– Ты змея и убийца, Люксен! Родом короля Фериса и светлой памятью своей матери я проклинаю тебя! – крикнул Даркалион и сделал стремительный выпад. Его движения были точными и сильными – с трех лет он каждый день обучался боевым искусствам и фехтованию и был трагически приучен к постоянным нападениям. Советник был медленнее, но явно опытнее и рассудительнее. Он легко и спокойно отражал атаки короля – неистовый лязг разлетался по мертвому саду и галереям. Даркалион был юркий, ловкий, словно танцевал: па, оборот, прыжок – плотная ткань мундира на рукаве Люксена разошлась, и тут же пространство открывшейся кожи наполнилось кровью. Словно не заметив, герцог сразу же пошел в уверенную теснящую атаку. – Почему? – крикнул Дарк, и в вопрос просочилась детская обида. Советник короля продолжал продвигаться, обрушивая на мальчишку град яростных выпадов. Даркалион отбивался с трудом, меч казался непривычно тяжелым и неудобным. Люксен дотянулся так близко, что срезал кончиком меча пуговицу на мундире короля, тот вовремя отклонился, но тут же, не успев отпрыгнуть, получил жалящее ранение в бедро – не глубокое, но сбивающее с ритма, а следом – удар ноги в грудь. Дарк повалился в сырые цветы, хрипя от злости и от досады (как глупо попался!), выронил меч и тут же задохнулся – Люксен наступил ему на ключицу. Даркалиона словно облило огнем – он инстинктивно схватился руками за сапог советника, чтобы хоть немного снизить давление, и понял, что сапог – темно-зеленый. Глянцевый. С тисненым золотым узором по мыску, за который именно сейчас он, Даркалион, и цепляется пальцами. Значит, все правда. – Я до последнего сомневался! – закричал Даркалион, позволяя всей ярости и боли выйти вместе с криком. – Я верил тебе! Я любил тебя! Ты мне был как отец! – О боги солнца! – простонал Люксен сверху. – Прав был Ферис: ты ужасный мямля. Ненависть, словно кипящее олово, заполнила Даркалиона. Гнев дал ему новых сил, и молодой король рывком отъял сапог герцога – тот пошатнулся и отпрыгнул на одной ноге, чтобы сохранить равновесие. Юноша, схватив меч, вскочил. Он чувствовал, какой мокрый, холодный и грязный его мундир на спине; чувствовал, как болит и сочится кровью проткнутое бедро; как гудит грудь от тяжелой ноги – а боль ше не чувствовал ничего, кроме неистовой ярости, затопившей его. В несколько мощных ударов молодой король оттеснил советника, прижал к стене галереи и, не сомневаясь ни секунды, воткнул меч ему в ступню, пронзив сапог насквозь и пригвоздив Люксена к земле. Герцог завыл, как подстреленный волк, и Даркалион вырвал клинок из его ослабевшей руки. – Как ты узнал? – просипел тот сквозь волну дикой боли, не в силах разогнуться. – Сапоги, – Даркалион нажал на эфес вогнанного в ногу меча, и Люксен вновь завыл. – За неделю до взрыва, в день, когда отец зачитывал генералу твою угрозу, я прятался под столом, и сапоги присутствующих – все, что я видел. – Это мои любимые, – процедил советник и взвизгнул: – Пятнадцатый год ношу, кожа новорожденного теленка, ручная роспись! – А потом пришел ты, – продолжил Даркалион, увидев герцога совершенно новым – жалким в своей мелочности. – Чтобы порадоваться. Отец считал тебя братом. А ты предатель. – О нет-нет-нет, – Люксен наконец выпрямился, и улыбка страшным провалом разверзлась на его потном бледном лице. – Я политик. Настоящий. Такой, какого никогда не было ни в этом замке, ни в этом королевстве. И не будет, – он горько сплюнул. – Ферис был жесток, прекрасно жесток – лишь бы терзать, подавлять, отбирать. Но и у этого человека-горы была своя ахиллесова пята. Он оказался не просто обидчивым, а готовым пронести обиду через всю жизнь, все подчинить ей. – Я не понимаю, о чем ты. Какая обида? Вы были братьями! – Совершенно верно. Мы смотрели на вещи абсолютно одинаково – во всем, кроме одного. Мы по-разному относились к нашим… соседям. Если у тебя под боком магический мир с дикими законами – держи ухо востро. Мы с Ферисом одинаково ненавидели этих тварей – торговцев Ночного Базара, – губы Люксена презрительно искривились. – Я хотел стереть их с лица земли, а твой отец – увы, хотел завоевать и заставить служить себе. Это была его гранд-идея маленькой победоносной войны. К ней и готовился всю жизнь. Он ненавидел магических существ, но преклонялся перед их силой. Я пробовал отговорить, переубедить, но нет – старый король был упрям как осел. Вояка, сам знаешь. – И поэтому ты просто решил убить его? – Именно так. Я не мог допустить, чтобы какая-то нищая нечисть расхаживала по моим улицам, гремя своими волшебными побрякушками. – Ты просто безумец! Чем мешают тебе жители другого мира? Я не много о нем знаю, но видел Каза – ты сам привел его сюда, – и он… Он иной! Но обычный. Да, у них там свои законы и правила – но они есть в любом государстве или мире, и важно, что никто не властен их осуждать… Это же так просто и очевидно. Чужое – не твое. Для этого и воздвигнуты границы. Люксен глубоко вздохнул и сочувственно посмотрел на Даркалиона. – Мой дорогой мальчик, воистину ты унаследовал самое худшее от своих родителей. Я не знаю, где ты начитался этой воздушной философии, но напомню тебе, если позабыл, что твой дорогой Каз, представитель именно соседнего мира, буквально попрал устои нашего государства. Лишил тебя невесты, жены, счастья обладания ею, продолжения рода и мужской чести. – Ты же его сам сюда и привез! – О да. Я знал, чем занимается втайне Никола, с кем встречается. И знал, что ее ухажер – с той стороны. И что преподнес ей необычный подарок. Я сразу понял, что у невесты короля завелся любовник из мира тварей, а это не просто сильная карта, это – козырь! Осталось только понять, когда и как его выложить. А потом судьба была ко мне столь благосклонна, что в замок к моему приятелю герцогу – еще один рохля и нюня – заявился мальчик из Ночного Базара, ищущий тот самый кулон, что подарила эта мерзкая ящерица твоей невесте. Прекрасный повод свести вас всех вместе и возобновить кампанию против Ночного Базара. Но все получилось даже лучше, чем я ожидал, – советник оскалился. – Ты сам пустился в погоню за мальчишкой, совершенно спятив от злости и ненависти. А хочешь, я раскрою секрет? Даркалион почувствовал, как накатывает тошнота и слабость, но продолжал прямо и твердо смотреть в глаза Люксена. Внутри молодого короля клокотала такая злость, что невозможно было вымолвить ни слова. Злился юноша в том числе на себя – за то, что не смог ни понять, ни заподозрить: он давно стал безвольной марионеткой. – Судя по твоему полыхающему гневом взору, хочешь, – продолжил герцог. – Да ни в чем тот мальчишка не виноват. Твоя одержимость – это одержимость не восстановлением справедливости, а своей неудачей. Никола бы все равно сбежала – не в вечер помолвки, так днем позже. Она терпеть тебя не могла. Потому что ты слабак, червь и мямля. – Замолчи! – Даркалион наотмашь ударил Люксена по лицу. Тот потер челюсть и хрипло рассмеялся. – Твое рождение изменило все, – внезапно сказал он. – Ферис знал, что его жена больше не сможет иметь детей. С самого начала ты был последней и единственной надеждой. И огромным провалом. Он растил тебя в строгости, чтобы воспитать преемника – такого же сильного лидера, как и он сам. Вот только у него не вышло. Сложно лепить из испорченной глины. – Объясни мне, Люксен, – медленно произнес Даркалион, стараясь не реагировать на больно ранящие фразы, – если ты такой прекрасный политик, где твоя армия? Где наемники в белом? Почему я еще жив? Никто так и не смог убить меня, хотя нападений было бессчетное количество. Ты точно уверен, что за тобой есть хоть какая-то сила? Советник засмеялся, запрокинув голову. – Ты не просто мямля, но еще и глупец! – крикнул он, и глаза его зажглись страшным холодом. – Они здесь! Всегда здесь! Нет никаких наемников в белом, мальчишка! И нет никакой королевской армии! Есть только мои воины, играющие роль стражников и гвардейцев и по команде надевающие белую форму. Никто и никогда не пытался убить тебя по-настоящему – иначе я бы просто оставил тебя задыхаться под грудью душегубки Рази сразу после взрыва. Они славно занимали твой досуг и голову, исподволь уча тебя страху и недоверию, а в оставшееся время помогали мне зачищать наше королевство от существ из Базара. – Но… – Даркалион отшатнулся. – Зачем… все эти годы?.. – Это просто часть моей педагогической концепции, – сухо сказал Люксен. – Бей, чтобы направить развитие в нужное русло. Ну и где я был не прав? Передо мной не король, а истеричка, лишенная воли, не умеющая видеть реальность, загнанная в своем испуге и вечном унижении. И всегда согласная со мной. К тому же я не убийца, а игрок. «Ты был мне как отец», – передразнил советник. – Ну конечно, был. И есть. Обнимемся, сын? Герцог вновь надел маску добродушия и тепла и отечески распахнул объятия. Даркалион застыл, вновь не понимая, где правда, а где ложь, и этого мгновения было достаточно, чтобы Люксен рывком вытащил меч, вогнанный сквозь его сапог и ступню в землю, и, поджав ногу, сделал резкий выпад. Когда острие было уже в миллиметре от гортани молодого короля, движение герцога вдруг осеклось, его кисть ослабла, и меч повалился в траву. Люксен захрипел и осел. Справа в груди, чуть ниже плеча, торчал кортик, вошедший по рукоять. – Вы арестованы за нападение на короля и измену короне! – раздался благородный чеканный голос. – Вас ждет трибунал. Даркалион обернулся: Тирил! – Дорогой друг! – радостно воскликнул молодой король и просиял: из-за широкой спины офицера выбежала взволнованная и румяная Шолла и, отставив всякие сомнения и приличия, бросилась в объятия своего возлюбленного. Даркалион обхватил ее и прижал – крепко, но нежно, сгорая от нового чувства. Он вдохнул полной грудью: как сладко! – Я так испугалась, – прошептала девушка. – Теперь тебе нечего бояться, – отозвался Даркалион, глядя, как Тирил связывает руки хрипящего Люксена. – Я уверен, что все плохое позади. Глава 17 За те полторы ночи, что Хозил без устали работал над противоядием, Ночной Базар совсем потерял свои краски, будто опустел. Раньше времени пришла фаза темной луны, которая почему-то теперь не заканчивалась. Мир магической торговли заволокло тревожными сумерками. Шатры потемнели, словно ссутулились. На площадях не было никого, только потемневшие кабиллы, упавшие из чьей-то корзины, гнили в холодных пятнах луж, растекшихся по булыжным мостовым. Столь редкий здесь дождь теперь лил без остановки. Холд то и дело выглядывал на улицу и застывал, приоткрыв полог. Любимый мир было не узнать. «Он умирает, – бились страшные слова в голове демона. – Времени совсем нет». Хозил перелил получившуюся жидкость через воронку в большую колбу, плотно закупорил ее, обернул бумагой и тряпьем и положил в небольшую сумку, которую перевесил себе через плечо. – Я знаю, о чем ты хочешь спросить, – уставшим голосом сказал лекарь, перехватив взгляд демона. – Я сделал абсолютно всё, что мог. И даю гарантию в девяносто процентов. Но, сам понимаешь, в обстоятельствах буквально полевой операции сложно ручаться полностью. Мы теперь можем только надеяться. И верить моим рукам. – Я верю им, маг, – решительно сказал Холд. – Отправимся же скорее. Они покинули шатер лекаря, и Хозил вдруг горестно и даже скорбно обернулся. Позволит ли Ночной Базар вернуться домой и жить прежней славной жизнью? Или все изменилось навсегда? Или уже совсем кончено? – Ох, ну и погодка, только надежды на будущее хоронить, – сквозь зубы сказал маг, чтобы приободриться, но лишь зябко поежился. – Ну, Ночной Базар, если все удастся, ты крупно мне задолжал, понял? – Мне кажется, он больше не слышит, – обронил демон. Чтобы выйти на дорогу, ведущую в Светлый лес, нужно было, как назло, пересечь все площади. – Будь у меня сердце, оно бы кровью обливалось, – заметил Хозил, проводя рукой по мокрым волосам. – Я просто не узнаю эти места. Пойдем быстрее. Дальше шли молча. «Опять тишина», – подумал Холд. Он, кажется, узнал много ее качеств за последние лу́ны. Тишина напряженная; тишина отчаяния и бессилия; тишина, тяжелая от воспоминаний. Теперь вот тишина трагическая, будто замершая перед печальным финалом. Будто услышав его мысли, небо Ночного Базара поглотило тучами луну и вместе с ней звезды – и стало темно. – Ну вот, кажется, Светлый лес больше не светлый, – сквозь неестественный смешок сказал Хо зил и создал на ладони маленькую сферу-фонарик, разбившую мрак на несколько метров вокруг. Он посмотрел на нее, и она вспорхнула с руки и замерла над его плечом. – Эдак ты научился, – не без гордости за друга сказал Холд. – Это точно. Я теперь уже не тот травник-простак, что был раньше. Лес не просто больше не был светлым. Кажется, что мрак из другой половины его чащи, брошенной на произвол Ширитой, теперь царил и здесь. Демон ощущал, что даже воздух стал плотнее. – Надо продираться к ручью, – скомандовал Холд. – А ты найдешь его? – с опаской спросил Хозил. – Найду. Лесная королева угасала, вместе с ней угасал Ночной Базар, став уязвимым, безвольным. Но он, демон Холд, теперь был силен как никогда – и дело не только в кулоне, полном энергии. Он чувствует, что этот мрак еще не сгустился полностью, сквозь него можно пройти к месту, где брезжит слабый свет. И он приведет туда своего друга лекаря, чтобы в последние минуты жизни мира попробовать все исправить наперекор темноте. Госпожа Ветряной Клинок была не просто хозяйкой половины леса – она была хранительницей порядков, жизни и границ Ночного Базара. У них было одно сердце на двоих. И совсем скоро оно может остановиться. Тогда границы исчезнут окончательно, и их особенный мир станет просто очередной точкой на большой скучной карте. Что станет с существами, которые жили здесь под луной и вели торговлю по своим правилам, когда люди узнают об их близости и, что важнее, об их смертности? Да, как только рухнет великий порядок, скрепленный мудростью Ночного Базара, вся жизнь здесь станет подчиняться правилам другого мира – большего, поглощающего. Холд многое слышал о людях и даже представлять не хотел, какие сценарии возможны. По спине бежал парализующий холодок от одной только мысли, что всей нечисти придется учиться жить заново – под солнцем, без возможности принять истинное обличие, в рабстве или гонимыми. И что не у всех получится. – Знакомый запах, – вдруг сказал Хозил и остановился. Сфера над его плечом тревожно замерцала, раскидывая искорки.