скажете, – кивнул Де Кастери, следом приказав рулевому перейти в дрейф и подготовить стыковочный шлюз. Одновременно были подготовлены и абордажные команды, на тот случай, если дипломатическая миссия все же окажется ловушкой. Как и в любом другом случае, тристанский барон решил перестраховаться, несмотря на то, что сам не верил в подобный вариант развития событий. У самрийцев достаточно кораблей, чтобы одолеть их в честном бою, нежели чем рисковать подобным образом, а у остатков еще верных Вассарию сил на подобную операцию уже не хватит. Посла на палубе встретила вооруженная охрана, потребовав сдать все оружие, после чего им завязали глаза и разделили. Оставив всех остальных ждать, самого посла отвели в тюремный блок корабля, оставив в защищенном изоляторе. Не то, чтобы таким образом Эдвард собирался его унизить или каким-то образом напугать, но сам корабль не принадлежал тристанскому баронату, и раз уж решил открыть свою личность послу, то не стоит привлекать сюда и своих союзников, принуждая их вставать перед выбором. Изоляторы абсолютно неотличимы друг от друга даже на самых различных кораблях, одинаковые металлические стены и решетки, иногда дополненные силовыми полями. Там при выключенном освещении посла посадили на стул и сняли с глаз повязку, снова пообещав, что ничего плохого с ним не сделают. – Что все это значит? – возмущенно спросил темноту, уже не зная, как именно следует реагировать на такое поведение. Вероятно, рассчитывал, что статус посла и мощь Самрийской эскадры, находящейся у него за спиной, дают ему право чувствовать себя в безопасности при разговорах с любым человеком, – вы собираетесь меня убить? Это же глупо! – Успокойтесь, господин Удтар Ди’Отри, никто вас не собирается даже пальцем трогать, в этом никакой нужды нет, – Эдвард включил свет и вышел вперед, – в наших интересах, равно как и в ваших, продуктивный диалог, который приведет к согласию, устраивающему обе стороны. Как и то, что ни одному из нас не понравится, если все завершится еще одним воздушным сражением над вашим анклавом, – молодой барон пожал плечами, – и прошу извинить меня за принятые меры предосторожности, но данная операция очень опасна в политическом плане. Так что мы вынуждены применять меры максимальной предосторожности, чтобы не вызвать тех событий, какие не сможем контролировать. – Однако свое лицо вы мне показали, барон Тристана, – усмехнулся самрийский посол, довольный тем, что смог узнать собеседника, – я узнал вас сразу же, как только увидел. И не могу понять, что это значит, то ли то, что вы слишком уверенны в своих силах, то ли то, что вы намного глупее, чем принято вас считать. – Данный жест лишь означает, что мне не нужны осложнения в отношениях с Самрийским анклавом, – не стал выражать никаких эмоций по этому поводу Эдвард, – скорее, я даже надеялся на то, что вы меня узнаете. И, как понимаю, вас сюда прислали с приказом разобраться, что же здесь все происходит. Я сразу вам передам те условия, на которых мы свами разойдемся с миром и без всякого недопонимания с обеих сторон. Во-первых, мы не будем грабить, разрушать или разворовывать те части порта, в каких идут сейчас бои. Во-вторых, дальше тех секторов, где бои уже идут, они распространяться не будут. В-третьих, мы спокойно улетим отсюда, как только будем уверены, что остатки тех наемников Вассария Гельского, что здесь были расквартированы, уничтожены. – Барон, вы совершаете агрессию в отношении независимого и вольного порта, что не может не повлечь за собой последствия, но еще и выставляете новые условия? – посол был то ли удивлен, то ли возмущен таким предложением, определить по его интонации сложно, но он хотя бы был еще настроен на продолжение диалога. – Начнем с того, что Самрийские верфи предоставили рейнсвальдскому феодалу технику, место и, главное, поддержку и соответствующее снаряжение для подготовки экспансии на территорию другого феодала, – решил сыграть на политических формулировках Эдвард, учившийся подобным вещам у его отца, который был не только хорошим тактиком, но и неплохим политиком. Прежний Тристанский барон всегда повторял, что политика это единственная сфера в жизни, где кроме слов ничего не надо, а черное может стать белым, если достаточно долго на этом настаивать. Молодой барон Тристанский понимал, что власти Самрии сейчас нервничают и не знают, как следует поступать при столь опасно сложившихся отношениях со столь сильным и разноплановым партнером, как Рейнсвальд. Так что надо совсем немного, чтобы подтолкнуть их в нужную сторону. – Все действия с нашей стороны не несли никакого агрессивного характера, – посол попытался отойти от этого вопроса в сторону, – снаряжение и обеспечение поставлялись не для эскалации агрессии, а для обеспечения договоренностей сторон согласно тем документам, что были подписаны. Все соответствовало законам рынка и у нас не было даже достоверной информации, для чего именно готовиться эскадра, которую ваши корабли уничтожили с подобной жестокостью… А теперь продолжают уничтожение порта анклава в попытках добить последних выживших… – И все же, – Эдвард не собирался отступать, пока не добьется согласия посла, – верфи обеспечивали и поддерживали эскадру, которая, по нашим сведениям, готовилась для вторжения на территорию, находящуюся под протекторатом моего баронота, что уже является само по себе нарушением условий договора Цитадели, к каким относится Рейнсвальд. Кроме того, формирование подобных сил уже дает нам право на превентивное нападение, вне зависимости от того, где и под чьим флагом они располагаются и подготавливаются… – Ваши действия можно трактовать законными ровно до того момента, как вы начали обстрел верфей, таким образом нанося непосредственный ущерб имуществу и подданным независимого порта. И наше первоначальное требование немедленно прекратить агрессию и начать отвод ваших войск из порта и с ближней орбиты, – твердо сказал посол, – в ином случае ваше поведение уже будет рассматриваться как акт агрессии против непосредственно Самрийских верфей, на какой мы вынуждены будем ответить. – То есть, таким образом, вы принимаете на себя протектор над остатками разбитых войск феодала Гельского, не так ли? – Эдвард почувствовал, что сейчас зацепил за что-то более конкретное, нежели чем простые общие фразы. Такая игра была опасной, проходя по самому тонкому лезвию, разделяющему состояние мира и войны между разговаривавшими сейчас людьми. И оставалось только надеяться, что и у посла хватит нервов и красноречия продолжать переговоры, а не вскочить с места с объявлением того, что говорить дальше нечего. Повисло напряжение, разрядившееся немного лишь тогда, когда посол снова заговорил, в этот раз все же пойдя на уступки.