Али быстро поняла, что никогда не сможет ненавидеть кого-то так, как старый король ненавидел Ночной Базар, – потому что никогда не сможет кого-то так бояться. А в том, что правителя страшили другой мир и магия, у девочки не было никаких сомнений: все торговцы ночи были объявлены вне закона и не считались достойными жизни в принципе. Любые дела с ними были запрещены и карались смертью. Когда Али узнала от Каза, что торговля с миром людей вообще-то не останавливалась ни на мгновение, она лишь мысленно хмыкнула. Чем жестче запреты, тем больше обходных путей. Ей ли, девчонке с улицы, этого не знать? Странно только, что об этом забывают короли. Но ходили и другие слухи. Будто давным-давно, когда старый король был еще молодым принцем, он пожелал заключить сделку с одним торговцем из Ночного Базара, но вел себя высокомерно и грубо, подослал своих приятелей избить проходника, потому что желал вести дела напрямую, без посредников. Больше ни на один зов принца Ночной Базар не отвечал. Мир нечисти не стал объявлять принца вне закона, а просто внес его в перечень людей, которые никогда – и это «никогда» в пределах вечности – не смогут заключать сделок с торговцами ночи. Конечно, этот перечень был не рукописный – он содержался, как и все знания и смыслы, в самой воле Ночного Базара. В легендах утверждалось, что принц в магическом мире приравнен к самому последнему нищему, который не может предложить взамен даже свою жизнь – потому что уже умирает от болезни духа, которая намного страшнее любой чумы. Али, стараясь успевать за быстрыми шагами своей сопровождающей, собралась с мыслями и все-таки решилась задать вопрос, который уже настойчиво вертелся в голове: – Но неужели нет взаимосвязи между личностью правителя и его политикой с количеством недовольных?.. Может быть, так много мятежников было не просто так, а… – как бы осторожно ни пыталась сформулировать вопрос Али, он все равно получился слишком уж прямым. Впрочем, до конца задать его она не успела – тюремщица перебила ее, презрительно хмыкнув. – Умная, да? – спросила она, и Али поняла, что отвечать не нужно. – Мятеж всегда мятеж. А любой правитель будет защищать свою власть. Да, его величество был жестоким и жестким. И не прощал неповиновения. Даже королева слова не могла сказать. Он истязал ее каждую ночь. Такая у него была страсть. Болезненная. Все делали вид, что не слышали ее криков из-за запертых дверей супружеских покоев. А ей даже о помощи было некого просить. Придворные только отводили взгляд, дескать, не замечают ни синяков, ни кровоподтеков на руках и ли це королевы. Иногда отыскивались смельчаки, которые пытались вести с королем переговоры, жаловались на нехватку чистой воды, голод, разбой в городах, разруху, бесправие, мародерство со стороны стражи – эти молодчики в белых мундирах могли буквально зайти в любой знатный дом и взять то, что приглянется. Эти графы и герцоги приезжали ему докладывать в надежде на покровительство и защиту его величества… Будто бы он не был в курсе! Король собирал армию, год за годом готовился к мнимой войне, был буквально одержим ею. Поэтому ему нужны были прикормленные солдаты. Он наделил их считай что безграничными полномочиями, создав полк настоящих зверей, ручных убийц. Взамен они были до смерти преданы ему, с ладони ели и бросались терзать по щелчку пальцев, не раздумывая ни секунды. – А что случалось с теми, кто приходил к королю за защитой? – Ну… Жены их так и не дожидались. В лучшем случае их просто забивали до смерти в подвале и сваливали в общую яму. В худшем, – тюремщица сделала паузу, – кидали сюда. Ну а здесь уже кто с ума сходил, кто заболевал от сырости и холода, кого съедали крысы… Самые крепкие дожидались палача. Али показалось, что тюремщица тяжело вздохнула. – Кажется, что вы довольно хорошо знаете дела тех дней… Вы служили старому королю? – озвучила Али догадку. Она решила использовать то, что ее собеседница неожиданно разговорилась. Может быть, эта беседа поможет в будущем смягчить ту участь, которая, возможно, ждет Али и Каза. – Все так, милая. Это было почетно. Когда только поступила на службу, я была совсем как ты и ничего не знала: ни о мятежниках, ни о пытках, ни о казнях, которым не было конца. Подвал замка до сих пор пахнет кровью, он просто омыт ею, иногда – в дни, когда король был особо неистов, – она даже начинала сочиться из-под дверей. Моя семья была слишком бедна: отец – калека, без ноги после давней войны; мать стара и слаба; все младшие померли в детстве, кто от лихорадки, кого лошадь затоптала… А у короля на службе – лучшее жалованье. Единственная возможность помочь своим старикам, сделать сытыми хотя бы их последние годы. Али вздохнула. Ей понятна была тяжесть, с которой тюремщица говорила о своих родных и желании сделать их жизнь проще. – Но неужели служить такому королю – разумная цена? – спросила девушка, уже не стараясь подбирать слова помягче. – Вначале, когда я поступила на службу, все было хорошо. Я охраняла дворцовые ворота и так заботилась о сохранении жизни короля. Я была ему предана – потому что это суть любой службы. Нескольких непрошеных гостей я… обезвредила. И зарекомендовала себя. Через два года меня перевели. В тюрьму. Не в эту – в другую; у старого короля их было по всему городу что твоих мясных лавок… Там меня обучили новому ремеслу: разговаривать с предателями, добывать информацию, признания. Пытать. Мучить. Казнить. Али прикрыла рот рукой, чтобы не издать ни звука, продолжая слушать дальше. – Скрыть от родителей не получилось. Жалованье стало больше – значит, и им я больше отсылала. В письме мать расспрашивала, как карьера складывается. Ну я и рассказала. Отец не выдержал. Не смог. Заявился к королю. Не знаю уж, как он на костыле-то, на какой телеге добирался, как выбивал встречу… Стражники другие говорили: пал ниц, молил избавить его дочь, ну то есть меня, от такой подлой должности, просил уволить из армии… Но король ему отказал. – Отказал?.. – Да. Его запороли кнутами в подвале в тот же день. Мать не выдержала горя – и вскоре тоже… ушла. Али наполнилась чужой болью. – Но почему ты осталась на службе? – Мне некуда было больше идти. У меня ничего не осталось – ни семьи, ни самой себя. Мои руки могли только бить, душить и держать оружие. У меня почти не осталось собственных мыслей и чувств – только готовность слушать команды. Я стала солдатом. И была готова вынести любую боль – даже боль от потери отца. Меня позвали в тот день в подвал. Стражники крепко держали меня, запрещали закрывать глаза – я должна была видеть каждую секунду смерти своего отца, потому что мой отец был мятежником. За каждый свой крик получала удар. И я перестала кричать. Король сломал меня, а потом собрал заново – и получил своего идеального воина. Этот разговор казался Али нереальным. Они вели его, не останавливаясь, и от размеренного ритма шагов словно укачало. Глаза не видели ничего, бесе да велась будто с пустотой, с доносящимся из мрака голосом. Девушка не заметила, как страх за свою жизнь и дрожь будто немного померкли от грубоватой искренности тюремщицы – шероховатой и бугристой, как стены этих казематов. Она рассказывала свою историю просто, не пытаясь скрасить, скрывать неприглядность, юлить или выглядеть лучше, и почему-то вызывала этим симпатию. – Вы говорите, чувств у вас не осталось. Но, мне кажется, это не совсем правда. Думаю, вы до сих пор злитесь на короля. – Да. Злость и ненависть – это то, что поддерживает во мне жизнь, – подтвердила она. – Я продолжала хорошо показывать себя на службе и в итоге возглавила тайную службу короля, а потом и эту тюрьму. Я и есть тюрьма. Я и есть злость. Это моя суть. Старого короля давно нет, а я – по-прежнему здесь. Он умел ковать верных солдат. В этом ему не было равных. Дальше они шли молча. Да, Али была наслышана от Илисса и жителей улиц о нраве короля, но и представить не могла, что его трон буквально стоял на вершине огромной горы искалеченных тел и загубленных жизней. В девушке вспыхивали, сменяя друг друга, гнев и страх. Тюремщица остановилась, поскрежетала чем-то железным – и Али ослепла от боли: вспыхнул факел. – А почему, кстати, вы не взяли с собой тот фонарь, с которым зашли ко мне в клетку? – Коридор тюрьмы должен быть полон тьмы. Ника кого света заключенным. Они должны потерять счет часам, дням, месяцам и годам. Им это уже не пригодится. К тому же человек, забывший, как течет время и как горит свет, всегда охотнее дает показания. – Так это пытка, – догадалась Али. – Как и всё здесь. Али хотела спросить, почему же тюремщица все-таки зажгла факел, но все стало ясно без слов: женщина сняла с пояса увесистую связку ключей, сделала еще два шага вперед, отомкнула замок и распахнула дверь. Али подалась вперед и, не веря своим глазам, бросилась в родные объятия, буквально повисая на Казе. – Ты в порядке? – одновременно спросили они и с облегчением выдохнули. Али чуть отстранилась от Каза, все еще обвивая его шею руками, и увидела привычную усмешку. – Это я планировал тебя спасти, – пояснил он. – И как успехи? Каз сердито посмотрел на нее, и Али поняла, как ей этого не хватало. Тюремщица права: в этом месте времени будто нет. Их не так давно разлучили – а казалось, прошла вечность. Али только сейчас поняла, насколько боялась больше никогда его не увидеть. От этой мысли вдруг стало неловко, и Али отпрянула от Каза – так же стремительно, как когда начала обнимать его. – Человеческие женщины странные, – заключил парень и наконец заметил тюремщицу. И сразу уточнил, чтобы знать, к чему готовиться: – Вы помогаете нам? Или ждать худшего? – Пока не решила, – ответила она, покручивая связку ключей на двух сложенных пальцах. Али только сейчас поняла, что не знает имени тюремщицы – что становилось неловким, особенно после такой откровенной истории, рассказанной ею. – Как вас зовут? – спросила Али и вновь почувствовала, как страх наполнил ее. – И почему помогаете? – Я Рази. И уже сказала: мальчик из Ночного Базара поможет мне попасть туда. Каз издал неопределенный гортанный звук. Али и Рази посмотрели на него. – Не хочу разочаровывать, – сухо и грустно произнес он. – Но теперь я мальчик не из Ночного Базара. Я застрял здесь, в мире людей. – А что, если я скажу, что знаю выход? – буднично спросила Рази. – Выход откуда? – всполошилась Али. – Точнее, куда? Точнее… Но тюремщица ее перебила. – Выход из мира людей – в мир Ночного Базара, – веско сказала она, хмыкнула и вновь начала покручивать ключи. Али готова была поклясться, что услышала, как громко и глубоко застучало сердце Каза. * * * …В комнату, о которой никто не знал, постучали. Но незваный гость не стал ждать приглашения – и дверь медленно распахнулась. Даркалион прыгнул вправо и загородил собой Шоллу. Девушка хотела возразить, что вообще-то это она служит королю, а никак не наоборот, так что и защищать должна она его – так велит логика неравноценности жизней. Но вошедший не испугал Дарка. Шолла увидела, как плечи короля опустились и расслабились. Покои погибшей королевы-матери Даркалиона и вправду были его тайным убежищем. Шолла стала третьим человеком, узнавшим о них. – Тирил, как я рад увидеть тебя! – воскликнул король. Молодой человек, стоящий в дверях, чуть поклонился. – Мой король, – учтиво и нежно поприветствовал он. Шолла поймала себя на том, что до сих пор держится за плечи Дарка, прячась за его спиной. Вряд ли у этой картины должен был быть свидетель. Девушка покраснела и медленно, чтобы не привлекать к себе особого внимания, убрала ладони и отошла в сторону. – Все никак не могу его отучить от этой привычки, – мягко улыбнувшись, прокомментировал Дарк, чуть подавшись к Шолле. – Он тоже, как и ты, страстный поклонник этикета. – Ваше величество!.. – хотел было возмутиться Тирил, но Даркалион вновь его остановил. – Ну сколько раз просить обращаться ко мне по имени, – вздохнул король. – Мы же друзья. Шолла заметила, что вошедший парень смутился, но довольно быстро взял себя в руки. – Прости, Дарк, – сказал Тирил. Король радостно кивнул, но вдруг насупился, словно только осознал все обстоятельства их встречи. – Но что ты здесь делаешь? – лицо Даркалиона стало суровым, и Шолла поняла, что так молодой король маскирует страх. – Мы же договаривались, что ты приходишь сюда, только если стоит вопрос жизни и смерти… Тирил, щелкнув каблуками, выпрямился по стойке «смирно». В горле служанки запершило плохое предчувствие. Краем глаза она увидела, как заострились скулы короля. Тирил, судя по всему, не только хороший друг, но и отличный солдат: следовательно, все распоряжения он исполняет неукоснительно. Если был уговор приходить сюда, только если встанет вопрос жизни и смерти, – значит, это тот самый момент. «В замке беда», – мелькнуло в голове у девушки. – Мы взяли их, мой король, – сказал Тирил. – Поймали мальчишку из Ночного Базара. – Девчонка была с ним? – с надеждой подавшись вперед, спросил Даркалион. – Да. По повисшему в комнате напряжению Шолла поняла, что это новость с двойным дном: судя по выражению лица короля, она была долгожданной – но Тирил стоял навытяжку и явно собирался с мыслями, как бывает, когда готовятся сказать что-то начинающееся с «но…». Тирил облизал губы и опустил глаза. – Но они сбежали… – еле слышно произнес он. Секунда, вторая, третья. Тишина была такая, что даже не звенела, а стрекотала. А потом раздался рев. И хруст. И вопль – раненого зверя.