Может быть, я чувствую себя неуверенно. Может быть, я ненавижу это. — Пенелопа, ты знаешь, что ты достаточно хороша, верно? Ты идеальна, и для меня неважно, как ты выглядишь. Она поворачивает голову и пряди волос ударяют ее по лицу. — Да? Я хватаю ее запястье, останавливаясь перед школой. Я поднимаю очки, которые она при всех изменениях, еще не выбросила, и смотрю в ее глаза. — Да. — Именно поэтому ты куришь с Пеппер Хилл каждый день за школой, потому что я достаточно хороша? Я ухожу с первого урока на десять минут раньше и бегу по пустому коридору к классу Пенелопы по английскому. Я жду за дверью, засунув руки в карманы. Чувство вины, как свинец в животе, и паника отдает дрожью в руках. Звенит звонок, и меня отталкивают на ряд шкафчиков позади меня, где я жду, когда Пен выйдет из класса. Невысокая девушка в очках, высокий парень в кожаной куртке, и один парень из резервации выходят первыми, затем еще двадцать человек, которые кажутся размытым пятном. — Это мой шкафчик, парень, — кто-то говорит в мою сторону. Я двигаюсь в сторону не глядя, проходящий мимо студент задевает меня плечом. — Извини, — мямлит кто-то еще. Мой следующий класс на другой стороне кампуса. Мне нужно выдвигаться в ту сторону уже сейчас, если я хочу успеть занять свое место до второго звонка. По мере того как приближается окончание школы, я не могу позволить себе опоздать. Мои оценки высокие, но я попал в класс отличников. Высшая школа и мои цели на будущее — колледж и медицинская школа, сейчас находятся в тени моего разбитого сердца и предательства, которое пересекло покрасневшее лицо Пен после того, как я признался, что провожу время с Пеппер. Народ начинает исчезать в узком коридоре. Другие ученики начали заходить внутрь класса, а Пенелопа все еще не вышла. Не удивлюсь, если она справилась без меня или вообще она ушла из школы, пока я страдал на протяжении урока обществознания. Последний студент покинул класс, уткнувшись носом в книгу, не смотря куда он идет. Я хватаю его за локоть и чуть не пугаю его до смерти. — Пенелопа Файнел все еще там? — спрашиваю я. Он толкает очки в проволочной оправе нос и говорит: — Кто? Отпихнув его прочь, я направляюсь в класс и нахожу ее сидящей в дальнем углу. Ее голова лежит на сложенных руках, очки лежат рядом и, судя по устойчивому дыханию, она спит. Я подхожу к столу и встаю на колени рядом с той, которая владеет моим сердцем, улыбаясь при звуке мягкого храпа Пен. — Ты можешь попросить ее сдвинуться? Это мое место, — спрашивает какая-то девка писклявым голосом. Я не заморачиваюсь, чтобы посмотреть наверх и убираю пряди волос с лица Пен. Ее губы приоткрылись, и глаза двигаются за веками, покрытыми сетью синих вен. Раскрывая очки, чтобы Пен могла сразу их надеть, я шепчу ее имя. — Просыпайся, малыш, — говорю я тихо. Ее ресницы трепещут при звуке моего голоса. — Давай, Пен. Мы должны идти. Она садится и вытирает уголок рта тыльной стороной руки. Макияж, который она никогда не наносила, размазался под ее сонными глазами. Она забирает у меня очки и надевает их, даже не протерев. Мы единственные студенты, находящиеся не там где должны, и ни один из нас не говорит ни единого слова, пока мы не останавливаемся посреди коридора. Ее следующий урок будет проходить в одном, мой — в другом конце кампуса. — Хочешь, я провожу тебя в класс? — спрашиваю, не зная, имею ли я сейчас право прикоснуться к ней или нет. Поэтому я хватаюсь руками за лямки своего рюкзака. — Я не инвалид, Диллон, — говорит она, поворачиваясь, чтобы отойти от меня. — Зачем ты мне это говоришь? — спрашиваю, ловя ее запястье. Такое ощущение, что я смотрю на человека, которого не знаю. Она освобождает свою руку и делает два шага назад. — Может быть, мы должны расстаться, — говорит она холодно, без эмоций на лице, но слезы начинают стекать из-под ее фиолетовых линз. Сокращая пространство между нами, я беру ее лицо в ладони и стираю ее печаль пальцами. Я сгибаю ноги в коленях так, чтобы наши глаза находились на одном уровне. Как жаль, что она не оставила свои очки дома. — Мы не расстанемся, Пен. Не из-за этого. Мне жаль, что я не сказал тебе про Пеппер, но я клянусь, что это ничего не значит. Она качает головой, облизывая губы и тем самым стирая этот отвратительный блеск. — Может ты понял, что ты слишком хорош для меня? — Это не так, — говорю я, притягивая ее к себе. Ее руки обвиваются за моей спиной, и я наклоняю ее голову назад, чтобы поцеловать в уголок губ. — Пожалуйста, не делай этого, — я прошу, зажимая ее нижнюю губу между зубами, прежде чем поцеловать. Это занимает всего лишь момент, но наши губы соединяются. Пальцы Пенелопы сжимают мою рубашку, и я скольжу руками в ее волосы. Огромная потребность течет в моих венах, согревая тело изнутри, пока я не начинаю чувствовать, что скоро взорвусь. Двигаясь ртом вниз по ее шее, я медленно толкаю ее, пока она не упирается спиной о стену. Я прижимаюсь поцелуем в нежном месте под ее ухом и шепчу, задыхаясь: — Почему ты не понимаешь, что именно ты, слишком хороша для меня? Новый внешний вид Пенелопы приносит новое внимание. Те люди, которые называли ее странной последние четыре года, вдруг посчитали ее достойной разговора. — Милые очки, — говорит ей кто-то, когда мы идем по коридору. — Мне нравится твой цвет волос, — восторгаются некоторые, — где ты это сделала? — Что это у тебя за блеск такой, Пенелопа? Серьезно, он смотрится потрясающе, — говорит Пеппер, останавливаясь за нашим столом во время обеда. Ее губы изгибаются в ухмылку, и она подмигивает мне подавая знак, перед тем как уходит, отбрасывая волосы. Я знаю, что это неправильно, но я все еще нахожу время, чтобы улизнуть, и выкурить сигарету или две между уроками с Пеппер. Я даже дал ей денег, чтобы она достала мне собственную пачку по своим связям. Это единственное, что у меня есть личное. Мне нужно временное облегчение от постоянного сумрака из-за постоянного нахождения с тем, кто страдает депрессией. Впитывая внимание, улыбки и фальшивый смех, Пенелопа пользуется этим. Она обменивается номерами с некоторыми девочками из нашего класса и строит планы о просмотре фильма с группой других. Но, как только заканчиваются уроки, остаемся только я и она, и вся игра прекращается. Она выкидывает бумажки с номерами телефонов в мусорное ведро, и не собирается идти в кинотеатр. Я не знаю, то ли из-за того что она старается всю неделю, то ли из-за того, что она притворяется не той, кем она является, но ночи и выходные дни, просто кошмарны. Она не только грустная, она полна ярости и с ней невозможно справиться. — Ладно, я позволю тебе увидеть меня, — непредсказуемая и ненасытная, она пытается засунуть руку в мои шорты. Пен и я прячемся от апрельских ливней в пещере, спрятанной у подножия Кастл Рок. Я целую ее пока не начинают кровоточить губы и трогаю, пока она не начинает сотрясаться подо мной, цепляясь за мои руки и бока. После того, как мы проводим день полуголыми и становимся измотанными, бессонница врезается в меня, и все, что я хочу сделать, это закрыть глаза. Но Пенелопа бодрствует и просит больше. — Мы можем просто отдохнуть некоторое время? Я не спал всю ночь, — я лежу спиной на холодном песке и пробегаю рукой по волосам. — Я тоже! — усмехается она. — Очевидно, — говорю я, глядя в потолок пещеры. Она бросает горсть песка на меня, крошечные гранулы падают в мои волосы и глаза. Я сижу, выплевывая песок изо рта и убирая его с лица. — Почему ты не хочешь секса со мной? — спрашивает она, бросая новую горсть. — Ты боишься? — Прекрати, — говорю я, вытряхивая песок из волос. Она кидает песок в меня прежде чем выйти из нашего укрытия. Проходит время, прежде чем мои глаза перестают слезиться, и я снова вижу. Я укладываю наши одеяла и фонарики в рюкзак и выхожу. Пен на полпути вниз по пляжу и бежит, но я и не гонюсь за ней. Часть меня хочет вернуться в пещеру и не вылезать из нее, пока я не посплю как минимум двенадцать часов, но я заставляю ноги двигаться по мокрому песку сквозь дождь к дому. Эта дорога, кажется заняла несколько часов, и я едва двигаюсь к тому времени, когда подхожу к дому. — Ты ничего сегодня не заработал парень, — говорит тренер Файнел со своего крыльца, в руках он держит небольшую пачку шоколадно-ореховых конфет.